Словене против словен, стрелки-меряне прот
ив мерян Ц и любой точно так же перешибет стрелой волосинку, снимет крас
ную шишку с самой высокой елки в лесу. Другая половина Ладоги, давно уже по
решившая: кто лучшая защита городу и Земле, тому ими и володеть!
Могли бы они просто закидать сгрудившихся стрелами, а и немного понадоби
лось бы стрел! Так сделали бы, застав разбойника на добыче, разбойнику ува
жения нет. Ныне враг иной, и честь ему иная…
А немногочисленные Вадимовы люди выстроились искусно: подходи первый, к
то не боится! Тут-то Ратша-оборотень отличился опять. Разбежавшись, взвил
ся в стремительном прыжке едва не выше голов! Только стрелы знай втыкали
сь во вскинутый щит. Разом на два копья принять его не успели, одно же, выст
авленное навстречу, он перерубил на лету. И пал коленями на грудь кому-то
из оборонявшихся. Покатился с ним по земле… А следом, по нему, через него, у
же врывались побратимы, рубили налево и направо, перенимали победу…
Ладожский князь смотрел на все это из-под стяга, крепкой десницей смиряя
рывшего землю коня. Не ему, вождю, помогать рубить обреченных. Отражалась
в зрачках почервоневшая поляна и отряд смельчаков, быстро таявший в нера
вном бою. Князь глядел сумрачно, не радуясь победе. А чему радоваться? Вот
замирить бы их да вернуть в Ладогу, его, Рюрика, руку держать…
Когда все кончилось, князь опять подозвал к себе Ратшу. Тот подъехал весе
лый, на злом боевом жеребце: рассеченный подбородок в крови, левая рука, по
порченная в битве, небрежно замотана… Рюрик сам надел ему на шею плетену
ю серебряную гривну:
Ц Все бы так удалы были, как ты! Я теперь дальше пойду, а тебе дело иное: нын
е взятых назад в город сведешь…
Зимними глазами глянул на него Ратша.
Ц За что, княже, срамишь? А не так уж я и ранен, коли ты о ране моей больше мен
я скорбишь!
Седой князь расправил пальцем усы.
Ц Не наказание тебе, но честь! Ты, ведаю, с бережением доведешь, у тебя не р
азбегутся. Да проследишь там, чтобы поступили с ними по уговору. Ступай!
Пленники, десятка полтора израненных бойцов, молча стояли и сидели на вы
топтанной, обагренной траве. Никто из них в бою не просил о пощаде, им пода
рили ее непрошеную, за мужество в награду. Немного попозже всем позволят
умыться и перевяжут, потому что отчаянный враг заслуживает заботы. Кто э
того не разумеет, тому не для чего цеплять к поясу меч, все равно толку не б
удет. Однако плен есть плен, и они жались друг к другу, еще не остывшие, не от
ошедшие от боя. Плечами подпирали ослабевших и без жалоб готовились прин
ять свою судьбу.
Ратша подлетел к ним соколом. Кто-то вздрогнул: сейчас выдернет меч да при
мется рубить, тешась над безоружными. Ратша-оборотень таков, все его знал
и. Но он осадил белого коня, взметнув его на Дыбы. И поднялся в стременах.
Ц Есть тут кто именитый? Про тех телега приготовлена. В Ладогу пойдем!
Пленники стали переглядываться, но вперед никто не шагнул. Лишь один мол
одой парнишка, ясноокий корел, подтолкнул было плечом бородатого мужа, с
тоявшего в окровавленной словенской рубахе. Тот, безликий от ран, так и ка
чался. Но сыскал силу твердо воспротивиться товарищу, не дал вывести себ
я вперед. Ратша и не заметил.
Ц Ладно! Ц сказал он. Ц Нету так нету, шагайте пеши!
И вот после полудня они тронулись в неблизкий путь: Ратша на коне, пленник
и, телега с добычей и пешцы-шестники Ц для пригляду. Когда скрылись из гл
аз, Рюрик повернулся к своему воеводе Ц как и Ратша, молодому летами, но у
же с сединою в висках, с пятнами ожогов на шее и лице.
Ц Что скажешь, Вольгаст? Ц спросил князь. Ц Вижу ведь, опять недоволен.
За что не любишь Ратшу?
Варяг Вольгаст помолчал, гладя пальцами круглую пряжку ремня. Потом сказ
ал так:
Ц Жесток он, княже, невмерно. Безжалостен. Да и слушает тебя одного, Ждан Т
вердятич ему не указ. Вот и боюсь Ц беды не случилось бы…

2

Частые звезды ровно пылали в холодной небесной черноте: стояла, может, са
мая последняя ясная ночь перед осенними непогодами. Молодой корел лежал
под этими звездами и временами засыпал от усталости, но ненадолго: тут же
вздрагивал, вновь открывая глаза, чудилось Ц зовут… Приподнимался на ло
кте, силился разглядеть впотьмах лицо лежавшего рядом. У израненного вои
на оба глаза прятались под повязкой и сипело в груди, но губы под усами ост
авались сомкнутыми: нет, не звал.
Корел привычно сворачивался клубочком на влажной лесной траве и смотре
л, моргая белыми ресницами, на далекие звезды. Вот приведет их этот Ратша в
свой город Ладогу, и что тогда? Не иначе Ц убьют, принесут в жертву грозны
м словенским Богам. Сказывают люди, куда как горазды эти Боги полакомить
ся жаркой кровью молодых, сильных телом врагов…
Корельскому охотнику меньше других досталось в бою. Надо думать, его пер
вого и подведут к деревянному Перуну, вытесанному из почернелой колоды,
и страшный Бог грозы и войны наклонится над ним, заслоняя ясное небо. И ста
нет это последним, что увидят его живые глаза…
А потом его тело будет лежать где-нибудь в серой лесной земле, не покрытое
ни крашеной берестою, ни деревянной крышкой, и никто не позаботится креп
ко связать его, чтобы Калма-смерть не сумела выбраться наружу и не стала р
азгуливать по лесам и ягодным болотам… и плоть будет отпадать от костей,
пока наконец вовсе не смешается с зелеными мхами, не прорастет корнями д
еревьев и травы… И девчонка, которая могла бы ему улыбнуться, равнодушно
пройдет мимо с белым берестяным ковшичком для воды, с плетеной корзинкой
для румяной морошки. И его бестелесная душа будет вотще шептать светлоо
кой, что это он, Пелко, лежит здесь в земле. Ей лишь покажется, что волосы тро
нул шаловливый лесной ветерок…
Ну как тут хоть раз не шмыгнуть носом от жалости к себе?
Ц Пелко!.. Ц внятно позвал лежавший подле него. Ц Пелко, спишь?
Корел взметнулся из полусна. Потянулся к соседу, осторожно положил руку
ему на грудь?
Ц Звал, боярин? Худо тебе?..
Тот помолчал, тяжело дыша, потом прошептал по-прежнему внятно:
Ц Ныне помирать стану. Не до Ладоги же тебе меня на закорках тащить.
Пелко так и отшатнулся сперва. Потом припал к товарищу, обнял:
Ц Я крепкий! Не в тягость мне!..
И говорил, говорил что-то еще, а у самого сердце уже тонуло в черном омуте п
устоты, ибо знал: не стал бы тот заговаривать о последнем, если бы не чувст
вовал Ц пришел черед. Так-то вот Ц и не удержишь ни просьбами, ни ласковы
м уговором, не поможешь никаким словом, кроме ведовского. Да ведь не вышаг
нет бородатый кудесник из-за ближней сосны, не ударит резным посохом в гу
лкую земную твердь, отгоняя беду!.. Не сказка сказывается Ц быль совершае
тся, и не оборвешь ее, страшную, на полуслове, чтобы не пугала, не придумаеш
ь сам доброго конца…
Боярин с натугой приподнял руку, пошарил впотьмах.
Ц Ты, Пелко, на-ка вот, возьми… прибереги пока. Доченьке передашь… Всесла
вушке… с собой мне дала… счастливое, говорила…
Он держал в пальцах тонкое серебряное колечко Ц как раз на девичий паль
чик. Пришлось Пелко проглотить немужские слезы и ответить твердо, по-охо
тничьи:
Ц Передам, боярин. Ты отцом мне был.
Тот ловил воздух губами.
Ц Водимой моей не проговорись, смотри… Не хочу, чтобы знала. Всеславушку
несмышленую жаль… кто ж ее теперь-то оборонит…
Думал, наверное, что один корел его слушал. Не видел, как рядом приподнимал
ись тени, Ц весь полон принимал его смертную волю, И не только они, но и вои
ны-сторожа, кто не спал.
Пелко все-таки не выдержал, захлебнулся слезами, что было мочи сжал кулак
и:
Ц Я обороню!
Ц Ты, Ц усмехнулся боярин. Хотел добавить Ц сам птенец еще, в гнезде теб
е, желторотому, сидеть, под крылом… Но сказать не успел: умер.

Утром, задолго до света, Ратшу разбудил его конь. Фыркнул над ухом, топнул
копытом, и Ратша мигом оторвал голову от брошенного наземь седла. Не бало
вал мудрый конь, не проказить к хозяину подошел. А не раз и не два было уже т
ак, что чуял он ворога прежде всех сторожей!
Ратша огляделся. Серые сумерки едва рассеивали мрак, костры давно прогор
ели, однако опытный воин и в потемках понял почти сразу Ц опасности нет. Р
атша поднялся и больше на слух пошел туда, где устроили взятых в бою.
И немедленно угадал, отчего беспокоился конь. Один из пленников, высокор
ослый, могучий, лежал так неподвижно, как никогда не лежит никто живой. Выт
янулся, приник измученным телом к ласковой мягкой земле Ц и столь крепк
о уснул, что даже плащ не колебался на широкой груди… Будто орел, которого
жестокий охотник озорства ради разлучил с вольными небесами! Свистнула
шальная стрела Ц и оборвался полет, и в ужасе отпрянула осиротевшая выс
ь, и хмелем-травой прорастают гордые крылья, распластанные в пыли!..
Мальчишка-корел молча полосовал лесной серозем длинным охотничьим нож
ом, готовя могилу. Когда подошел Ратша, он не повернул головы.
Ратша откинул плащ с лица умершего, оглядел спокойные и вроде бы даже нас
мешливые черты. Насмешливые оттого, что этот воин ни в жизни, ни даже в сме
рти так и не признал себя побежденным… Ратша нахмурился. Ведал же, что зна
комец был перед ним Ц ладожанин из Вадимовых гридней, Ц а признать, скол
ько ни старался, не мог. Мешала отросшая борода, мешали спекшиеся повязки,
следы ран и сама смерть, всегда меняющая лицо.
Ну добро! Ладно с ним, с именем, все видели, этот доблестно бился, тяжкий сты
д бросить непогребенным такого врага. Ратша протянул руку поправить ему
разорванный ворот и тут приметил на шее мертвого драгоценную гривну кру
ченого позолоченного серебра: еще куда получше той, что князь Рюрик пода
рил накануне ему самому.
Ц Вот как! Ц удивился он вслух. Ц Да тут муж непростой!.. Что же он на теле
ге-то ехать не захотел, жив был бы теперь!..
Люди подходили один за другим Ц и победители, и полон. Лишь корел все так
же работал, не глядя по сторонам. Ратша покосился на него и припомнил, что
эти двое еще вчера были неразлучны: хоробр-словенин, еле тащивший ноги ле
сной тропою, и мальчишка, все оберегавший, все подпиравший воина угловат
ым плечом… Ратша нагнулся и за шиворот выволок корела из ямы.
Ц Это кто умер ночью? Как величать?
Белобрысый волчонок глянул исподлобья:
Ц А не скажу тебе!
Ратша не пожалел больной руки, приласкал парня сразу обоими кулаками Ц
в лицо и в живот. Мог бы совсем вытряхнуть душу, но на первый раз пощадил. Пе
лко свернулся комочком на траве-мураве возле его ног, стал кусать слежав
шуюся сосновую хвою, с хрипом размазывать зелень худой мокрой щекой… Он
даже не пытался подняться.
Ратша обвел взглядом полон, и всякий видел: начнешь перечить Ц уляжешьс
я тут же.
Ц Кого хоронить думали, спрашиваю?
Никто не опустил перед ним глаз и не ответил. А ведь не могли не то, что пост
оять за себя Ц даже убежать.
А пропади они все! Ратша с трудом усмирил в себе подымавшуюся ярость и пош
ел к своему костру, неся покалеченную руку в здоровой: растревоженная ра
на возгорелась огнем. А не корел ли это изловчился полоснуть его в бою?..

3

Когда они пришли в Ладогу, с низкого неба сеялся дождик, совсем осенний, ме
лкий, печальный. Однако чьи-то глаза издали высмотрели шагавших опушкою
леса, и весть быстрее птицы полетела со двора во двор: идут! Идут!.. Ибо многи
е, кто держал руку князя Вадима, кто ушел с ним к Ильменю богатства-счасть
я искать, оставили в Ладоге семьи. Вот и спешили навстречу женщины, загодя
утирали слезы, приглядывались на бегу Ц не видно ли среди полоненных лю
бимого жениха, брата, отца? Иным везло. Двое мужчин уже гладили по плечам п
лачущих жен, и заросшие лица кривились в неловких усмешках. Шестники с ко
пьями им не мешали. Сами все ладожане и с теми, кого привели, жили порою заб
ор в забор. Случалась рать Ц и ратились честно. А после-то что кулаками ма
хать?..
Пелко, в стольной Ладоге никогда не бывавшему, все хотелось испуганно съ
ежиться, спрятаться за спинами словенских друзей. Удерживался с трудом.
Это сколько же здесь было дворов, и каждый Ц что широкая поляна в лесу! Ск
олько добротных, красиво и по-разному отделанных домов! А народу, народу-
то!.. Больше, чем весь род Щуки, даже больше, чем три таких рода, соберись они
все вместе ради великой охоты. Мелькали перед глазами незнакомые лица Ц
голова кружилась, звон поднимался в ушах!
Была в Ладоге и линнавуори Ц крепость против врагов, как же без нее. Она в
ысилась вдали, над зелеными травянистыми крышами, и оттуда уже шагали на
встречу нарядные оружные люди, готовились честь честью принимать Ратшу
и его молодцов.
Под ребрами время от времени прихватывало так, что только держись, однак
о о дубовом Перуне Пелко старался больше не помышлять; а восходило на ум н
езваное Ц зло гнал прочь и стыдился собственной трусости. Пусть их удав
ят, пусть зарубят топором, которым, как он слыхал от словен, сам Перун побе
ждал небесного Змея!.. Что от оружия умирать, что у зверя в когтях, не едино л
и? Не пожалеет боярин, что он, Пелко, в названых сыновьях у него ходил.
Пешцы-шестники, те, что стерегли их в дороге, тоже кланялись родительским
дворам, подхватывая на руки детей. Кажется, одного Ратшу не встречала род
ня, но вот и он высмотрел кого-то там, впереди, Ц и выпрямился, красуясь на
резвом коне, развернул плечи, упер руку в бедро: на загляденье хорош! А чут
ь погодя нагнулся и поднял, взметнул к себе на седло девчушку-подросточк
а лета на два помоложе самого Пелко. Корел так и подобрался: ждал крика, ис
пуганных слез… но она не забоялась улыбавшегося Ратши и не стала сердить
ся, когда он взял ее за пояс, притянул близко к себе. Мало того Ц даже руку п
оложила доверчиво ему на плечо… И лишь глаза, серые, тревожные, продолжал
и обшаривать полон, ища кого-то и не находя. На краткий миг Пелко нечаянно
перехватил этот взгляд, и вдруг ужалило стыдом за оборванную рубаху, за г
олое грязное тело, видимое в прорехи!
1 2 3 4