Ну и гнумам туда не дорыться, конечно. А вот то, что в мире показывают туристам как эльфийские города, с точки зрения эльфов, вовсе таковыми не являются. Это скорее развалины, в которых позднее поселились люди. Они видят разрушенный окаменевший скелет и называют это живым. В руинах эльфийских городов не было того, что составляет их жизнь – магии. Поэтому собственно эльфы там и не жили – кому приятно селиться на кладбище умертвий. А вот в маленьком доме они уже могли заново наполнить все жизнью. Собственно, всю Эрру делили на три мира – Первый – Истинный, в котором они увидели Свет и который считают домом, Второй – Смертный, который им пришлось делить с людьми, гнумами, орками, троллями и прочими. И Третий, который появился с открытием Свободной зоны. Те из них, кто знал в чем дело, говорили, что сама Зона больше всей Эрры и они обречены стать ее придатком. И это высших эльфов очень беспокоило – они не любили перемен. Поэтому многие уходили в Светлые Земли – последний реальный порог, оставшийся между Истинным и Смертным Миром. Ну или тех случаев, когда такие, как Ринель, Высшие эльфы сами открывали свой порог. И делали через него хотя бы шаг. А Ринель слишком долго жила в Смертном мире, а Смерть, давая свободу, многое и отнимает. Она уже почти забыла, как звучит Мир и как преображает его Живая Магия, которая в Истинном Мире тоже была дома, не знавшая попыток разложить ее по убогим цветам спектра и избавленная от недоучек, пытающихся составлять звуковые колебания, хоть немного связанные с истинной музыкой: которое они называют заклятиями. Эльфы на Эрре были изначально магической расой (магиками), им не требовалось изучать толстые фолианты, содержащие древнюю мудрость. Когда кровь разбавлялась, исчезали и магические слух, зрение, ощущения. Но даже в самом отдаленном потомке эльфийской крови жила эта магия, пусть он сам и не умел ею пользоваться. Ринель же была одной из первых, Высшей из Высших, рожденных в Истинном Мире от чистой крови его Повелителей. Это в Смертном потом их переименовали в Государей. Так как не понимали, что значит повелевать не существами, но Миром, который меняется от одного лишь твоего настроения. И вот теперь эти ощущения снова вернулись к ней, сделав Эрру еще более прекрасной. Что для бессмертного вечность и человечья память за какую-то сотню лет. Это подождет, она слишком давно не была дома... Внимательный взгляд Вестника все также холодно и неотрывно следовал за ней. Их не встречали: кому это было нужно – беспокоить возвращающихся. И она была рада, что набережная пуста, не нужно было спешно придумывать холодные, злые слова, чтобы отгородиться от всех. Летящий Лист, складывая крылья, легко опустился на прозрачно-голубоватый камень набережной, искрящийся темно-синими прожилками. И камень чуть слышно зазвучал под ее ногами, приветствуя и узнавая. Все было правильно и гармонично, ничего не беспокоило, не причиняло боли. Здесь не было нужды в обуви, и камень и песок, и трава с одинаковой охотой ложились под ноги путнику, как не ложатся в Смертном Мире и роскошнейшие из ковров. Город Возвращения на берегу должен был помочь вернуться, и он не оглушал сразу, а лишь постепенно и нежно трогал душу, помогая ей раскрыться и отбросить прошлые беды как ненужный груз, забыть обо всем. Он не был городом в том понимании, какое вкладывают в это слово люди. Тут не было ни улиц, ни домов, но скалы и трава, деревья и водопады, свет и тень, дождь и море были сплетены столь искусно, что каждый нашел бы себе здесь место по душе – и для песен, и для размышлений, и для дружеской беседы, и для любви. Ринель шла, но так как она не хотела никого видеть, она ни с кем и не встречалась – город вел ее своими путями, подсказывая, напоминая, уводя, очаровывая, усыпляя... Она бродила словно во сне, забыв про усталость и во сне она снова была юной и беспечальной. Она заставляла воду в ручье стекать со своих рук каплями – драгоценными камнями роняя их на дно, уже усыпанное подобными детскими игрушками, и радовалась, что ее камни получались красивее. Она подзывала птиц и потом их глазами смотрела с небес на землю, она разрешала цветам в ее венке распуститься и потом бросила семена на землю. Но наступал вечер, и ей захотелось есть и домой, и она повернулась к своему молчаливому спутнику.– Где мама?– Государыня ждет вас в саду, принцесса.Ринель вздрогнула: «Государыня» – никто не называл так маму – она была Повелительницей. Совсем недавно ей объяснили разницу между «повелевать миром» и «править государством». «Государство» – это было не их слово, оно пришло Извне... но чары были слишком сильны... и она так и не проснулась...Мать действительно ждала ее в саду, который сама заботливо растила много лет, договариваясь с деревьями и цветами.И теперь в саду царила вечная весна, сейчас там цвели яблони, потом их сменят вишни, потом...Мать, отец – она не понимала, что удержало ее от того, чтобы броситься, обнять – ведь она так соскучилась... но она просто кивнула. По лицу отца пробежала чуть заметная тень, лицо матери не изменило своего приветливого выражения.– Ну здравствуй, малышка, как прошел день?..Сотни лет она искренне пыталась ответить на этот вопрос... попыталась и сейчас.– Ну, я гуляла, играла, было хорошо... – Она чуть задумалась. – Здесь ничего не меняется.Мать покачала головой, почему-то укоризненно посмотрев на Вестника (кстати, почему он Вестник?).– Айлэринель, нам надо с тобой поговорить.– Я слушаю, мама!– Ты уже большая, постарайся нас понять.– Государыня, молю вас не торопитесь, принцесса еще так юна, – что-то, кроме слов, было в словах Вестника, но в это время отец протянул ей пирожное в виде цветка орхидеи, и она опять отвлеклась. Такие пирожные он придумывал для нее часто... но каждый раз разные.– Она кровь Повелителей и примет все как должно. У нас нет времени ждать.– А что случилось? – Дожевав пирожное, она вытерла рот и подняла глаза.– Понимаешь, девочка. Это связано со Смертным миром. Он разделился, и то, что возникает, отнимает магию у них. А они, в свою очередь, чтобы жить, должны брать ее у таких, как мы. – Мать старалась говорить как можно понятнее, но музыка звучала все громче, и почему-то не верилось, что здесь может случиться что-нибудь плохое. Она так и сказала, опуская голову матери на колени и ложась поудобнее – белые яблоневые лепестки так забавно кувыркались в воздухе. Мать машинально провела пальцами по ее волосам.– Прости, Ри, что мы должны так поступить. Эта ваша Зона, она меняет все, до чего может дотянуться, а мы не хотим меняться. Вы с Ронди – последние из Изменяющих Мир, которые остались по ту сторону Порога, и если мы хотим разрушить Порог, то нашей крови не должно остаться в Смертном Мире...– Мам, пап, а где Ронди, почему я его сегодня не видела...– Он ушел в Смертный Мир и что-то задерживается, если ты позовешь его – прекрасно, – живо улыбнулся Вестник.Не задумываясь, она сплела мелодию и бросила ее в Эрру. Это было проще, чем протянуть руку – непонятно только, почему они сами его не позвали...– А вот его придется встречать, – вздохнул отец.– Да, я тоже боюсь, что он попытается уйти, а двоих сразу нам не удержать...– Ничего, потом он сам поймет, что был не прав. – Голос отца прозвучал чуть резче.– Твой сын признает, что был не прав? Скорее я поверю в то, что он будет сражаться.– Это и твой сын. Но тогда он умрет.– Они оба долго не выдержат здесь. И их сила сольется с этой землей, а не останется там. Она слишком нужна нашему народу.– Кайрэмил, поставь на пороге Лабиринт и закрой город. Мы сделаем все, чтобы спасти наших детей, но даже мы можем оказаться бессильны! Они сами решили поспорить со своей Судьбой и сделали выбор.– Но спор они проиграют с нашей помощью.– С Судьбой не спорят. Мы же смирились. Ринель слушала все это сквозь сон, а тонкие пальцы матери, едва касающиеся ее волос, не позволяли даже открыть глаза, а тем более понять происходящее. Просто маленькая эльфийская принцесса устала от игр и заснула, положив голову на колени своей прекрасной вечно-юной матери.Мир вздрогнул и раскололся от безумного удара, когда Айрондир перешагнул свой Порог:– Кайрэмил, не надо закрывать город, я пришел по своей Дороге.– Принц Айрондир, не делайте ошибок. Так или иначе, вы уже здесь.– А-а, так это была двойная ловушка. Классическая вилка. Поздравляю, отец, у тебя прекрасные советники.– Нам приходится быть такими, сын.– Очень многие вещи легко объяснить, если сказать себе, что их «приходится делать».– Айрондир, пойми, это для вашего же блага...– Тогда почему вы не дали ей даже шанса? Знали, что она не согласится.– Она согласилась!– Потеряв личность! Она же просто не ждала от вас предательства. Она еще не знала, как вы можете предавать. Отпустите нас, и мы уйдем с миром.– Ты сошел с ума. Вы никуда не уйдете. Вы слишком долго были людьми и теперь больны этой своей личностью. Что в ней такого ценного, но сравнимого с Миром?– Свобода выбора! Но тебе этого не понять, ты никогда не меняла миры. Отпусти ее и спроси, что она предпочтет. Ты же сама знаешь, что услышишь. Отец, уйми своего советника, ты знаешь, что я не столь доверчив, чтобы соваться сюда с пустыми руками. Твой план был хорош, но он рассчитан на эльфа.– А ты кто?– Сам уже не знаю. – Он устало и невесело усмехнулся. Да, в Истинном Мире он действительно больше не походил на эльфа. Прямые длинные волосы были белы как снег, а кожа потемнела, словно обоженная нездешним огнем, а глаза были ледяной бездной, полной мрака и смерти. Он казался самым старшим, хотя был одним из самых молодых.– Но если вы не отпустите нас, я открою Порог прямо в те миры, что за Свободной.– У тебя не хватит на это сил.– Хватит. Вы все держите Ри. Я не слабее...– Но тогда вы все равно умрете. Почему бы не умереть на благо своего народа?– Обойдетесь. Попроси вы по-хорошему, может, мы и договорились бы, что когда-нибудь соберемся сюда.– Айрондир, вспомни, это же твой народ. Рано или поздно ты станешь Повелителем.– Будем считать, что моя часть моего народа осталась в Смертном мире. Они хоть не пытались убить мою сестру...– О чем ты, ее никто не пытался убить, она спит, и она счастлива.– Уничтожить личность и значит убить, но я же говорю, тебе этого не понять. Но вернувшиеся, такие вот как он, – Айрондир ткнул пальцем в Кайрэмила, – они понимают. И планы свои разрабатывают, понимая. Они здесь счастливы и готовы за свое счастье глотку любому перехватить. Ну что, решайте скорее...Кайрэмил дернулся.– Он лжет, государь. Он никогда не сделает этого. Не из-за себя, так из-за нее.– Мать, я же не закрываюсь, посмотри, и ты поймешь... – Она с минуту вглядывалась в его изменившееся лицо, потом, выпустив волосы дочери, закрыла лицо руками:– Пусть они уходят. Я не стану больше ее держать...– Опомнитесь, Государыня. С вами мы выстоим, без вас – нет.– Они действительно боятся этого больше смерти... Они изменились, и мы больше не вправе повелевать их жизнями.Ронди внимательно посмотрел на нее, она не отрывала рук от лица.– Спасибо, мать, ты больше личность, чем те, кто преображался. Может быть, ради того, чтобы сохранить мир, который тебе дорог, я в самом деле перед смертью сумею пробиться к тебе...В небе быстро темнело, сгущались тучи... Он нагнулся над сестрой, легко поднял ее на руки.– Прощайте.Расколовшая небо молния была ему ответом.– Сволочи, сволочи, сволочи... – всхлипывала Ринель, равномерно стуча кулачком по подушке роскошнейшего многоспального сексодрома. Айрондир сидел в кресле в противоположном углу комнаты и просматривал газеты, изрядно поднакопившиеся в почтовом ящике – в свой коттедж он заезжал не слишком часто. Он отдыхал. Принеся сестренку из-за Порога, он первым делом макнул ее в холодную ванну, потом, вовремя спеленав, бросил на кровать и теперь, передыхая, ждал, когда закончится отходняк. Мокрая, взъерошенная, совершенно несчастная, но изумительно живая Ринель лежала в его постели и грязно ругалась, поминая всех своих родственников до всех доступных родов.Так продолжалось уже два часа, за которые он узнал четыре новые словесные конструкции (правда, одна из них явно из-за Граней – это не считалось, но остальные три – просто роскошнейшие). Но вроде бы к данному моменту она иссякла, а значит, стала более или менее реагировать на явления окружающего мира. Например, на него.– Тебе налить?– Почему ты меня не предупредил?– Ты ж сама все поняла, только верить не хотела...– Ничего я не поняла...– Так тебе налить?– Опять какая-нибудь травяная настойка с той стороны?– Угу. На этот раз действительно нечто. Крепкая, но при этом вкуса не теряет. – Он швырнул ей бутылку и бокал, проверяя реакцию. Все было в порядке, то есть она не стала их ловить, а просто взяла из воздуха. Плеснула себе зеленоватой настойки с горьковато-грустным привкусом.– Действительно неплохо. Но ты тоже сволочь.– А я-то здесь при чем? – удивился он.– А ты на себя в зеркало посмотри – вылитый эльф!– А ты?– А я, я хуже, чем сволочь. Я – дура!В пятницу утром я понял, что с Ринелью случилось что-то особенное. Или что она особенно не в духе. В офис она прибыла на машине с вдребезги разбитыми фарами и смятой решеткой радиатора, на которой явственно отпечаталась часть рекламы, украшающей борта трамваев пятого маршрута – что-то насчет зубной пасты, как раз та часть, которая изображала белозубую улыбку. В любой другой день это было бы смешно, но, глянув в лицо эльфийки, даже Ак-Барс воздержался от комментариев.– Общее совещание, – бросила Ринель на ходу. – Всем быть через пять минут.Собрались мы не через пять минут, а через три, но такое проявление трудового энтузиазма начальницу не обрадовало. Подперев голову руками, она мрачно смерила быстрым взглядом Лорда, прибывшего последним, и заговорила вовсе не сварливо, как я ожидал, а скорее даже задумчиво:– Как вы думаете, дорогие мои соратники, а не сменить ли нам профессии? Вот, например, вы, Лорд – я думаю, у вас бы нашлось, о чем побеседовать с Нимом Кравлином и без такого дурацкого повода, как какой-то там спертый грошик.Лорд обошелся без своей леденящей душу «улыбки», а просто кивнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32