— А вы злой! — и легонько ударяла его по руке.
— Не те корреспонденты! — сказал Павлов. Он отвёл меня за палатку и стал чесать подбородок. Я уже заметил: он всегда чешет подбородок, когда чем-нибудь озадачен. — Нам бы кино. Как же так: ставим подводный дом, а кино нет? Надо найти оператора. Придётся самому ехать… Вы тут общайтесь с ними, общайтесь.
И он уехал.
ЧЕЛОВЕК И СЛОН
Я разговорился с корреспондентом. С тем, толстым, что рассказывал смешные случаи.
— Хотите, — сказал он, — расскажу, как я не написал свою лучшую статью?
— Давайте.
— Дело было в Ленинграде. Я тогда ещё учился на журналиста. Раз меня вызывают и говорят: «Вот первое задание. В университете есть студент, который написал очень ценную работу про слонов. Найдите его и напишите о нём статью». Иду, узнаю — есть такой. Получаю адрес, вечером являюсь. Он дома. Маленькая комнатка, в углу что-то прикрытое простынёй. Разговорились.
Действительно, студент написал работу: «Особенности скелета слона».
«Вот, — говорит, — в углу кости. Слон».
«Откуда вы его взяли?» — спрашиваю.
«Выкопал».
«Где?»
«Тут, в Ленинграде».
Я решил, что парень врёт или сумасшедший. Обиделся и ушёл. Так статьи и не написал. А потом узнал: чистая правда. Только послушайте, какая история.
До войны в Ленинграде был слон. Очень знаменитый слон, вернее, слониха — Бетти. А этот парень был юннатом и часто ходил в зоопарк. Можно сказать, они с Бетти были знакомы. Когда настала война, парня забрали на фронт. А Бетти убило шальной бомбой. Её тело разделили на части и закопали на территории зоопарка. Война кончилась, парень стал учиться. На старшем курсе он стал писать работу о слонах. А о судьбе Бетти он знал. Получил разрешение директора зоопарка, достал лопату и давай копать. Перекопал весь зоопарк. Два месяца искал. И что вы думаете? Собрал весь скелет. Описал его, получилась блестящая работа. Недавно встретил его фамилию в журнале — Вадим Евгеньевич Гарутт. Крупнейший специалист по слонам. Вот так. А я о нём не написал. Смешно?
Я покачал головой.
— Не очень. Даже наоборот — печальная история. Человек и слон… Как вам вообще пишется?
— Так себе. Плохо начинаю. Иной раз интереснейший факт, замечательные люди, а начну писать — скукота. Для меня самое трудное — начало придумать, зацепку. А для вас?
Я вздохнул:
— Конечно, зацепку. Поверить в свои силы ещё нужно. Обязательно…
РИСУНКИ
Я мало рисовал. Мне казалось: ну что рисовать?
Дельфин удрал. Осьминоги и трепанги в Чёрном море не водятся. Рыб в бухте?
Я взял альбом, сел под скалой и нарисовал по памяти всё, что случилось в эти дни.
Я нарисовал, как буксиры тащат огромный кран с наклонной стрелой. Как плавает посреди бухты на боку «Садко».
Нарисовал похожие на пчелиные соты известковые стены Эски Кермена, выдолбленные изнутри скалы, и чёрные входы в подземелья среди зелёных кустов кизила.
Ещё я нарисовал Рощина-второго. Он стоял на берегу моря и тоскливо всматривался из-под руки в даль. Он ждал, не вернётся ли дельфин.
ДАВНЕНЬКО Я НЕ РИСОВАЛ ЧЕЛОВЕКА!
Когда я кончил рисовать Рощина, около скалы появилась женщина-корреспондент. На руках у неё была кошка.
— Вот, нашла на берегу, — сказала она. — Это ваш кот? Лагерный? Чуть не утонул.
— Наш, — ответил я. — Только кошки не тонут, они боятся воды. Отнесите Немцову, это его кот.
И женщина ушла.
ВЕРНУЛСЯ ПАВЛОВ
Всё было готово к постановке дома. Не было только Павлова.
— Везёт! Везёт! — раздалось однажды около нашей палатки.
Мы с Марленом выскочили наружу. Мимо нас пробегали полуголые водолазы.
— Кто везёт? — спросил Марлен.
— Павлов! Оператора! Бежим!
Мы побежали.
По дороге спускался к бухте грузовой «газик». За ним тянулось жёлтое облако пыли. «Газик» доехал до палаток и остановился. Из кабины вылез Павлов.
— Пожалуйста. Прошу вас! — сказал он.
Показался человек. Он лез спиной вперёд и тащил за собой жёлтые кожаные сумки.
— Знакомьтесь, — сказал, обращаясь ко всем, Павлов, — кинооператор Центральной студии. Будет работать у нас.
Человек повернулся, и я ахнул. Тот самый киношник, который снимал Телеева с осьминогом! Мой Главный киношник.
Я толкнул Марлена в бок.
— Помнишь? — спросил я его шёпотом. — Шхуна. Взрыв мины. Рыбы под водой… Это ведь тот самый!
— Ага.
МАРЛЕНА НИЧЕМ НЕ УДИВИШЬ!
— Где мне располагаться? — спросил Главный киношник.
— В палатке, вместе с художником.
Павлов подтолкнул меня:
— Вот он.
— А мы знакомы, — сказал Главный киношник. — Я очень хорошо помню вас по Тихому океану. Вы ещё советовали мне изменить сценарий.
— Да, это я.
Я помог ему перенести сумки в палатку.
— И я вас тоже знаю, — сказал Главному киношнику Марлен. — Помните, вы снимали фильм — взрыв мины под водой? Тут, на Чёрном море.
— Я много что снимал, — устало сказал киношник, и я вдруг увидел, что он здорово постарел. — Может быть, и был взрыв мины.
— Вы всё ещё снимаете морских животных? И бываете часто за границей?
— Как вам сказать… В общем, нет. Бросили на «Фитиль». Знаете, такие сатирические фильмы. Бичую недостатки.
— А-а-а…
ВОТ ОН УЖЕ И НЕ ГЛАВНЫЙ!
Я решил называть его для себя теперь просто Киношником.
— А почему вы тогда здесь? Тут нет никаких недостатков.
— Попробую тряхнуть стариной: снять документальную ленту. У вас тут надолго затянется?
— Экспедиция рассчитана на месяц. Но дом поставят завтра-послезавтра.
Киношник сел на раскладушку и стал расшнуровывать ботинки. Ботинки у него были отличные — прессованная подошва с шипами и медные блямбы вместо пистонов.
И носки хорошие. И костюм.
ТОЛЬКО САМ ОН ПОПЛОШАЛ.
ДЕСЯТЬ МЕТРОВ И ВОЛЬЕР
Прежде чем погрузить дом, опустили вольер.
Это было громадное круглое сооружение вроде циркового шатра. Большой сетчатый цилиндр. Его поддерживали на воде пустые бочки. Бочки затопили, и вольер погрузился.
Можно было начинать постановку дома.
Мы собрались у лебёдки. Она стояла под навесом на берегу и была похожа на горбатого рыжего медведя. Наступил торжественный момент.
Павлов подумал и сказал:
— Пошёл!
Мне казалось, что он должен сказать по случаю первого погружения дома речь. Или разбить о лебёдку бутылку, как это делают при спуске корабля.
Но он просто сказал: «Пошёл!»
Завыли электромоторы, скрипнули шестерни. Лебёдка ожила. Скрипнул и двинулся с места канат.
Я стоял метрах в десяти от него и смотрел, как он натягивается, ползёт, исчезает внутри лебёдки. Она поглощала его. Большой барабан, вращаясь, наматывал канат виток за витком.
Дом посреди бухты подрагивал, оседал. Вода уже лизала площадку с поручнем.
«Садко» тонул.
Наконец исчезли выпуклая верхушка дома, площадка…
Когда «Садко» скрылся, на поверхность выскочило много пузырей. Вода закипела. Белое пенное пятно постояло несколько минут и растаяло.
Лебёдка застучала быстрее.
Канат, который выходил из воды и полз к лебёдке, нёс по воздуху красный лоскут. Это была метка. Когда она подойдёт к лебёдке, будет «Стоп!». Глубина, которой достигнет дом, будет ровно десять метров.
— Стоп!
Красный лоскут остановился.
— Готово! — сказал Павлов.
С одного из буксиров спустили шлюпку. Она подошла к месту, где погрузился дом, повертелась и направилась к берегу. В шлюпке сидел Игнатьев.
— Пузырей нет! — сказал он. — Всё в порядке.
АКВАНАВТЫ
Мы провожали в дом первых акванавтов — Джуса и Марлена.
Я очень удивился, когда Марлен стал готовить акваланг.
— Ты чего? — спросил я.
— В дом.
— Жить?
— Жить.
Я обиделся:
— Почему ты мне раньше не сказал?
— Ты ведь читал план испытаний.
— Нет.
Как-то Марлен дал мне тоненькую книжечку в розовом картонном переплёте. Она так и называлась: "Эксперимент «Садко». Но я, вместо того чтобы прочесть, сунул её под подушку.
Мы уходили тогда на Эски Кермен.
— Между прочим, — сказал Марлен, проверяя замок у своего акваланга, — там есть и твоя фамилия. Вернее, ты без фамилии. Там сказано — деятели искусств.
Я сунул руку под подушку и достал книжечку.
И верно: «Первый этап. Глубина 10 метров. Экипаж — Марлен, Джус… Последний этап — всплытие. Посещение дома корреспондентами и деятелями искусств».
— М-да! Только после всплытия.
В плане было много интересного, даже монтаж на дне буровой вышки.
— Это ещё зачем? — спросил я Марлена. — Тут же нефти нет?
— Нет. Просто опыт — заработает или нет. А искать нефть будут потом на Каспии. Сперва научиться надо, доказать всем…
Я стал смотреть, что написано про моего Киношника. Вот звёздочка и примечание: «Съёмки кино на всех этапах эксперимента, по плану студии».
Мы вышли с Марленом на берег. Там уже стояли Павлов и около него Джус с портфелем.
НЕУЖЕЛИ ОН ВОЗЬМЕТ ЕГО С СОБОЙ?
Вещи акванавтов положили в контейнер. Сверху впихнули портфель.
ВСЁ-ТАКИ ВЗЯЛ!
Подошла шлюпка, контейнер отнесли в неё. Туда же сели Павлов, Марлен, Джус.
На том месте, где недавно стоял дом, качался буёк с флажком. Шлюпка ушла к нему.
МНЕ ВЕЗЕТ
Вечером я вышел посмотреть на этот флажок.
ГДЕ-ТО В ГЛУБИНЕ ПОД НИМ — ЖИВУТ ЛЮДИ.
Я стоял, скрестив на груди руки.
— Не рисуете? — раздался позади меня голос Павлова. Он незаметно подошёл и стал рядом. — Я думал, художники — чуть свободная минута — рисуют. Вон корреспонденты так и строчат. И то им объясни, и это. Еле сбежал.
Я понял, что не оправдываю его надежд.
— Понимаете, — сказал я, — мы, художники, такой народ… Как бы сказать проще… Мы смотрим, смотрим, а что получится, сами не знаем. Хотите, я нарисую ваш портрет?
Теперь покраснел он.
— Бросьте валять дурака, — сказал он. — Я ведь так. Конечно, смотрите. Между прочим, у меня дома есть несколько книг с вашими рисунками. Морских животных вы рисовали?
Я очень обрадовался:
— Я. Конечно, я! Это где осьминог, трепанги, кальмары?
— Ага. Очень хорошо нарисованы. Как живые. Вы в доме хотите пожить?
Я задохнулся от неожиданности. ВОТ ТАК РАЗ!
— Хотелось бы.
— Проверитесь у врача. Будете жить со вторым экипажем.
— Я проверялся.
— Ещё раз. Беда — корреспонденты просятся! Вы, я знаю, водолаз, а они-то нет!
БУДУ ЖИТЬ В ДОМЕ!
КОМАНДНЫЙ ПОСТ
В первой палатке, где расположился командный пост, было много проводов, много приборов, стояли телевизор и телефон. Правда, телевизор так и не сумели наладить. Когда его включали, мелькали одни полосы.
— В доме не хватает света. И ещё — много помех, — объяснили телевизионщики. — А так у нас всё в порядке.
Я пришёл на командный пункт — дежурил Игнатьев — и попросил, чтобы мне дали поговорить с Марленом.
Мне казалось, что получится очень интересный разговор: человек первый раз в подводном доме.
— Минутку, — сказал Игнатьев. — Запишу показания приборов и соединю.
Он раскрыл толстую тетрадь и начал писать: температура воздуха в доме… давление… влажность…
— А знаете, — сказал я, — может быть, мне скоро доведётся там жить. Павлов обещал.
Игнатьев кивнул.
— Как у вас уши?
Я вспомнил погружение на Дальнем Востоке:
— Так себе.
— Продувать надо.
Он придвинул телефон.
— Марлена вызывает берег.
РАЗГОВОР
— Привет, Марлен, это я — Николай. Ну как там у тебя?
В трубке шумело. Так шумит воздух в морских раковинах.
— Ничего, — сказал Марлен.
И замолчал. Я тоже ничего не придумал. О чём говорить? На этом наш разговор и кончился.
РАЗРЕШИТЕ, Я ВАМ ПОМОГУ
Всё-таки Павлов разрешил корреспондентам побывать в доме.
Мы сели на буксир.
— Не больше десяти минут, — сказал Павлов. — Если пробудете в доме дольше, придётся потом сидеть в декомпрессорной камере.
— Сидеть? Сколько времени? — поинтересовался корреспондент с лысиной.
Павлов посмотрел в книжечку.
— Два часа… Значит, так, — он сурово посмотрел на нас, — опускаться будут только мужчины. По очереди. С каждым идут трое обеспечивающих. Двое держат за руки, третий — сзади…
Я вспомнил, как страховал когда-то Марлена, когда тот опускался на сорок метров.
— Внутри дома, повторяю, находиться десять минут. Ответственный за все погружения Немцев.
На лысого нацепили акваланг. Он посопел и сказал, что готов.
— Тогда пошли.
Немцев первый прыгнул в воду. Потом свалился корреспондент.
Прыгая, он не придержал рукой маску. Её сбило, он захлебнулся. Немцев подхватил его под мышки.
Корреспондент долго плевался и икал.
— Может, не надо? — спросил, перегнувшись через борт, Павлов. — Ну что там интересного?
Корреспондент замотал головой. Он снова вставил себе в рот загубник и показал рукой вниз.
Они нырнули. Четыре пузырчатые дорожки свились в клубок. Вода зарябила. Потом пузыри исчезли.
— Вошли в дом! — сказал Павлов. — Я думал, не войдут.
Через десять минут вода забурлила и показались четыре головы. Пловцы работали ластами и отдувались.
Их втащили на буксир. Корреспондент стянул со лба маску. Тусклое солнце вспыхнуло на его лысине.
— Ух как интересно! — сказал он. — Вот это дом!
Опустили второго. Этот плавал, как морж, вода вокруг него кипела и расходилась кругами. Он никак не мог погрузиться.
— Навесьте на него грузы! — сказал Павлов.
Толстяку повесили на пояс несколько свинцовых плиток.
Когда, побывав в доме, пловцы вынырнули, толстяк, перевернулся на спину и захохотал.
— Что с ним? — встревожился я. — Может, нервное потрясение? Говорят, есть опьянение глубиной.
— Ему просто весело, — сказал Павлов.
Толстяк влез по трапу на буксир.
— Шикарный дом, — сказал он. — Только я в нём чуть не остался. Туда влез легко — был мокрый и скользкий. А там высох и застрял в люке.
Он снова захохотал.
Тогда вперёд выступила женщина.
— Мне этот надеть? — спросила она и тронула рукой акваланг.
— Пойдут только мужчины, — неуверенно сказал Павлов. Он сказал это, не глядя на неё.
Женщина подняла баллоны.
— Разрешите, я вам помогу, — сказал Немцев.
Павлов отвернулся.
Немцев почесал в затылке, продул загубник и в третий раз пошёл к трапу.
— Туфли снимите, — сказал Павлов женщине.
— Ах да…
— Шут его знает! У неё есть все бумажки, — сказал наш начальник, когда женщина и Немцев скрылись под водой. — Все разрешения. Прошли курсы лёгких водолазов.
Эта пара возвратилась ровно через десять минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9