Это все из-за той пломбы. Невозможно же одновременно мечтать о женщине и о зубном враче, как вы считаете?
— С чего вы хотите начать? — спрашивает меня обалденная мадам Моргофлик.
Меня подмывает ответить: “С конца!” — сопроводив слова красноречивым движением руки по ее телу, но, к сожалению, сейчас не до этого.
Я пытаюсь сообразить.
Камень весом в тонну…
Вряд ли они поместили эту огромную глыбу в трюме вместе с обычным грузом, ведь таможенники полезут туда проверять.
Нелогично! Слишком большой риск…
Я внимательно смотрю на “своего мужа”. Обычно я угадываю, когда его мозги работают в унисон с моими, но по туману в его глазах вижу, что только не сегодня…
Тем не менее Берю улавливает мой взгляд.
— Хочешь, что скажу? — бормочет он будто под наркозом.
— Хочу.
— Они спрятали его в другом месте…
— И я так думаю.
— Но недалеко, чтобы можно было быстро погрузить. Они не могут рисковать, чтобы его обнаружили. Такая глыба… Представляешь…
— Представляю.
— Ты видел, как серьезно настроены таможенники? Дотошно обшаривают каждый угол…
Грета ждет чуть поодаль. Странная рыбка. Она, похоже, страшно возбуждена сложившейся ситуацией. Словно надеется, что этой ночью произойдет нечто крайне важное.
— Так, — после некоторой паузы начинает ворочать мозгами Толстяк, — мы, значит, дотумкали: алмаз спрятан где-то неподалеку, чтобы легче было разгружать… Он весит тонну, то есть обязательно нужен кран, чтобы поднимать такую махину. Но кран не положишь в карман, и даже в чемодан не запихнешь…
Так, кран! В любом случае, риск для них велик! Мой нюх и мой врожденный ум подсказывают, что организация, мобилизовав столько людей и затратив столько средств, не остановясь даже перед кровопролитием, лишь бы завладеть этим чудом природы, не может позволить себе провалить всю операцию из-за дурацкой оплошности.
— Ладно, будем искать! — говорю я, вздыхая.
Как-то вдруг сразу я чувствую, что надежда покинула меня. Мой нюх меня подводит — он молчит! Я говорю себе, что они слишком сильны, слишком хорошо оснащены, чтобы тягаться с ними…
Но тем не менее мы начинаем искать…
— Мне кажется, у меня потрясающая новость! — заявляет Берюрье, борясь со сном. Я вздрагиваю, поскольку и так на нервах.
— Что?
— Моя болезнь, парень, — ее больше нет!
Он показывает мне на свои мирно болтающиеся штаны. Так выглядит деревенская площадь после того, как уезжает цирк.
— Видишь, — шепчет он, — все, конец, финита, смылился, растворился! Был и нет! Записан выбывшим! Господин Пополь уехал в отпуск! Мой внутренний голос поет “Спи; моя радость, усни!”.
— Ну слава Богу, всем стало легче! Он пожимает плечами.
— Не знаю, Сан-А. Правда, не знаю. Я уж начал было привыкать. Знаешь, в принципе было не так уж плохо… Даже приятно… Надеюсь, снадобье, что дал мне Матиас, не окончательно разрушило мое достоинство… А что касается нашей работы, то я почему-то думаю, что мы в дерьме. Камня на борту больше нет. Эти сволочи выгрузили его раньше, перед заходом в порт. Скажем, большой вертолет сел им на палубу еще где-то в открытом море… Если позволишь, я пойду к Матиасу в машину и покемарю немного, а то я что-то в пополаме. Такое впечатление, будто проваливаюсь куда-то, как Спящая Красавица, представляешь?
Монолог кончается затяжным зевком, широким, как тоннель под Монбланом.
— Ну иди, — с тяжелым сердцем отвечаю я, наблюдая за двумя красными клубничками-миндалинами в его глотке. — Пойди подрыхни…
Он, шатаясь, выходит из каюты капитана, которую мы только что лихорадочно обследовали.
— Вы ошиблись? — мягко спрашивает Грета.
— Да, похоже на то. Видимо, я взял ложный след, — бормочу я, усаживаясь в глубокое английское кресло.
— Жаль, — вздыхает она.
Грета явно хочет мне помочь. Только что я показал ей путь к свободе, и она поверила мне. Но женщины умеют прощать нам ошибки — всем известна их покорность судьбе. Они применяются к любой ситуации. Адаптируются как пальто, которые можно удлинить или укоротить, вывернуть наизнанку, пришить воротник, капюшон — на свой вкус, по сезону или моде…
Она медленно подходит к моему креслу, садится на подлокотник.
— Не огорчайтесь, — шепчет она.
Ее рука тянется ко мне, как бы гладит, не дотрагиваясь, мою накрашенную физиономию. Не решаясь на большее, она встает с кресла.
Затем смеется. Ее глаза блестят. Она потрясающа.
— Знаете, вы страшно соблазнительны в таком виде!
Она любит риск, любит всякие острые ситуации. Ее, похоже, возбуждает сидящий перед ней накрашенный педик.
Не знаю, что со мной произошло, но я вдруг хватаю ее резко, даже грубо. Веление сердца? Или еще какого-то предмета? Но она оказывается прямо передо мной и седлает мои колени. Поднимает юбку, и я вижу ее потрясающие ноги. Мы пробуем на вкус друг у друга нашу помаду и бросаемся в сумасшедшую скачку, одновременно освобождаясь от всяких нейлоновых препятствий. Все, что встает между нами, мы просто разрываем. Мы спрессовываемся в плотную массу. Мои нервы на пределе, дети мои! Они требуют разрядки! Сейчас они ее получат… Минуточку… Получают… О, проклятье! Как назло, вваливается нежданный муж.
— Тысяча чертей! — вырывается у него.
Я в нокауте. Она в нокауте. А вместе мы в коитусе!
Мерзкий момент!
Шикарно получилось! Но сам виноват: прежде чем закидывать ноги, нужно было запереть дверь. Только я, вы меня знаете, всегда занимаюсь тем, что открываю двери, и меня меньше всего беспокоит, чтобы их закрывать.
Морской волк стоит рядом, фуражка на затылке, морда красная, взгляд бегает. Можно подумать, что он сейчас взлетит на воздух. Но затем шкодливая улыбка вдруг наползает на его злое лицо.
— Хе-хе, — произносит он, неровно дыша, — девочки! Теперь я понимаю, почему ты так любишь свою подружку, Грета! Лили, дорогая! Отлично, обе тут… ха-ха! А ты от меня скрывала, плутишка! Впрочем, подождите своего Вилли, сейчас я к вам присоединюсь. Две красивые женщины — ну не подарок ли для мужчины после долгого плавания. Это ж замечательно — я уже иду!
Будучи не таким болваном, как я, он идет к двери и запирает замок. Потом возвращается к нам с весьма многообещающим взглядом. Я вижу в его глазах то, что совсем недавно видел в глазах Берю. Он облизывается, чуть ли не пускает слюни. Никогда еще, братцы мои, Сан-Антонио не был в таком положении. Никогда! Вы представляете? Но, собственно говоря, чего я жду? Надо оставить супружескую парочку выяснять отношения между собой, по крайней мере, без меня! Я делаю скольжение по креслу, чтобы освободиться от милой моему сердцу мадам Моргофлик. Это первое движение. Полный успех, браво, Сан-Антонио! Второе движение: сдвинуть мадам, чтобы легко подняться с кресла. Я поднимаюсь. Мне удается. О черт! Юбка трещит! Отрывается! Вдобавок у Греты на руке браслет с какими-то финтифлюшками и завитушками. Один из завитков цепляется за мой парик. Ра-а-аз! И парик слетает с головы.
Мамма миа! Что за невезуха!
Тут до Вилли доходит, и он, похоже, не согласен с таким поворотом событий! Наш капитан относится к тому типу мужей, которые не чувствуют, что им наставляют рога, но очень обижаются, когда застают своих жен в постели с любовником.
Он испускает звук, похожий на гудок паровоза в тоннеле. Я успеваю отклониться, и он разбивает вдребезги тяжелый торшер около кресла. Затем снова оказывается передо мной. Что остается делать в подобных условиях, кроме как спасать свои кости и их упаковку? Не стану тянуть резину и расскажу в двух словах! Я беру ситуацию в руки, как берут быка за рога (капитана). Непосредственно! Не откладывая в долгий ящик! Рядом со мной у стены стоит бронзовая статуэтка, изображающая китайца, прячущего выручку от своего хозяина. Я хватаю ее. И бум! Прямо в торец капитанской башки. Если у него было воспаление десен, то теперь все прошло. Поскольку во рту что-то громко хрустнуло. Супруг вопит и падает на колени перед креслом.
Грета молча наблюдает за нами, затем подходит и мягко берет из моих рук бронзового китайца. Я, естественно, отдаю… Дальнейшее происходит удивительно быстро…
— Стой, ты с ума сошла! — кричу я.
Но слишком поздно!
Со всей силой она бьет китайцем по затылку своего моряка. Раз! Два! Три! Четыре! Точно, четыре: я невольно считал. Ну и месиво! Голова Вилли лопается сразу на несколько частей. Кровь хлещет, как из винной бочки, упавшей с грузовика.
Грета бросает китайца, бежит к двери и начинает колотить и звать на помощь!
Э, нет, только не это! Вот сволочь, она хочет повесить на меня убийство. Нет, я не согласен! Этак вдовство достанется ей слишком задешево. За так! За здорово живешь!
Я хватаю ее за рукав, бью с размаха по лбу, и как раз вовремя, так как она собирается открыть замок.
И в этот момент с другой стороны начинают дубасить в дверь. Обеспокоенные шумом моряки кричат: “В чем дело, господин капитан? Откройте!” Потом начинают вышибать дверь… Дико как-то, мой дорогой Сан-Антонио. Будто не с тобой. Ну не дашь же ты себя взять как ягненка!
Вы ведь меня знаете! Стоит наступить, как кажется, безвыходной ситуации, и я сразу на коне. Срываю свое прекрасное воскресное платье, отбрасываю Золушкины туфельки к чертям подальше, отвинчиваю иллюминатор, встаю на стол красного дерева и… плюх!
Ныряю в черную дыру. Падаю в черную воду. Вокруг сплошная чернота!
Брр! Это отрезвляет!
Что еще оставалось делать?
А?
Глава (бесповоротно) девятнадцатая
Я плыву как голодный тритон при звуке колокольчика, приглашающего на обед. Я выпрыгнул с противоположной пристани стороны, и, чтобы выбраться из воды, мне придется огибать судно.
Поскольку надувной матрас я не прихватил, расслабляться не приходится. Тихо подгребаю под себя, как пенсионер на отдыхе. Когда я подплываю к корме (у всех судов она есть, ищите сзади), то вижу полицейский патрульный катер, освещающий сильным прожектором темные разводы на воде. Лучше не рисковать.
Ныряю головой вниз, следуя вдоль массивной якорной цепи.
Один метр, два метра, три…
И тут вдруг опять удача. Я думал, что она ушла в отпуск, а она просто отлучилась в кусты и возвратилась. Все это происходит в доли секунды, как бывает часто. Счастливое стечение обстоятельств, вот это что! Судьба-индейка…
Представьте себе (если ложка протухшей икры, которая у вас вместо мозга, позволит вам), прожектор катера наклонен вниз. И он освещает воду в глубину. И тут — как удар молнии!
Луч уже метнулся в сторону, но я успеваю разглядеть огромный темный мешок, привязанный к цепи. Моя кровь (которая не просто чистая, но и по-настоящему чистая) делает по жилам лишь один оборот тройным галопом.
Я мигом поднимаюсь на поверхность запастись воздухом. Сейчас я буду играть в ловца жемчуга, джентльмены! Ныряю (тихонько) в глубину вдоль якорной цепи. Четыре, пять… восемь метров…
Огромный мешок, твердый, хоть и резиновый. Я ощупываю всю поверхность этого колоссального пакета. Ошибки быть не может: это алмаз! В верхней части мешка я натыкаюсь на сосок с клапаном. Теперь мне становится понятно все. Транспортировка камня будет проходить в условиях, максимально обеспечивающих безопасность. Два аквалангиста приплывут с дополнительным баллоном воздуха и подсоединят баллон к клапану. Резиновая оболочка мешка раздуется, и манипуляции в воде с такой огромной и тяжелой глыбой станут детской забавой. Оттащят его подальше, где вынуть камень из воды будет легко, и вывезут из порта. Гениально! Конгенитально, как сказал бы Толстяк! Вы не находите?
Да? Мерси!
Где ты, мой милый Матиас?
Он не додумался привязать свою капсулу на лямки, чтобы я мог нести ее как заплечный мешок, и все это время она болтается у меня на шее.
Ну все, Сан-А, за работу!
Я набираю побольше воздуха в легкие и вновь ныряю.
С первой попытки мне удается отвернуть клапан оболочки.
Со второй я засовываю капсулу внутрь мешка.
С третьей, снова завернув клапан, кулаком раздавливаю капсулу о глыбу.
Итак, задание выполнено, господин директор! Вряд ли вы поймете, что сейчас происходит внутри мешка, если даже я вам назову вещество, находившееся в капсуле. Это всего лишь метатитобромэтилсульфат полиэфирацетата марганца хлоргидрометилоксибората нитрофенофлуорикарбюрового салицилоглюкоронамида аскорбинового триметилхреногиперохломона пропилобензилоаденозинобифосфорилокальциевосодиевого ципрогептадиноальфаамилазотрихромицина йодового изопропамида хлорбутолгексаметажелезистофурфурилидено протеолитического хлоргидрата лизозимеангидреортоксиквинолеиноэфедробромгидрата скополамина с добавлением обычных вкусовых и одорирующих присадок, формула которого, я вам напомню, выглядит очень просто, и никому ни к черту не нужна.
Проделав эту деликатную операцию, я плыву между двух посудин, чтобы меня не заметили с судна.
Наверху раздаются шум, крики, что меня мало интересует, поскольку я намного ниже, в темной воде. Похоже, будто всполошилась вся команда. Морячки бегают, как при налете с воздуха.
А я в это время широким брассом быстро плыву в направлении той точки, где меня должны ждать Берю и Матиас…
На заднее сиденье машины плюхается не Сан-А, а мокрый блестящий тюлень.
— Я уж стал опасаться за вас, когда услышал крики, господин комиссар, — говорит Рыжий. — Тем более, похоже, вам не удалось обнаружить алмаз, как сказал мне Берю?
Я смеюсь.
— Мы его не могли найти, потому что он в полной черноте!
В дюжине слов (нет, подождите, в четырнадцати плюс два восклицательных знака) я рассказываю Матиасу о своей находке.
Он жмет мне руки.
— О, браво! Фантастика…
— Уф! Удача, сын мой. А теперь, поскольку мы засветились, я поручу тебе одно дельце, выходящее за рамки твоей работы в лаборатории, но мы за границей, а Франция прежде всего, правда?
— Вперед, вперед, зовет Отчизна! — громко вопит он на бессмертную мелодию “Марсельезы”. — Что от меня требуется, господин комиссар?
Я излагаю суть дела.
Матиас слушает, вникает, соглашается, повторяет, затем выходит из машины. Я уезжаю, оставляя этот олимпийский факел на сыром причале.
Мальчик Берю не просыпается, продолжая сотрясать воздух громовыми раскатами, перемежающимися молодецким посвистом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27