— Есть такое дело…Бармен наливает нам два стакана виски, оставив место, лишь чтобы положить туда по куску льда. Мы пьем с наслаждением… Звучит тихая приятная музыка, причем не какая-то там американская, а настоящая французская. И это доставляет мне такое же удовольствие, как и алкоголь…— Может, позвоним? — намекаю я. — Но, заметьте, мы никуда не спешим, а, учитывая положение дел, спешить вообще некуда…Грейс спрыгивает со своего табурета.— Пошли…Мы втискиваемся в узкую кабинку в глубине зала.— Попросите соединить со Скотленд-ярдом, — говорю я, — а как только они ответят, позовите инспектора Брандона для комиссара Сан-Антонио. Я буду с ним разговаривать сам, так как он понимает мой красивый язык.Грейс кивает и начинает объясняться с телефонисткой.В этой узкой деревянной клетке я чувствую ее всю. Тепло ее тела, тонкий аромат духов… Наши тела плотно прижаты друг к другу, и я ощущаю, еще немного, и может случиться так, что ваш дорогой Сан-Антонио получит пощечину — будьте здоровы!Грейс разговаривает, потом умолкает, затем снова что-то произносит…Очевидно, ее уже соединили со Скотленд-Ярдом, где велят подождать…Наконец она передает мне трубку.Эбонитовый микрофон сохраняет запах ее помады… Тепло ее дыхания…Грейс хочет выскользнуть из кабины, но я удерживаю ее, прижимая к стенке. Она не двигается, никак не реагирует, только лишь дыхание становится чуть чаще, чуть сильнее.— Алло! — слышу я далекий голос.— Брандон?— Yes…— Это комиссар Сан-Антонио…— О-о! Как ваши дела, коллега?— Лучше, чем у Марты Обюртен… Он испускает какую-то непонятную тираду, затем любопытствует:— С ней случилось несчастье?— Можно и так сказать. Она похоронена в саду некоего Хигтинса, это на Кастой-Маркет, дом сто двадцать два.— Что вы сказали?Он, похоже, ошарашен, этот инспектор лучшей в мире полиции.— Как вам удалось найти?— По нюхомеру…— Что это за инструмент? Я смеюсь.— Это патентованный французский прибор, дорогой друг… Я хотел поговорить с девушкой, но она пропала. Тогда я решил ее поискать. Вот нашел. Только, пожалуйста, мне не хотелось бы лезть в это дело, поэтому займитесь им сами. Хорошо? У меня время очень ограничено, а мне еще столько нужно сделать, чтобы дойти до конца…— Что вы имеете в виду под «дойти до конца»?— Докопаться до истины. Я знаю, и вот вам доказательство, что за банальным преступлением Ролле скрывается что-то серьезное, понимаете, Брандон? Вот увидите, мы еще найдем горшок роз в один из дней…— Найдем… что?Я вздыхаю… Нет, решительно никогда я не смогу привыкнуть к этой стране.— Вы приедете сюда?— Сейчас же выезжаю.— Может быть, мы встретимся? — предлагаю я. — Где вы остановитесь?— Ну… я думаю… Скорее всего в «Коронованном льве».— Хорошо. Если я не дождусь вас, то оставлю записку.— Вы собираетесь уехать?— Еще не знаю…— Могу ли я спросить, каковы ваши планы на ближайшее время?— Выпить двойное виски…— Тогда ваше здоровье, комиссар!Я вешаю трубку.Грейс передо мной, близко-близко, не двигается, лишь грудь вздымается из-за частого дыхания.Я смотрю на нее, как смотрит юноша на девушку, когда очень ее желает.Она чувствует опасность и открывает дверь.Мы оба красные, она и я, когда возвращаемся к стойке.— Два двойных, — говорю я ровным голосом, стараясь скрыть эмоции. Глава 6Где пойдет речь о хозяине гаража, который знает свое дело, и о французском комиссаре Сан-Антонио, который знает свое! Мы молча прихлебываем виски. Время идет, пластинка в проигрывателе крутится, и, очевидно, кружится голова моей мужественной переводчицы, поскольку Грейс хлещет виски, как настоящий мужчина. Но держится молодцом и если уж отключится, то еще не скоро.Я потихоньку провожу инвентаризацию своих мыслей.Пока у нас имеется три персонажа в этой истории: Марта Обюртен, еженедельная спутница Ролле, высокий блондин в замшевом жилете, который, как мне кажется, в чем-то противодействовал Ролле, и Хиггинс, арендатор дома, где огород служит филиалом кладбища Нортхемптона.О первой я кое-что знаю: она работала в аптеке, она не была кокеткой, она якобы срочно уехала под предлогом болезни тетушки и, самое главное, она теперь мертва.О втором я знаю лишь, что он молодой блондин высокого роста, который носит коричневый замшевый жилет.О третьем мне известно, что его зовут Хиггинс и у него красный кабриолет марки «хиллман».Выходит так, что, имея в наличии пока только эти элементы, мне придется продолжать поиски в полном тумане — в прямом и переносном смысле — и без знания английского языка. Чудненькая перспектива…Я морщусь, и нос у меня вытягивается. Со стороны я, очевидно, похож на бухгалтера, вспомнившего за вечерним виски, что забыл вставить важную статью в финансовый отчет.Я поднимаю на Грейс глаза, тяжелые от невеселых мыслей.— Ладно, — говорю я, — уже поздно. Наверное, вы хотите вернуться домой? Она не смотрит на меня, но отвечает:— Нет.Коротко и ясно.— Но, — бормочу я, — я же не могу вас таскать за собой вечно, а?Конечно, она не может понять этот слишком разговорный французский, да и словарь здесь сразу не поможет, но в общий смысл врубается.— Если я вам мешаю, — произносит она спокойно, — тогда другое дело. Грейс соскальзывает с табурета.— Всего доброго! Мне было очень интересно. — И направляется к выходу.— Э! Подождите! — кричу я. — Только давайте без комплексов. Естественно, я предпочитаю, чтобы вы остались со мной, так как без вас я ощущаю себя брошенным в племени папуасов.— Так в чем же дело?— Просто меня терзают угрызения совести…— Мне всегда говорили, что у полицейских их не бывает.Я смотрю, что она тоже, как ваш покорный слуга, за словом в карман не лезет.— Спорим, что я исключение, подтверждающее правило. Мои угрызения совести являются неотъемлемой частью моих правил приличия. Я, скажем так, мучился из-за того, что вас, может быть, кто-то ждет…— Никто меня не ждет.— В вашем возрасте это ненормально…— Вы находите?— Еще как нахожу!— Мои родители умерли…— А местные юноши? Что они делают после работы? Вышивают?— Они все больше играют в пинг-понг…Я умолкаю. Бессмысленно продолжать муссировать тему возмужалости местной молодежи. Для меня это так же странно, как надувные куклы для любовных шалостей.— Так, все, — говорю я решительно. — Пошли за мной!Мы выходим из бара, и я ошарашен страшной сыростью воздуха. Весь город как огромная губка. Я ощущаю себя микробом, загибающимся в легких плевритика.— Куда мы идем? — спрашивает Грейс.— Подождите-ка минуточку…Вдруг мне в тыкву приходит гениальная (как обычно) мысль. Мысль старого автомобилиста…— Скажите, а здесь машины оставляют на ночь, как правило, на улице?— Нет, — отвечает она, — из-за тумана это запрещено.— О'кей…Значит, Хиггинс ставит свою тележку куда-то на ночь, когда бывает здесь. Поскольку нет возможности запихнуть ее в маленький двор, то он ставит ее в какой-то гараж… И естественно, в ближайший гараж от дома. Это нормально, правда?— Послушайте, Грейс, спросите у первого встречного адрес ближайшего к дому Хиггинса гаража…— Хорошо.Увидев полицейского, скучающего на углу перекрестка, она подходит к нему. Полицейский указывает направление рукой, подкрепляя этим жестом свои безусловно бесценные слова.— Пойдемте, — говорит она мне, поблагодарив полисмена коротким «thanks». * * * Гараж называется «Эксельсиор», как везде.Но на самом деле стоянка весьма скромных размеров.Грейс ведет меня к стеклянной стене, отгораживающей бюро.Внутри горит свет. За столом сидит тип с темными волосами и горбатым носом. Он курит сигарету и листает автокаталог.Я стучу.— Входите! — кричит тип.Я вхожу в аквариум. Внутри тепло и пахнет новой резиной, что пробуждает во мне ностальгию по моей новой машине.— Добрый вечер! — произношу я тщательно по-английски и поворачиваюсь к Грейс. — Не могли бы вы спросить у этого господина, нет ли у него клиента по имени Хиггинс?Парень взрывается смехом. Он смеется от всего сердца.— Ба! Без базара? — радостно кричит он. — Француз?У него парижский акцент — хрен спутаешь!Я тащусь!— Ты тоже француз? — задаю я дурацкий вопрос.— Немножко да, сын мой!И мы жмем кости под ошарашенным взглядом девушки.Парень кидается рассказывать о себе: он попал сюда после высадки в Дюнкерке — пуля в ноге вывела его из строя навсегда. Его лечили в Нортхемптоне. За ним ухаживала сестра, дочка хозяина гаража, шикарная девица, которая ему очень нравилась. Поскольку он любит рыжих и автомеханику, то быстренько женился на обеих, а после смерти старика стал хозяином гаража.— Я, понимаешь, — говорит он, — как бобер строю дом своим…Я коротким тычком обрываю его, чтобы избежать смущения Грейс.— Ну а ты? — спохватывается он. Я показываю ему свое удостоверение.— А, черт! — крякает он. — Легавый! — И тут же исправляется: — Извините меня, комиссар.— Да брось ты, не надо экивоков из-за того, что я полицейский. Есть два парижанина, случайно встретившихся…Я хлопаю его по плечу.— Ладно, иди поближе, — лыбится он, опять отбросив официальность, — давай лучше вспрыснем встречу бутылочкой нашего вина. Мне его привозят прямо из погребов. Сейчас увидишь, это тебе не чай…И мы идем мимо запаркованных машин в квартиру моего земляка, которого, между прочим, зовут Александр Тюпен.Он заводит нас в столовую, обставленную, кстати сказать, пусть не шикарно, но далеко не бедно, и идет за вином.Открывая бутылку, он говорит радостно:— Представь себе, я, наверное, целую жизнь не видел парижанина! Как же, черт возьми, приятно услышать родной язык. Слушай, ну что Париж, все на том же месте?— Да, — киваю я, — по крайней мере до следующего ядерного испытания.Мы болтаем обо всем сразу и ни о чем, потом, принеся очередную бутылку, он вдруг спохватывается:— Кстати, что тебя привело в мою обитель? Тебе нужна тачка? Я трясу головой.— Нет, только информация.— По технической части? Клевое воображение у моего земляка. Он, видимо, даже спит на каталогах запасных частей.— Скажи, Александр, не было ли среди твоих клиентов в последнее время человека по фамилии Хиггинс?— Дай сообразить… Нет, думаю, нет… Разочарование отдается в моем желудке.— Понимаешь, — продолжает он, — я не очень обращаю внимание на их имена, тяжело запоминаются… Ты говоришь — Хиггинс?— Да…— А! Все может быть… Как он выглядит, этот твой…— Сам хотел бы узнать…Тюпен становится серьезным.— Понятно! Дело важное?— Думаю, да.— А что у него за тележка?— Красный «хиллман», кабриолет… Он подпрыгивает на стуле, будто его ошпарили.— Знаю! Да, красный «хиллман»… Хиггинс, точно. Мощный парень в возрасте с седыми волосами.— Верно срисовал.— Ну и? — спрашивает он.— Расскажи мне о нем.— Да я лучше тебе расскажу о Тино Росси. Хиггинс этот… Клиент, как все другие: залить-поменять-помыть, ну и все…— Ты его видел с кем-нибудь?— Нет, не помню…— Может быть, тебе запомнилось что-нибудь, какая-то мелочь, чтобы я мог его найти?— А чего тут запоминать? Его адрес у меня в журнале. Кажется, площадь Кастом-Маркет… Рядом с остановкой автобуса, как я заметил…— Это я и сам знаю. Только он смотался, и мне хотелось бы знать куда, чтобы отловить…Мой земляк разводит руками.— Ты уж от меня слишком много хочешь!Я понимаю, что дальнейшие вопросы бессмысленны, и помогаю ему прикончить бутылку.Когда я встаю, быстро поднимается и Грейс, которая следит за моими движениями и, кажется, готова стать моей тенью.Вдруг моего приятеля осеняет.— У меня есть идея! — хлопает он себя по лбу.— Идея?— По поводу твоего этого… Я смотрю на него с нескрываемой надеждой.— Что, правда?— Послушай. Однажды у него накрылась бобина. И он приехал с бобиной, которую ему дал кто-то из его приятелей, как он сказал. Он попросил заменить ее, а ту, одолженную, отправить по адресу хозяина. Короче, я помню адрес и имя. Его фамилия Тоун, и он живет в Бате. Я точно запомнил название — Бат. Кажется, где-то под Бристолем…Я повторяю:— Тоун, в Бате?— Точно-точно…В конце концов, чем черт не шутит, может быть, мне это поможет отыскать Хиггинса.Я записываю сведения в блокнот, и мы прощаемся…— Что вы обо всем этом думаете, Грейс?Она пытается идти со мной в ногу… Мне просто не по себе от ее послушности. Такое впечатление, что ею можно управлять мановением руки или взглядом.Девчушек, готовых на все по мановению руки, полно в девичьих интернатах. Но те, что слушаются взгляда, — такие встречаются реже!— Я ничего не думаю, — говорит она, — я просто иду, и все. Мне кажется, что я живу в каком-то романе. Будь я сейчас дома, может быть, куда-нибудь пошла… Куда? Не знаю… Бродила бы по улицам или пошла в кино…— Вы не хотите есть? Я умираю с голодухи… Спать тоже хочется. Я уже двое суток не смыкал глаз…— У меня есть холодная курица…— Это приглашение?— Что вы на это скажете? — спрашивает она, имея в виду, похоже, только жратву.— Я принимаю ваше предложение без ложной скромности! Купим сейчас чем залить вашу курицу и еще пирожные. Я никогда не жрал пудинг… Говорят, это вполне съедобно?Сделав необходимые покупки, мы приходим к ней. Она живет в маленькой квартирке: комната, кухня, ванная. Все очень чисто, мило обставлено, но без души. Ясно, что она не цепляется за общепринятые ценности.— Вы не боитесь, что я вас скомпрометирую?— Мне наплевать, что обо мне подумают и будут ли судачить. Так ведь говорят у вас?— Да…Я открываю бутылку, пока она стелет скатерть и кладет приборы…По радио кто-то играет на волынке. Мелодия писклявая и заунывная для ушей, но смешная для тех, кто с чувством юмора.Напротив свет в доме матушки Фидж…Там пустая квартира Марты Обюртен, ее чемодан…А где-то посреди города в тумане стоит дом, который через несколько часов назовут местом преступления.— У вас грустный вид, — замечает она.— Это из-за климата, я думаю… * * * Хорошая еда и питье — что еще нужно, чтобы поднять настроение настоящего мужчины? Когда я приканчиваю второе крылышко курицы и допиваю третий стакан «Шатонеф», мой оптимизм растет, как цены во время инфляции.— Что— Послушайте, Грейс, будьте откровенны со мной. Мы симпатичны друг другу. Скажите мне, откройтесь…— Что вы хотите узнать?— Что вас мучит… Я вижу, что вас что-то гложет изнутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15