Хозяина этой квартиры Романа
Кирилловича Недбайло Климунда знал давно - они жили в соседних домах.
Недбайло работал на мясокомбинате. Жил скромно. Не имел ни машины, ни
дачи. Но его сосед, постоянный партнер Климунды в домино, уверял, что
"мясокомбинатор" - человек с достатком. Его жена с ребенком все лето
отдыхает в Сочи. А какая у них квартира! Хрусталь и ковры! Сосед был
слесарем и видел, когда Недбайло вызывал его отремонтировать кран в
ванной.
Именно квартиру Недбайло имел в виду Климунда, разговаривая с
Балабаном в сквере.
Наконец лязгнул первый замок, второй поддался сразу, и Климунда вслед
за Балабаном проскользнул в квартиру. Лёха задержался в коридоре, закрыл
за Спиридоном дверь. Выглянул из-за спины Климунды, остановившегося на
пороге гостиной.
- Чего стал столбом? - прошипел он.
Климунда отступил, пропустил вперед Балабана. Стоял и растерянно
смотрел, как тот быстро и уверенно перебирает вещи в шкафу. Довольно
усмехнувшись, Балабан снял каракулевую шубу, свернул и положил в чемодан.
- Погляди, что там... - кивнул он на письменный стол у окна. - Если
заперт, попробуй... - подал отмычки.
Стол и правда был заперт, но Климунда легко справился с замками.
Выдвинул ящики - какие-то тетради, папки с бумагами, журналы. Его внимание
привлекла старинная бронзовая шкатулка. Попробовал отпереть, но замок не
поддался. Позвал Балабана. Тот неохотно оставил шкаф. Увидев шкатулку,
нетерпеливо сказал:
- А может, там деньги! - В его глазах вспыхнула жадность. Он сильно
надавил на отмычку, очевидно, сломал замок, потому что в шкатулке
хрустнуло. Открыл ее и даже свистнул от удивления. На дне лежали три пачки
аккуратно перевязанных зеленых ассигнаций.
- Пять...пять и две тысячи... - прочитал цифры на наклеенных
крест-накрест полосках.
- Двенадцать тысяч! - охнул Климунда.
- Подфартило! - выдохнул Балабан.
- Пересчитывать не будем... - счастливо засмеялся Спиридон. -
Недбайло считал для себя.
Балабан отдал ему одну пятитысячную пачку, но Климунда проворно
выхватил у него из рук и вторую - двухтысячную.
- Ты что! - угрожающе поднял кулак Балабан. - Все пополам!
- Возьмешь себе барахло. Там больше чем на две тысячи.
- Но ведь его еще надо сбыть... - пробормотал Лёха, однако отступил.
Климунда вынул из шкатулки золотые дамские часы на цепочке, золотые
запонки и две сберкнижки. Бросив Балабану часики, запонки взял себе.
Заглянул в книжки.
- Двести рублей... - пробормотал презрительно. - И сто пятьдесят...
Осторожный, денег на книжке не держит, да и эти, - подбросил на ладони
пачку, - наверно, только мелочь...
- Прячет, свинья! - согласился Балабан.
- Давай поживее! - поторопил его Спиридон. Знал, что Недбайло раньше
семи не возвращается и у них еще добрых четыре часа форы. Но у него все
время было такое ощущение, будто кто-то уже стоит у двери. Сейчас она
отворится - и тогда конец...
Закурил, глядя, как Лёха упаковывает уже второй чемодан, найденный у
Недбайло. Оперся на тумбочку, где стояла высокая китайская ваза, - вдруг
тумбочка закачалась, и ваза наклонилась. Спиридон успел дотянуться до нее,
но не удержал - ваза упала, ударилась боком об пол и разлетелась на куски.
Балабан испуганно огляделся...
- Ты что?..
Климунда прислушался: казалось, что звук разбившейся вазы услышали во
всем доме. Но вокруг, как и до сих пор, царили тишина и спокойствие...
Нервно раздавил папиросу о полированную поверхность тумбочки.
- Ну, долго ты еще? - крикнул.
- Готово, шеф! - Балабан поднял чемоданы. - Ты иди вперед и бери
такси. А я - за тобой.

- А-а, должничок пришел... - Губы у Иваницкого растянулись в деланно
приветливой улыбке. Это напоминание о долге сразу испортило настроение
Климунде.
Иваницкий отступил, пропуская его вперед. Климунда остановился перед
зеркалом, поправляя прическу. А Омельян стоял сбоку и иронически кривился.
"Кривись, дружище, кривись, в душе все равно завидуешь мне, - думал
Спиридон, - чем не настоящий мужчина! Какая фигура, мускулы! Девушки сами
пристают. А ты? Жалкий, плюгавый, жаба какая-то надутая".
Но достаточно было Климунде войти в комнату, как чувство
превосходства над Иваницким сразу же исчезло. Просторная однокомнатная
квартира, импортная мебель, холодильник, бар, заставленный бутылками, а на
стенах - целый музей старинного и современного искусства. Климунда
почувствовал себя никчемным среди этой роскоши.
Он неудобно, с краешка, сел в кресло и уставился на Омельяна, будто
впервые увидел его: грушевидная голова с узким лбом, утиный нос, бледные
губы, усеянные веснушками щеки и большие глаза, цвет которых словно то и
дело менялся.
Да, красотой Иваницкий не мог похвалиться. Зато хватка - куда
Климунде.
Климунда хорошо знал Омельяна - как-никак вместе учились в школе,
хотя Иваницкий пришел в их десятый класс в середине учебного года. До того
жил и учился в каком-то районном городке. Сначала Иваницкого в классе не
замечали. Не замечал его и Климунда, хотя новичка посадили за его парту.
Да и нечего было замечать: слишком невзрачен, бледен, раз ударишь - и
готов... И все же новичок скоро заставил уважать себя. Через какой-нибудь
месяц его авторитет признал даже первый ученик класса Борис Сойченко,
попросив посмотреть, правильно ли он решил задачу по алгебре. Домашняя
работа была действительно сложной, и только Иваницкий справился с ней...
И Спиридону стало немножко легче учиться. Поскольку он сидел с
Иваницким за одной партой, то получил право первым списывать домашнее
задание, не говоря уж о контрольных.
Как-то, возвращаясь вместе с Иваницким домой, Климунда начал
расспрашивать Омельяна о его районном городке, но тот отвечал неохотно и
перевел разговор на другое. Иваницкий не любил открываться посторонним.
Омельян и теперь, через много лет, даже в мыслях неохотно возвращался
к своему детству. Родители его жили незаметно, немилосердно экономили на
всем, держали в черном теле и своего единственного сына.
Потом Омельян понял почему: как-то ночью он подслушал их разговор. Из
соседней комнаты доносился возбужденный шепот:
- Думаешь, все забыто? А дудки! Крота когда взяли? Через пять лет.
Фраер был, фраером и остался. Пошиковать захотелось, два камушка спустил,
а на третьем и погорел.
- А если умненько? Уехать куда-нибудь, найти перекупщика...
- И не думай... Пять лет еще сиди тихо. Они дело в архив спишут, а мы
и развернемся.
Мать вдруг всхлипнула:
- Надоело прибедняться, считать копейки, делать вид, что едва
дотягиваем от получки до получки. Иметь камешки, золото - а как нищие...
- Замолчи! - В голосе отца послышалась неприкрытая угроза. -
Забудь... Только разочек взять, оно и потянется... А от людских глаз
ничего не спрячешь, новые туфли - и те заметят...
Мать зашлась сухим кашлем. Отдышавшись, тоскливо сказала:
- Помру я скоро, так хоть напоследок хотелось пошиковать.
- Сдурела! - разозлился отец. - И не думай!..
- Где прячешь золото? - вдруг спросила мать.
- А тебе зачем? Где прячу, там и лежит.
- Хотела бы знать, надежно ли?
- Не волнуйся! Сам черт средь бела дня не найдет.
- Эх, - вздохнула мать, - обидно. Кто вас тогда с Кротом на ювелирку
навел? Я навела. Ты мне мою долю отдай...
- У-у, сука!.. - прошипел отец. - Завалить хочешь? Тебе что - вышку
не дадут, а меня шлепнут. Крота шлепнули, и меня... За мной мокрое дело,
понимаешь, мокрое, они нам сторожа ни в жисть не простят.
- Не простят, - согласилась мать.
- Так сиди и не рыпайся.
Подслушанный разговор поразил Омельяна. Ему уже шел тогда пятнадцатый
год, и не понять того, о чем разговаривали родители, он не мог. Значит, он
сын бандита... Вот почему они живут как бы в стороне от всех, вот почему у
них нет ни друзей, ни хороших знакомых.
Омельян не сомкнул глаз до утра. Лежал неподвижно, уставившись в
потолок, который наискось пересекала широкая щель. Отец уже несколько раз
говорил, что надо отремонтировать дом, однако все время отговаривался тем,
что нет денег. И обещанного пальто так и не купил ему, Омельян бегает в
школу в старом, потрепанном. А от отца только и слышал - много ешь, быстро
ботинки изнашиваешь, даже на тетрадки и учебники приходится выклянчивать.
Да и сам отец три года ходит в одних сапогах - мол, ему, скромному
счетоводу "Межколхозстроя", только и хватает получки, чтоб прокормить
семью... Правда, есть у них одна действительно ценная вещь: лучший
приемник из тех, что когда-то завезли в район. Отец по вечерам слушает
передачи из-за границы, ловит всякие "голоса" и очень радуется, когда
передают что-нибудь обидное про советскую власть.
Омельян с детства привык не любить эту власть. И мать, и отец не раз
говорили, как хорошо им жилось бы, если б не революция. У деда Омельяна
было имение где-то под Могилевом, и отец радостно встретил фашистов,
надеясь, что ему вернут усадьбу, в которой до войны был открыт дом отдыха.
Но немцы устроили там госпиталь.
Омельян как-то пробовал расспросить отца, чем тот занимался во время
войны и сразу после нее, но убедительного ответа так и не получил А оно
вон что значит - бандит: с каким-то Кротом ограбили ювелирный магазин и
убили сторожа.
Омельян вспомнил, как отец учил его быть скрытным, не болтать лишнего
посторонним. И главное - не выражать своих мыслей. А потом, когда Омельян
пошел в школу, наставлял, как и что следует говорить учителям и товарищам,
как выслуживаться перед классным руководителем, донося на учеников, не
брезгуя ничем ради собственной выгоды.
"Так, сынок, - любил он повторять, - лучше дурачком прикинься, а с
дурака что возьмешь, ты же в подходящий момент всяким там умникам ножку и
подставишь..."
Учился Омельян легко и в классе пользовался авторитетом. Страдал лишь
оттого, что не мог носить такие же костюмы и ботинки, как у товарищей.
Подслушанный ночной разговор, с одной стороны, встревожил Омельяна,
но, с другой, придал некое душевное равновесие.
Встревожил, потому что Омельян хорошо сознавал, что бы случилось с
ними, если бы кто-нибудь узнал о прошлом отца. Сын бандита, у которого
руки в крови! В конце концов, он не отвечает за отцовские преступления, но
пятно все же останется... Несколько успокаивало то, что родители, как
оказалось, были весьма находчивыми людьми и переменили фамилию. Наверно,
сразу после ограбления магазина купили чужие документы и ловко
воспользовались ими. И совсем уж придало уверенности то, что у них было
золото, драгоценности. Теперь он равнодушно проходил мимо пижонов в модных
куртках, знал, что когда-нибудь он сможет приобрести все, что захочет,
когда у него будет много-много денег - ведь отец непременно поделится с
ним...
Летом умерла мать. Она месяц пролежала в больнице. Когда Омельян
приходил, мать смотрела на него грустно, словно хотела что-то сказать.
Омельян знал, что именно, но и вида не подавал, что узнал ее тайну. А мать
так и не решилась открыться сыну, умерла тихо и незаметно. Так же тихо и
незаметно отец и похоронил ее - на похоронах были только соседи и
несколько сотрудников конторы, где мать работала уборщицей.
Через месяц после смерти матери отец предложил Омельяну пойти на
заработки. "Межколхозстрою", где он работал, нужны были подсобные рабочие,
и платили там неплохо.
Омельян долго смотрел прямо в глаза отцу, взвешивал, сказать или нет
и что может из этого выйти, наконец все же произнес тихо, так, что сам
едва слышал сказанное:
- А для чего мне подрабатывать? Денег у тебя столько, что и мне еще
останется...
Они разговаривали вечером при тусклом свете маленькой электрической
лампочки, и все же Омельян заметил, как побледнел отец, потом щеки его
покрылись красными пятнами, он сжал кулаки и угрожающе спросил:
- Это ты о чем? О каких деньгах?
Омельян знал, что теперь не имеет права отступать.
Если отступит, проиграет: будет, как и мать, клянчить у отца каждый
рубль. И он решительно сказал, будто речь шла о предмете давно обсужденном
и выясненном:
- А о золоте. О том, что в тайнике.
Отец даже передернулся. Нагнулся к Омельяну близко-близко и поднял
руки, будто хотел схватить за горло. Спросил хриплым чужим голосом:
- Что ты мелешь? Спятил, что ли? "Золото, деньги"...
Омельян на всякий случай чуть отодвинулся.
- Папа, - сухо заговорил он, - я знаю все о тебе. О том, как ограбили
с Кротом ювелирный магазин и убили сторожа. И про золото, спрятанное вами
с мамой.
- У-у, сука! - рубанул отец ладонью перед самым носом Омельяна. -
разболтала...
Омельян не защищал мать: пусть отец думает что хочет...
- Залежались у тебя деньги, папа... - сделал он попытку пошутить. -
Заплесневели.
- Не твое дело, - насупился отец. - Нет у меня ничего.
- Есть, папа, есть! - Омельяну почему-то стало весело. То ли
почувствовал, что выиграл дуэль с отцом, то ли просто избавился от груза,
лежавшего в последнее время на его плечах. - И вот что скажу тебе: давай
все пополам!
Он не успел уклониться и получил звонкую оплеуху. Схватился за щеку,
хотел заплакать, но все же преодолел боль и обиду, веско сказал:
- Я бы не советовал тебе, папа... А то если кто-нибудь узнает...
- Ты мне угрожаешь - родному отцу! - Он даже захлебнулся от ярости. -
Да я тебя собственными руками...
Отец потянулся к горлу сына. Омельян знал, что действительно может
задушить, но у него был беспроигрышный козырь, и он швырнул его прямо в
отцовское лицо:
- Попробуй только тронуть! Я оставил у товарища письмо, и если что,
он распечатает его. А там обо всем написано.
Отец опустил руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13