https://wodolei.ru/catalog/accessories/ershik/
Пульт замигал множеством
маленьких огоньков, из глубины машины послышались первые слабые звуки, гул
пробуждающихся механизмов, щелканье контрольных счетчиков, отдаленный
треск регистраторов, проводящих зондаж, и последовательное мурлыканье
каналов, начинающих работать.
Он работал напряженно, сосредоточенно, перенося знаки со страниц на
перфокарты. Время остановилось, и не было другого мира, кроме пульта с
мириадами клавиш, кнопок и переключателей и множеством загорающихся
лампочек.
Наконец, он закончил, и последняя страница слетела на пол с
опустевшей подставки. Время снова пошло, и мир вокруг ожил. Норман Блэйн
сидел опустошенный, в мокрой от пота рубашке, со спутавшимися на лбу
волосами, уронив руки на колени.
Машина теперь гремела, лампочки горели тысячами, одни мигали, другие
светили ярко и ровно. Звук мощными волнами бился в помещении, заполняя его
до отказа, и сквозь этот гул пробивались деловитые щелчки и безумный треск
мчавшихся во весь опор механизмов.
Усталый Блэйн поднялся с сидения, собрал с пола упавшие листы, сложил
их и убрал в папку.
Он прошел к дальнему концу машины и постоял, глядя на защищенный
стеклом корпус, где наматывалась на катушку лента. Он смотрел на
наматывающуюся ленту, зачарованный, как всегда, мыслью, что на ленте
запечатлена кажущаяся жизнь Сновидений, которая может просуществовать
столетие или тысячелетие - Сновидений, построенных таким образом, что они
никогда не надоедят, а будут плотью и реальностью до самого конца.
Он повернулся и пошел к лестнице, прошел полпути, остановился и
обернулся.
Это мое последнее Сновидение, понял он вдруг, завтра я перехожу на
другую работу. Он поднял руку в прощальном жесте.
- Бывай, Мирт, - сказал он.
Мирт ответила ему громом.
5
Ирма ушла на обед, и кабинет был пуст, но было письмо, адресованное
Блэйну, прислоненное к пепельнице на столе. Конверт был объемистым и
измятым. Когда Блэйн взял конверт, в нем что-то звякнуло. Норман Блэйн
разорвал конверт, из него выпала и ударилась о стол связка ключей.
Наполовину высунулся листок бумаги.
Он отодвинул ключи, вытащил листок и развернул. Приветствия не было.
Записка была короткой: "Я звонил, чтобы передать ключи, но вас не было, и
секретарша не знала, когда вы вернетесь. Но это не повод оставаться. Если
вы захотите встретиться со мной, я к вашим услугам. Реймер."
Записка выпала у него из руки и спланировала на стол. Он взял ключи,
подбросил, слушая, как они звенят, и поймал их на ладонь.
Что теперь будет с Джоном Реймером? - подумал он. Найдется ли для
него место, или Гизи не собирался назначать его на другой пост? Или Гизи
намеревался совсем выкинуть этого человека? Это выглядело неправдоподобно,
так как гильдия заботится о своих членах и не в ее правилах, не считая
крайних обстоятельств, выбрасывать человека из своих рядов.
И, кстати, кто станет начальником "Фабрикаций"? Или Лев Гизи умер, не
назначив никого на это место? Джордж или Герб - любой из них - были на
очереди, но они не сказали ни слова. Блэйн был уверен, что они бы
что-нибудь сказали, если бы были уведомлены.
Он поднял записку и прочел ее снова. Она была уклончивая, совершенно
бесстрастная, из нее ничего нельзя было почерпнуть.
Он подумал, что может чувствовать Реймер при такой быстрой замене, но
понять это было нельзя: записка совершенно не давала ключа к разгадке. А
почему он был заменен? Ходили слухи, самые разные слухи, о чистке в
Центре, но слухи не говорили ни о каких причинах для такой чистки.
Это казалось немного странным - оставить ключи, символизируя таким
образом передачу власти. Это выглядело так, словно Реймер бросил их Блэйну
на стол и сказал: "Держи, парень, теперь они твои", и ушел, больше ничего
не говоря.
Возможно, только слегка возбужденный. Только слегка задетый.
Но он пришел лично. Почему? Блэйн знал, что при обычных
обстоятельствах Реймер никогда не стал бы вторгаться к человеку, ставшему
его преемником. Но Реймер оставался бы до тех пор, пока его преемник не
взял бы него все нити.
Значит, здесь были не обычные обстоятельства. Приходится думать, что
они, кажется, и вовсе экстраординарные.
Это какое-то недоразумение, сказал себе Норман Блэйн. Проходи это по
надлежащим каналам, все было бы правильно - обычная операция, перемещение
производится без разрывов. Но назначение пришло не по обычным каналам, и
если бы Блэйн не нашел Льва Гизи мертвым, если бы не поднял с пола
документ, назначения могло бы вообще не быть.
Но теперь это место его - он рискнул головой, чтобы получить его, и
оно принадлежит ему. Это шаг вверх по лестнице, это успех. Эта должность
лучше оплачивалась, была более престижной и поднимала его ближе к вершине
фактически он становился третьим человеком в Центре: деловой агент,
"Охрана" и затем "Записи".
Вечером он расскажет Гарриет... нет, он совсем забыл, что вечером они
с Гарриет не увидятся.
Он положил ключи в карман и снова взял записку. "Если вы захотите
встретиться со мной, я к вашим услугам".
Протокол? - подумал он. Или что-то, что ему необходимо знать? Что-то,
о чем нужно побеседовать?
Может быть, Реймер пришел о чем-то поговорить и затем разнервничался?
Блэйн смял записку и швырнул на пол. Ему захотелось уйти, уйти из
Центра, уйти туда, где он сможет все обдумать и составить план действий.
Нужно все убрать из стола, подумал он, но это позже, на это еще будет
время. И его ждет свидание с Гарриет... нет, проклятие, он все время
забывает! Гарриет позвонила и сказала, что не сможет прийти.
Завтра будет время забрать все из стола. Он взял шляпу и пальто и
вышел на стоянку. У входа на стоянку обычного служащего заменил
вооруженный охранник. Блэйн показал свое удостоверение.
- Все в порядке, сэр, - сказал охранник. - Приходится смотреть в оба.
Разбуженный сбежал.
- Сбежал?
- Да, его разбудили недели две назад.
- Он не может далеко уйти, - сказал Блэйн. - Все изменилось, он
выдаст себя. Сколько он пробыл во Сне?
- Кажется, пятьсот лет.
- За пятьсот лет много чего изменилось. У него нет шансов.
Охранник покачал головой.
- Мне его жаль. Должно быть, жестоко будить таких, как он.
- Верно, жестоко. Мы пытаемся объяснить им это, но они не слушают.
- Скажите, - спросил охранник, - это вы нашли Гизи?
Блэйн кивнул.
- Правильно говорят, он был мертв, когда вы вошли?
- Мертв.
- Убийство?
- Не знаю.
- Это дьявольский удар. Вы поднимаетесь на самый верх, затем - бац!..
- Дьявольский удар, - согласился Блэйн.
- Кто бы знал...
- Да, кто бы знал. - Блэйн поспешил уйти.
Он выехал со стоянки и свернул на шоссе. Сумерки только начинались, и
дорога была пустынна.
Норман Блэйн ехал медленно, глядя на скользящий мимо осенний пейзаж.
Зажигались первые лампочки в окнах вилл на холмах, откуда доносился запах
горящих листьев и медленная грусть умирающего года.
Мысли слетались к нему, словно птицы на дерево для ночлега, но он
гнал их прочь - Болтуна, который заловил его... что Феррис может
подозревать или знать, и что он намеревается делать... Почему Джон Реймер
позвонил лично, чтобы вручить ключи, а затем решил не ждать... почему
сбежал разбуженный?
И последнее было странным делом, это было чистым безумием, если
призадуматься. Чего можно достичь таким бегством, таким побегом в чужой
мир, для которого он не подготовлен? Это словно уйти на чужую планету без
надлежащих инструкций. Это словно выйти на работу, с которой совершенно
незнаком, и попытаться делать вид, что работаешь.
Интересно, почему, подумал он, почему он сделал это?
Он отогнал эту мысль, потому что надо было слишком многое обдумать.
Он должен привести мысли в порядок, прежде чем думать. Он не может
позволить себе думать над болтовней каждого.
Блэйн протянул руку и включил радио.
Комментатор говорил: "... кто знает, что их политическая история
может распознавать критические моменты, которые теперь становятся ясно
определенными. Более чем пятьсот лет подряд правительство действительно
держало в руках Центральную Рабочую Гильдию. Это говорит о том, что
правительство является правящим комитетом, состоящим из представителей
всех гильдий центральной группы. То, что такая группа будет способна
править еще целый пять столетий - а последние шестьдесят лет допущено
открытое правление - заслуга не столь мудрости, сдержанности или
терпимости, сколь прекрасного баланса сил, который существовал в
государстве во все времена. Взаимное недоверие и страх ни разу не
позволили никакой гильдии или их союзу стать доминирующими. Как только
одна из группировок угрожает стать таковой, личные амбиции других
группировок подрывают ее влияние. Но это, как должен понять каждый,
положение, которое сохраняется дольше, чем можно было бы ожидать. Много
лет крепкие гильдии накапливали свои силы - и не пытались использовать их.
Вы можете быть уверены, что никто из них не попытается использовать свои
силы, пока не будет абсолютно уверен в себе. Только где это будет,
невозможно сказать, для этого нет хорошей стратегии, потому что любая
гильдия будет держать свои силы в секрете. Но недалек тот день, когда эти
силы должны столкнуться. Положение, как оно есть, должно казаться
нестерпимым некоторым сильным гильдиям с амбицией лидеров..."
Блэйн выключил радио и был заворожен торжественным спокойствием
осеннего вечера. Услышанное было старой жвачкой. Насколько он помнил,
комментаторы всегда говорили это. Это были вечные слухи, которые сегодня
могли утверждать, что верх возьмет "Транспорт", завтра - что это будет
"Журналистика", а через неделю настаивать - так же авторитетно - что
"Продовольствие".
"Сны", самодовольно сказал он себе, всегда были выше этой политики.
Гильдия - его гильдия - стояла на службе обществу. Она имела своих
представителей в Центральном правительстве по праву и долгу, но никогда не
играла в политику.
Это "Журналистика" всегда суетилась с крикливыми статьями и
комментариями. Если я не ошибаюсь, сказал себе Блэйн, "Журналистика" была
хуже всех - она каждую минуту ловила свой шанс. "Образование" тоже.
"Образование" всегда занималось грязными делишками!
Он покачал головой, думая, как удачно, что он в "Снах" - не
приходится испытывать чувство вины от ползающих вокруг слухов. Можете быть
уверены, что о "Снах" никогда не упомянут, из всех гильдий только "Сны"
могли стоять прямо и гордо.
Он спорил с Гарриет о "Журналистике", и иногда они ссорились.
Казалось, она имела упорное мнение, что "Журналистика" - единственная
гильдия, бескорыстно служившая обществу и имеющая безупречную репутацию.
Конечно, естественно, признал Блэйн, каждый думает, будто его гильдия
всегда права. Члены гильдии всегда ей верны. Когда-то, очень давно,
существовали нации, и любовь к своей нации называлась патриотизмом. Теперь
их место заняли гильдии.
Он ехал по долине, рассекающей холмы, и, наконец, свернул с шоссе и
поехал по извилистой дороге, взбиравшейся на холмы.
Ужин готов, и Энсил будет сердиться (Энсил был чудаковатым роботом).
Фило ждет его у ворот.
Он миновал дом Гарриет и мельком взглянул на него, стоящий среди
деревьев, с темными окнами. Гарриет не было дома. Задание, сказала она,
интервью с кем-то.
Он повернул в свои ворота, и там был Фило, лающий от всего сердца.
Норман Блэйн притормозил, и собака прыгнула в машину, ткнулась носом
хозяину в грудь и печально уселась на сиденье, пока они ехали по дорожке,
ведущей к дому.
Фило быстро выпрыгнул из машины, а Блэйн вылез медленней.
Утомительный был день, сказал он себе. Теперь, оказавшись дома, он
почувствовал, как устал.
Он постоял несколько секунд, глядя на дом. Хороший дом, подумал он,
хорошее место для семьи - если он сумеет отговорить Гарриет отказаться от
своей карьеры журналистки.
Чей-то голос сказал:
- Отлично. Теперь можете повернуться. Только спокойно, не пытайтесь
сделать глупости.
Блэйн медленно повернулся. У машины в сгущавшихся сумерках стоял
человек. Он держал в руке что-то блестящее и продолжал:
- Бояться нечего, я не собираюсь причинить вам никакого вреда. Только
не веселитесь по этому поводу.
На человеке была странная одежда, она выглядела какой-то формой. И
произношение его тоже было странным. Склонения лишены окраски, сжатые и
сухие, отсутствовали характеризующие язык переходы между словами. И фразы:
не делайте глупостей, не веселитесь по этому поводу...
- У меня револьвер. Я не валяю дурака.
Валять дурака?
- Вы человек, который сбежал, - сказал Блэйн.
- Да.
- Но как...
- Я проделал весь путь с вами. Подвесился под машиной, а эти глупые
копы и не подумали там посмотреть. - Он пожал плечами. - Пару раз я уже
начинал раскаиваться - вы ехали быстрее, чем я надеялся. Несколько раз я
чуть было не свалился.
- Но выбрать меня?.. Почему вы?..
- Не вас, мистер, вообще никого. Была возможность спрятаться - а
значит, и убраться подальше.
- Я не понимаю вас, - сказал Блэйн. - Вы могли остаться незамеченным,
могли отцепиться перед воротами - там машина шла медленно. Вы могли
ускользнуть незамеченным отсюда. Я бы вас не увидел.
- Чтобы вскоре быть пойманным, когда выдам себя? Меня выдает одежда,
а также и речь. А также мои манеры есть и, может быть, даже ходить. Все
это связывает меня.
- Понятно, - сказал Блэйн. - Ладно, опустите револьвер. Вы, наверное,
голодны. Пойдемте, поедим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
маленьких огоньков, из глубины машины послышались первые слабые звуки, гул
пробуждающихся механизмов, щелканье контрольных счетчиков, отдаленный
треск регистраторов, проводящих зондаж, и последовательное мурлыканье
каналов, начинающих работать.
Он работал напряженно, сосредоточенно, перенося знаки со страниц на
перфокарты. Время остановилось, и не было другого мира, кроме пульта с
мириадами клавиш, кнопок и переключателей и множеством загорающихся
лампочек.
Наконец, он закончил, и последняя страница слетела на пол с
опустевшей подставки. Время снова пошло, и мир вокруг ожил. Норман Блэйн
сидел опустошенный, в мокрой от пота рубашке, со спутавшимися на лбу
волосами, уронив руки на колени.
Машина теперь гремела, лампочки горели тысячами, одни мигали, другие
светили ярко и ровно. Звук мощными волнами бился в помещении, заполняя его
до отказа, и сквозь этот гул пробивались деловитые щелчки и безумный треск
мчавшихся во весь опор механизмов.
Усталый Блэйн поднялся с сидения, собрал с пола упавшие листы, сложил
их и убрал в папку.
Он прошел к дальнему концу машины и постоял, глядя на защищенный
стеклом корпус, где наматывалась на катушку лента. Он смотрел на
наматывающуюся ленту, зачарованный, как всегда, мыслью, что на ленте
запечатлена кажущаяся жизнь Сновидений, которая может просуществовать
столетие или тысячелетие - Сновидений, построенных таким образом, что они
никогда не надоедят, а будут плотью и реальностью до самого конца.
Он повернулся и пошел к лестнице, прошел полпути, остановился и
обернулся.
Это мое последнее Сновидение, понял он вдруг, завтра я перехожу на
другую работу. Он поднял руку в прощальном жесте.
- Бывай, Мирт, - сказал он.
Мирт ответила ему громом.
5
Ирма ушла на обед, и кабинет был пуст, но было письмо, адресованное
Блэйну, прислоненное к пепельнице на столе. Конверт был объемистым и
измятым. Когда Блэйн взял конверт, в нем что-то звякнуло. Норман Блэйн
разорвал конверт, из него выпала и ударилась о стол связка ключей.
Наполовину высунулся листок бумаги.
Он отодвинул ключи, вытащил листок и развернул. Приветствия не было.
Записка была короткой: "Я звонил, чтобы передать ключи, но вас не было, и
секретарша не знала, когда вы вернетесь. Но это не повод оставаться. Если
вы захотите встретиться со мной, я к вашим услугам. Реймер."
Записка выпала у него из руки и спланировала на стол. Он взял ключи,
подбросил, слушая, как они звенят, и поймал их на ладонь.
Что теперь будет с Джоном Реймером? - подумал он. Найдется ли для
него место, или Гизи не собирался назначать его на другой пост? Или Гизи
намеревался совсем выкинуть этого человека? Это выглядело неправдоподобно,
так как гильдия заботится о своих членах и не в ее правилах, не считая
крайних обстоятельств, выбрасывать человека из своих рядов.
И, кстати, кто станет начальником "Фабрикаций"? Или Лев Гизи умер, не
назначив никого на это место? Джордж или Герб - любой из них - были на
очереди, но они не сказали ни слова. Блэйн был уверен, что они бы
что-нибудь сказали, если бы были уведомлены.
Он поднял записку и прочел ее снова. Она была уклончивая, совершенно
бесстрастная, из нее ничего нельзя было почерпнуть.
Он подумал, что может чувствовать Реймер при такой быстрой замене, но
понять это было нельзя: записка совершенно не давала ключа к разгадке. А
почему он был заменен? Ходили слухи, самые разные слухи, о чистке в
Центре, но слухи не говорили ни о каких причинах для такой чистки.
Это казалось немного странным - оставить ключи, символизируя таким
образом передачу власти. Это выглядело так, словно Реймер бросил их Блэйну
на стол и сказал: "Держи, парень, теперь они твои", и ушел, больше ничего
не говоря.
Возможно, только слегка возбужденный. Только слегка задетый.
Но он пришел лично. Почему? Блэйн знал, что при обычных
обстоятельствах Реймер никогда не стал бы вторгаться к человеку, ставшему
его преемником. Но Реймер оставался бы до тех пор, пока его преемник не
взял бы него все нити.
Значит, здесь были не обычные обстоятельства. Приходится думать, что
они, кажется, и вовсе экстраординарные.
Это какое-то недоразумение, сказал себе Норман Блэйн. Проходи это по
надлежащим каналам, все было бы правильно - обычная операция, перемещение
производится без разрывов. Но назначение пришло не по обычным каналам, и
если бы Блэйн не нашел Льва Гизи мертвым, если бы не поднял с пола
документ, назначения могло бы вообще не быть.
Но теперь это место его - он рискнул головой, чтобы получить его, и
оно принадлежит ему. Это шаг вверх по лестнице, это успех. Эта должность
лучше оплачивалась, была более престижной и поднимала его ближе к вершине
фактически он становился третьим человеком в Центре: деловой агент,
"Охрана" и затем "Записи".
Вечером он расскажет Гарриет... нет, он совсем забыл, что вечером они
с Гарриет не увидятся.
Он положил ключи в карман и снова взял записку. "Если вы захотите
встретиться со мной, я к вашим услугам".
Протокол? - подумал он. Или что-то, что ему необходимо знать? Что-то,
о чем нужно побеседовать?
Может быть, Реймер пришел о чем-то поговорить и затем разнервничался?
Блэйн смял записку и швырнул на пол. Ему захотелось уйти, уйти из
Центра, уйти туда, где он сможет все обдумать и составить план действий.
Нужно все убрать из стола, подумал он, но это позже, на это еще будет
время. И его ждет свидание с Гарриет... нет, проклятие, он все время
забывает! Гарриет позвонила и сказала, что не сможет прийти.
Завтра будет время забрать все из стола. Он взял шляпу и пальто и
вышел на стоянку. У входа на стоянку обычного служащего заменил
вооруженный охранник. Блэйн показал свое удостоверение.
- Все в порядке, сэр, - сказал охранник. - Приходится смотреть в оба.
Разбуженный сбежал.
- Сбежал?
- Да, его разбудили недели две назад.
- Он не может далеко уйти, - сказал Блэйн. - Все изменилось, он
выдаст себя. Сколько он пробыл во Сне?
- Кажется, пятьсот лет.
- За пятьсот лет много чего изменилось. У него нет шансов.
Охранник покачал головой.
- Мне его жаль. Должно быть, жестоко будить таких, как он.
- Верно, жестоко. Мы пытаемся объяснить им это, но они не слушают.
- Скажите, - спросил охранник, - это вы нашли Гизи?
Блэйн кивнул.
- Правильно говорят, он был мертв, когда вы вошли?
- Мертв.
- Убийство?
- Не знаю.
- Это дьявольский удар. Вы поднимаетесь на самый верх, затем - бац!..
- Дьявольский удар, - согласился Блэйн.
- Кто бы знал...
- Да, кто бы знал. - Блэйн поспешил уйти.
Он выехал со стоянки и свернул на шоссе. Сумерки только начинались, и
дорога была пустынна.
Норман Блэйн ехал медленно, глядя на скользящий мимо осенний пейзаж.
Зажигались первые лампочки в окнах вилл на холмах, откуда доносился запах
горящих листьев и медленная грусть умирающего года.
Мысли слетались к нему, словно птицы на дерево для ночлега, но он
гнал их прочь - Болтуна, который заловил его... что Феррис может
подозревать или знать, и что он намеревается делать... Почему Джон Реймер
позвонил лично, чтобы вручить ключи, а затем решил не ждать... почему
сбежал разбуженный?
И последнее было странным делом, это было чистым безумием, если
призадуматься. Чего можно достичь таким бегством, таким побегом в чужой
мир, для которого он не подготовлен? Это словно уйти на чужую планету без
надлежащих инструкций. Это словно выйти на работу, с которой совершенно
незнаком, и попытаться делать вид, что работаешь.
Интересно, почему, подумал он, почему он сделал это?
Он отогнал эту мысль, потому что надо было слишком многое обдумать.
Он должен привести мысли в порядок, прежде чем думать. Он не может
позволить себе думать над болтовней каждого.
Блэйн протянул руку и включил радио.
Комментатор говорил: "... кто знает, что их политическая история
может распознавать критические моменты, которые теперь становятся ясно
определенными. Более чем пятьсот лет подряд правительство действительно
держало в руках Центральную Рабочую Гильдию. Это говорит о том, что
правительство является правящим комитетом, состоящим из представителей
всех гильдий центральной группы. То, что такая группа будет способна
править еще целый пять столетий - а последние шестьдесят лет допущено
открытое правление - заслуга не столь мудрости, сдержанности или
терпимости, сколь прекрасного баланса сил, который существовал в
государстве во все времена. Взаимное недоверие и страх ни разу не
позволили никакой гильдии или их союзу стать доминирующими. Как только
одна из группировок угрожает стать таковой, личные амбиции других
группировок подрывают ее влияние. Но это, как должен понять каждый,
положение, которое сохраняется дольше, чем можно было бы ожидать. Много
лет крепкие гильдии накапливали свои силы - и не пытались использовать их.
Вы можете быть уверены, что никто из них не попытается использовать свои
силы, пока не будет абсолютно уверен в себе. Только где это будет,
невозможно сказать, для этого нет хорошей стратегии, потому что любая
гильдия будет держать свои силы в секрете. Но недалек тот день, когда эти
силы должны столкнуться. Положение, как оно есть, должно казаться
нестерпимым некоторым сильным гильдиям с амбицией лидеров..."
Блэйн выключил радио и был заворожен торжественным спокойствием
осеннего вечера. Услышанное было старой жвачкой. Насколько он помнил,
комментаторы всегда говорили это. Это были вечные слухи, которые сегодня
могли утверждать, что верх возьмет "Транспорт", завтра - что это будет
"Журналистика", а через неделю настаивать - так же авторитетно - что
"Продовольствие".
"Сны", самодовольно сказал он себе, всегда были выше этой политики.
Гильдия - его гильдия - стояла на службе обществу. Она имела своих
представителей в Центральном правительстве по праву и долгу, но никогда не
играла в политику.
Это "Журналистика" всегда суетилась с крикливыми статьями и
комментариями. Если я не ошибаюсь, сказал себе Блэйн, "Журналистика" была
хуже всех - она каждую минуту ловила свой шанс. "Образование" тоже.
"Образование" всегда занималось грязными делишками!
Он покачал головой, думая, как удачно, что он в "Снах" - не
приходится испытывать чувство вины от ползающих вокруг слухов. Можете быть
уверены, что о "Снах" никогда не упомянут, из всех гильдий только "Сны"
могли стоять прямо и гордо.
Он спорил с Гарриет о "Журналистике", и иногда они ссорились.
Казалось, она имела упорное мнение, что "Журналистика" - единственная
гильдия, бескорыстно служившая обществу и имеющая безупречную репутацию.
Конечно, естественно, признал Блэйн, каждый думает, будто его гильдия
всегда права. Члены гильдии всегда ей верны. Когда-то, очень давно,
существовали нации, и любовь к своей нации называлась патриотизмом. Теперь
их место заняли гильдии.
Он ехал по долине, рассекающей холмы, и, наконец, свернул с шоссе и
поехал по извилистой дороге, взбиравшейся на холмы.
Ужин готов, и Энсил будет сердиться (Энсил был чудаковатым роботом).
Фило ждет его у ворот.
Он миновал дом Гарриет и мельком взглянул на него, стоящий среди
деревьев, с темными окнами. Гарриет не было дома. Задание, сказала она,
интервью с кем-то.
Он повернул в свои ворота, и там был Фило, лающий от всего сердца.
Норман Блэйн притормозил, и собака прыгнула в машину, ткнулась носом
хозяину в грудь и печально уселась на сиденье, пока они ехали по дорожке,
ведущей к дому.
Фило быстро выпрыгнул из машины, а Блэйн вылез медленней.
Утомительный был день, сказал он себе. Теперь, оказавшись дома, он
почувствовал, как устал.
Он постоял несколько секунд, глядя на дом. Хороший дом, подумал он,
хорошее место для семьи - если он сумеет отговорить Гарриет отказаться от
своей карьеры журналистки.
Чей-то голос сказал:
- Отлично. Теперь можете повернуться. Только спокойно, не пытайтесь
сделать глупости.
Блэйн медленно повернулся. У машины в сгущавшихся сумерках стоял
человек. Он держал в руке что-то блестящее и продолжал:
- Бояться нечего, я не собираюсь причинить вам никакого вреда. Только
не веселитесь по этому поводу.
На человеке была странная одежда, она выглядела какой-то формой. И
произношение его тоже было странным. Склонения лишены окраски, сжатые и
сухие, отсутствовали характеризующие язык переходы между словами. И фразы:
не делайте глупостей, не веселитесь по этому поводу...
- У меня револьвер. Я не валяю дурака.
Валять дурака?
- Вы человек, который сбежал, - сказал Блэйн.
- Да.
- Но как...
- Я проделал весь путь с вами. Подвесился под машиной, а эти глупые
копы и не подумали там посмотреть. - Он пожал плечами. - Пару раз я уже
начинал раскаиваться - вы ехали быстрее, чем я надеялся. Несколько раз я
чуть было не свалился.
- Но выбрать меня?.. Почему вы?..
- Не вас, мистер, вообще никого. Была возможность спрятаться - а
значит, и убраться подальше.
- Я не понимаю вас, - сказал Блэйн. - Вы могли остаться незамеченным,
могли отцепиться перед воротами - там машина шла медленно. Вы могли
ускользнуть незамеченным отсюда. Я бы вас не увидел.
- Чтобы вскоре быть пойманным, когда выдам себя? Меня выдает одежда,
а также и речь. А также мои манеры есть и, может быть, даже ходить. Все
это связывает меня.
- Понятно, - сказал Блэйн. - Ладно, опустите револьвер. Вы, наверное,
голодны. Пойдемте, поедим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10