..
- Едва ли этого будет достаточно, - возразил Чарли. - Кто-нибудь из
вас слышал, как он говорил?
- Он на самом деле говорил, - вставил я. - Произносил слова, но все
они были совершенно незнакомые. Какое-то непонятное щебетанье.
- И все же мы поняли, о чем он говорил, - не сдавался Чарли. - Каждый
из нас. Может быть, это была телепатия?
- Сомневаюсь, - скептически заметил полковник Рейнольдс. - Телепатия
вовсе не такая простая штука, как полагают многие.
- Скорее новый язык, - предположил я, - созданный на научной основе.
Звуки в нем подобраны так, чтобы вызывать определенные понятия. Если
хорошенько покопаться в семантике...
Чарли прервал меня, не дослушав мое весьма интересное предположение
относительно семантики, которое ему мало что говорило, ибо он в ней ничего
не смыслил.
- Джордж, что ты о нем знаешь?
С зажатым в изрядно грязной руке стаканчиком, вытянув ноги в носках
чуть ли не на середину кабинета, Джордж почти лежал в кресле и
благодушествовал. Не так уж много спиртного потребовалось, чтобы привести
его в расслабленное состояние.
- А ничего, - лениво произнес он.
- Но ведь ты же приехал с ним. Неужели он ничего тебе не рассказывал?
- За все время не проронил ни звука. Я как раз отъезжал, когда он
примчался и молча прыгнул рядом со мной, а потом...
- Откуда ты отъезжал?
- Ну, оттуда, где лежала куча всякого барахла. Она, пожалуй, занимала
несколько акров, да и ввысь было навалено порядочно. Вроде нашей площади
перед судом, только без газона, а просто мостовая, может, из бетона, а
может, из чего другого, но она тянулась во все стороны, и кругом, только
довольно далеко, стояли огромные дома.
- Ты узнал это место? - прервал выведенный из терпения Чарли.
- Так я же его прежде никогда не видел, - ответил Джордж, - ни на
картинках, ни так.
- Вот что, расскажи-ка нам все по порядку.

Джордж начал почти теми же словами, какими в свое время описывал мне
приключившееся с ним.
- Первый раз там лил такой дождь, что просто ужас. И было темновато,
вроде как бы вечер наступал, и я заметил только кучу всякой всячины.
Никаких зданий я не видел.
Мне он, правда, не говорил, что вообще что-то видел. Он утверждал,
что ни с того ни с сего очутился прямо в Уиллоу-Гроув на улице, и к нему
подъехала полицейская машина. Но я промолчал и продолжал слушать его
рассказ.
- Потом, когда Чет посадил меня в каталажку...
- Минуточку, минуточку, - остановил его Чарли. - Мне кажется, ты
кое-что пропустил. Где ты взял алмазы, картину и все прочее?
- Да из той кучи, что лежала там. - Дядюшка Джордж ничуть не
смутился. - Там было много всякой ерунды, и, если бы у меня хватило
времени, я бы выбрал кое-что получше. Но мне словно что-то шептало, что
все вот-вот кончится, да еще дождь лупил, холодный, как осенью, а само
место казалось каким то диковинным. Ну, я и взял первое, что подвернулось,
положил в карман. Потом смотрю - ведро с алмазами, только я не думал, что
они настоящие. А затем еще картину прихватил, а то моя Мирта все ныла, что
ей, видите ли, нужна первоклассная картина для столовой.
- После этого ты пошел домой?
- Ага, только я оказался на улице. Иду себе, ни кого не трогаю,
никаких законов не нарушаю...
- А что произошло второй раз?
- Это как я снова туда попал?
- Совершенно верно, - подтвердил Чарли.
- Первый раз это у меня получилось случайно. Сижу я в гостиной,
ботинки снял, потягиваю пиво, смотрю телевизор, и вдруг в седьмом периоде,
когда "Янки" уже провели двоих, и Мэнтл как... Послушайте, что произошло
дальше, я ведь так и не знаю. "Янки" выиграли?
- Выиграли, выиграли, - успокоил его Чарли.
Джордж удовлетворенно кивнул.
- Второй раз я вроде бы повторил все это. Дело даже не столько в том,
что меня посадили в камеру, сколько в несправедливости, ведь я ничего
такого не сделал. В общем, я уговорил Джона принести мне пива, устроился
поудобнее и решил немного промочить горло. Телевизора, конечно, там не
было, но я его очень ясно себе представил. И игру, все как было. У "Янки"
уже двое в "дому", Мантл выходит на удар - все это в уме, ясное дело, - и,
видно, оно и сработало. Я враз очутился на том месте, где лежала куча
всякого барахла, хотя это вовсе не было барахло на самом деле. Это все
были хорошие вещи. Некоторые из них вообще не поймешь для чего. Так вот,
они там лежали, и время от времени кто-нибудь подходил из тех высоченных
домов, - поверьте мне, до них было вовсе не два шага, это только казалось,
что они близко, - тащил что-нибудь в руках, бросал в общую кучу и шел
назад.
- Насколько я понимаю, во время второго посещения этого места вы
пробыли там значительно дольше, - вставил полковник.
- Дело было днем, да и дождь не лил как из ведра, - объяснил дядюшка
Джордж. - Само место уже не выглядело таким диковинным, хотя и казалось
унылым, точнее, пустынным. Людей не было видно, если не считать тех, кто
приходил что-нибудь бросить в общую кучу. Никто из них не обращал на меня
никакого внимания, они вели себя так, словно меня вообще не было. Сказать
по чести, я не знал, удастся ли еще раз побывать там, а много в руках не
унесешь, ну я и решил, что уж на этот раз торопиться не буду, сделаю все
как следует. Осмотрю всю кучу и выберу то, что мне нужно. Вернее, там было
много, чего бы мне хотелось, но я решил отобрать то, что понравилось
больше всего. Вот я и начал ходить вокруг кучи и брать разные вещи,
которые приглянулись, а потом попадалось что-нибудь еще лучше и
приходилось выбирать из отобранного. Иногда я сразу клал вещь назад, а
иногда оставил и бросал что-нибудь из взятого. Сами знаете, человек всего
не унесет, а у меня и так уже набрались полны руки. По краям той груды
лежало множество отличных вещиц. Один раз я было попытался взобраться
наверх за очень любопытной штуковиной, но там все было наведено кое-как,
и, когда я начал лезть, вся куча зашевелилась, и я побоялся, что она
свалится на меня. Я поскорее слез, как можно осторожнее, и потом
волей-неволей брал только то, что лежало внизу.
Рассказ дядюшки Джорджа настолько заинтересовал полковника
Рейнольдса, что он весь подался вперед, боясь пропустить хоть слово.
- Не могли бы вы описать, каковы были предметы в этой груде вещей?
- Ну, например, пара очков с какой-то нашлепкой на оправе. Я их
примерил, и мне сразу стало так радостно, что я просто испугался. Стоило
снять их, и я сразу перестал чувствовать себя счастливым. Еще раз надел, и
опять чуть ли не сомлел от счастья.
- Ты почувствовал себя счастливым? - переспросил Чарли. - Иными
словами, от очков ты опьянел?
- Да нет, я был счастлив вовсе не так, как бывает после доброй порции
виски. Просто счастлив, и все. Заботы, неприятности куда-то исчезли, мир
вдруг показался прекрасным, а жизнь - отличной. Была там еще одна вещица,
большой кусок стекла, квадратный, а может, и кубический. У гадалок бывают
похожие, только у них маленькие, круглые. Так вот, это стекло было такое
красивое, смотрел бы в него и смотрел. Нет, в нем ничего не отражалось,
как, скажем, в зеркале, и все равно казалось, что где-то глубоко внутри в
нем картина. Сначала мне только почудилось, будто это дерево, а потом
пригляделся - точно, дерево. Большой вяз, как тот, что рос во дворе у
моего деда, с гнездом иволги на кривой ветке. На этом тоже было гнездо
иволги, и сама птичка рядом сидела. Смотрю еще: ба, да ведь это тот самый
вяз, а за ним дом деда и загородка со сломанной жердью, и сам дед сидит на
траве, курит свою трубку из кукурузного початка. Значит, сообразил я,
стекло показывает все, что вы захотите. Сперва в нем было только дерево.
Стоило мне подумать про иволгу и про гнездо, и они тут как тут. Деда
вспомнил - и он сразу появился, хотя уже больше двадцати лет прошло, как
его похоронили. Я немного посмотрел на деда, а потом заставил себя
отвернуться. Уж очень я любил его, и тут, как увидел, сразу не по себе
стало. К этому времени я уже разобрался, что это было за стекло, и для
пробы подумал про пирог с тыквой. Ну, он тоже сразу появился, корочка
поджаристая и вся в пупырышках от масла. Про пиво еще вспомнил, и оно...
- Я не верю ни единому слову из всей этой сказки, - сказал Чарли.
- Продолжайте, - вмешался полковник. - Расскажите нам, что произошло
дальше.
- Ну, я обошел почти вокруг всей кучи, насобирал всякой всячины да и
обратно выкинул немало, и все равно у меня рук не хватало, еле тащил. И
карманы набил полнехоньки. А кое-что даже на шею повесил. Вдруг от домов
мчится машина, летит над землей совсем низко прямехонько ко мне...
- Вы имеете в виду машину, на которой приехали?
- Вот именно. А в ней сидит какой-то грустный старикан. Подъехал он к
куче, опустил машину не землю, вылез и назад заковылял. Тогда я подошел к
машине, положил все свое добро на заднее сиденье и подумал: "Вот, черт
возьми, как подвезло! Сколько еще добра можно ваять!" Конечно, сначала я
решил попробовать, сумею ли ею управлять, влез внутрь, туда, где
старикашка сидел, и оказалось, что это проще пареной репы. Я приподнял
машину над землей и двинулся потихоньку вдоль кучи; все вспомнить пытаюсь,
где я разные штуковины побросал: хотел вернуться, собрать их и сложить на
заднее сиденье. Вдруг слышу, кто-то бежит сзади. Обернулся - этот тип в
черном, что со мной приехал. Подбежал к машине, положил руку на борт и
плюхнулся рядом. И тут раз - и мы в Уиллоу Гроув.
Полковник Рейнольдс вскочил на ноги.
- Вы хотите сказать, - закричал он, - что на заднем сиденье в машине
лежат все те необычные предметы, о которых вы нам только что
рассказывали?!
- Пожалуйста, сядьте, полковник, - вмешался Чарли. - Надеюсь, вы не
верите всем этим басням, которыми он нас потчевал. Совершенно очевидно,
что то, о чем говорил Джордж, просто физически невозможно и...
- Чарли, - сказал я, - разреши мне напомнить еще о нескольких
невозможных вещах. Таких, как - картина, которая находится в Национальной
галерее и одновременно у нас, в Уиллоу-Гроув, машина без колес, штуковина,
один конец которой раскален, а другой холодный как лед.
- Боже, у меня ум за разум заходит, - прошептал Чарли в отчаянии. - И
надо же, чтобы все это свалилось на мою голову.
- Послушай, Чарли, - заметил я, - по-моему, на твоей голове пока еще
ничего нет. Все эти загадки не имеют ни малейшего отношения к нарушениям
закона. Конечно, ты можешь сослаться на то, что Джордж взял автомобиль без
разрешения владельца. Но ведь это же не автомобиль...
- Все равно, это средство передвижения, - заупрямился Чарли.
- Но владелец выбросил его! Он бросил его и ушел, и...
- Мне бы прежде всего хотелось узнать, где находится это место и
почему люди выбрасывали свое добро, - заявил полковник.
- И конечно, вы бы хотели прибрать его к рукам, - добавил я.
- Вы чертовски правы, - согласился он. - Именно это я намерен
сделать. Вы отдаете себе отчет, что могут значить подобные предметы для
нашей страны? Например, склонить чашу весов в нашу пользу, имея в виду
потенциального противника, и я отнюдь не...
На лестнице, а затем в холле послышался топот. Дверь распахнулась, и
в комнату, чуть не грохнувшись, ворвался помощник шерифа.
- Сэр, - с трудом переводя дыхание, обратился он к Чарли, - я не
знаю, что делать. Какой-то сумасшедший проповедует возле памятника
Неизвестному солдату. Мне сказали, что шериф отправился с намерением
прогнать его в шею, поскольку у того нет разрешения выступать с
проповедями в общественном месте, а потом шерифа видели бегущим в участок.
Я вошел туда с заднего входа. Смотрю: шериф хватает винтовки и подсумки, а
когда я спросил его, в чем дело, он не захотел со мной разговаривать,
потащил целую охапку оружия на площадь и свалил все у памятника. Там
собралась толпа, и все тащат разное добро и бросают...
Я не стал дожидаться, когда он кончит, и бросился к двери.
Куча вещей у памятника выросла настолько, что уже сравнялась с его
подножием. Там были навалены велосипеды, радиоприемники, пишущие машинки,
электробритвы, швейные машины, пылесосы и много чего еще. Стояло даже
несколько автомобилей. Наступали сумерки, в город стекались окрестные
фермеры, и вместе с жителями со всех сторон шли через площадь, таща разное
добро, чтобы прибавить его к быстро растущей куче.
Незнакомца, приехавшего с Джорджем, нигде не было видно. Он сделал
свое черное дело и исчез. Стоя на площади и глядя на темные фигурки людей,
которые, словно муравьи, спешили со всех сторон прямо к памятнику
Неизвестному солдату, мрачно замершему в неровном свете трех качающихся на
легком ветерке уличных ламп, я представил себе множество других городов по
всей стране с огромными грудами всевозможных выброшенных вещей.
Боже, подумал я, ведь никто из них не понял ни слова, ни единого
звука из птичьего языка проповедника. Однако то, что он хотел им сказать,
как и тогда, когда мы все отступили назад, давая ему дорогу, явилось для
них неоспоримым приказом. Значит, я не ошибся, когда предположил, что весь
секрет кроется в семантике.
Конечно, в нашем языке множество слов, гораздо больше, чем необходимо
обыкновенному человеку, однако мы так к ним привыкли, привыкли к их
беспрерывным приливам и отливам, что многие из них - возможно, большинство
- утратили глубину и точность содержания. А ведь было время, когда великие
ораторы овладевали вниманием множества людей с помощью простой поэзии
своих речей; такие ораторы подчас меняли общественное мнение и направляли
его по другому руслу. Увы, теперь слова, которые мы произносим, потеряли
свою былую силу.
"Вот смех всегда сохранит свою ценность", - подумал я.
1 2 3 4 5