Выпускать их
на улицы было запрещено, но никто из жителей Уиллоу-Гроув не обращал
внимания на этот запрет в надежде, что собаки успеют вернуться домой
раньше, чем Вирджил Томпсон, городской собачник, выйдет на промысел.
Я сел в машину, поехал к себе, взял из холодильника четыре бутылки
пива и отвез их дядюшке Джорджу в полицию, после чего снова вернулся
домой.
Часы показывали половину пятого утра. Я решил, что нет смысла
ложиться, сварил кофе и начал жарить яичницу. Услышав, как я громыхаю на
кухне посудой, Элси спустилась вниз. Пришлось добавить пару яиц и на ее
долю. Потом мы уселись за стол и принялись обсуждать случившееся.
Дядюшка Джордж уже не раз попадал во всякого рода истории, впрочем не
очень серьезные, и мне всегда удавалось уладить дело. Он вовсе не был
забулдыгой, напротив, в городе его любили за честность и незлобивый
характер. Он держал свалку на окраине города и умудрялся жить на мизерную
плату, которую взимал с тех, кто прибегал к его услугам.
Мусор он отправлял на заболоченный участок неподалеку, а всякую
дребедень, которая еще на что-либо годилась, тщательно отбирал и затем
продавал по дешевке. Конечно, это было не слишком прибыльное и
процветающее предприятие, но, во всяком случае, дядюшка Джордж имел свое
дело, а в таком маленьком городишке, как наш Уиллоу-Гроув, это кое-что
значило.
Но вещицы, которые обнаружили у него на сей раз, были совершенно
иного рода, и это-то меня беспокоило. Где он мог их заполучить?
- Тебе не кажется, что следует позвонить тетушке Мирте? - озабоченно
спросила Элси.
- Не сейчас. От нее все равно проку не будет. Единственно, на что она
способна, так это причитать и заламывать руки.
- Что ты собираешься предпринять?
- Прежде всего нужно найти судью Бенсона и получить от него
постановление об освобождении дядюшки Джорджа. Если только Чарльз Нивинс
не придумает каких-нибудь оснований для продления ареста, хотя это и
маловероятно. По крайней мере, сейчас.
Увы, утром мне так и не удалось получить постановления. Я уж совсем
было собрался поехать в суд и отыскать судью Бенсона, как моя секретарша
Дороти Инглез, суровая старая дева, сообщила, что меня просит к телефону
Чарли Нивинс.
Не успел я взять трубку, как прокурор, не дав мне даже поздороваться,
начал кричать:
- Не вздумай отмалчиваться! Лучше говори сразу, как ты это устроил?
- Что устроил?
- Как помог Джорджу удрать из камеры?
- Но ведь он в полиции! Когда я уезжал, он сидел под замком, и я как
раз собирался к судье...
- Ну так вот, его там давно уже нет! - надрывался Чарли. - Дверь
заперта, а он исчез. Единственное, что от него осталось, это четыре пустые
бутылки из-под пива, выстроенные в ряд на полу.
- Послушай, Чарли, ты же меня знаешь. Так вот, поверь, я не имею
ровно никакого отношения ко всей этой истории.
- Конечно, я тебя знаю. Нет такой грязной проделки...
От возмущения он даже подавился и закашлялся.
И поделом ему. Из всех крючкотворов-законников в нашем штате Чарли
Нивинс самый несносный.
- Если ты намерен отдать приказ о задержании Джорджа как беглеца, то
не забывай об отсутствии оснований для его первоначального ареста.
- Какие, к черту, основания! Достаточно одного ведра алмазов.
- Если они подлинные.
- Это самые настоящие алмазы, будь спокоен. Гарри Джонсон смотрел их
сегодня утром. Так вот, он утверждает, что нет ни малейшего сомнения в их
подлинности. Вся загвоздка, по его словам, только в том, что на Земле
таких огромных алмазов нет. Да и по чистоте с ними ни один не сравнится.
Чарли на мгновение умолк, а затем произнес хриплым шепотом:
- Послушай, Джон, скажи честно, что происходит? Я никому...
- Я и сам не знаю, что тут творится.
- Но ты же беседовал с Джорджем, и он заявил шерифу, что ты приказал
ему не отвечать ни на какие вопросы.
- Обычная юридическая процедура, - сказал я. - Против этом тебе
нечего возразить. И еще одно. Ты отвечаешь за то, чтобы алмазы ненароком
не исчезли. Я заставил Чета составить и подписать опись, и поскольку не
выдвинуто обвинения...
- А как насчет бегства из участка?
- Сначала еще нужно доказать, что арест был произведен на законных
основаниях.
Чарли грохнул трубкой, а я уселся в кресло и попытался привести факты
в порядок. Однако все происшедшее казалось слишком фантастичным, чтобы в
нем можно было толком разобраться.
- Дороти! - позвал я секретаршу.
Она просунула голову в дверь, всем своим видом выказывая неодобрение.
Судя по всему, она уже слышала - как, впрочем, и весь город - о том, что
произошло, и к тому же вообще была весьма невысокого мнения о дядюшке
Джордже. Наши с ним отношения вызывали у нее недовольство, и она не
упускала возможности подчеркнуть, что он стоил мне немалых денег и времени
без какой-либо надежды на компенсацию. Это, конечно, соответствовало
истине, но нельзя же ожидать от владельца городской свалки, чтобы он
платил адвокату баснословный гонорар. А кроме всего прочего, Джордж ведь
приходился Элси дядюшкой.
- Дороти, свяжитесь с Кэлвином Россом из Института искусств в
Миннеаполисе, он мой старый друг...

Банкир Эймос Стивенс ворвался в комнату словно метеор. Он промелькнул
мимо Дороти прежде, чем она успела вымолвить слово.
- Джон, ты знаешь, что у тебя там?..
- Нет, не знаю. Может, ты мне расскажешь?
- Это же Рембрандт!
- А, ты имеешь в виду ту картину?
- Как, по-твоему, где Джордж раздобыл Рембрандта? Ведь картины этого
художника на дороге не валяются, их только в музеях и увидишь.
- Скоро мы все это выясним, - я поспешил успокоить Стивенса,
единственного эксперта по вопросам искусства в Уиллоу-Гроув. - Мне сейчас
должны звонить, и...
В дверях опять доказалась голова Дороти:
- Мистер Росс на проводе.
Я взял трубку и почувствовал некоторую неловкость. С Кэлом Россом мы
не виделись лет пятнадцать, и я даже не был уверен, что он меня помнит. Но
все же я назвал себя и непринужденным тоном начал разговор, словно мы
только вчера вместе завтракали. Впрочем, и он меня приветствовал в том же
духе.
Затем я перешел к делу:
- Кэл, у нас тут есть одна картина, по-моему, тебе не мешало бы на
нее взглянуть. Кое-кто считает ее старинной. Возможно, она даже
принадлежит кисти одного из старых мастеров. Понятно, это может показаться
тебе невероятным, но...
- Где, ты говоришь, находится эта картина?
- Здесь, в Уиллоу-Гроув.
- Ты ее видел?
- Взглянул разок, но мне трудно...
- Скажи ему, что это Рембрандт, - свирепо шептал Стивенс.
- Кто ее владелец?
- Пока практически никто. Она находится в полицейском участке.
- Джон, признайся честно, не намереваешься ли ты втянуть меня в
какую-нибудь историю? Может быть, я тебе понадобился как
свидетель-эксперт?
- Об этом речь не идет, хотя в какой-то мере твоя помощь связана с
делом, которым я сейчас занимаюсь. Возможно, мне удастся договориться,
чтобы тебе заплатили за...
- Скажи ему, - не унимался Стивенс, - что это Рембрандт!
- Там, кажется, кто-то говорит о Рембрандте? - спросил Кэл.
- Да нет, никто точно этого не знает.
- Ну что ж, возможно, я сумею к вам выбраться.
Кэл явно заинтересовался. Или, пожалуй точнее, был заинтригован.
- Я найму самолет, чтобы тебя доставили прямо в Уиллоу-Гроув, -
пообещал я.
- Неужели дело настолько важно?
- Откровенно говоря, Кэл, я и сам толком не знаю. Мне хотелось бы
услышать твое мнение.
- Ладно, договаривайся насчет самолета и позвони мне. Через час я
могу быть в аэропорту.
- Спасибо, Кэл. Я тебя встречу,

Я заранее знал, что Элси будет на меня дуться, а Дороти придет в
негодование. Какому-то адвокату в таком заштатном городишке, как наш,
нанимать самолет было явным сумасбродством. Но если нам удастся выцарапать
алмазы или хотя бы часть их, плата за самолет покажется такой мелочью, о
которой и говорить не стоит. Правда, я не был полностью уверен, что Гарри
Джонсон сумеет отличить настоящий алмаз от поддельного, даже если увидит
его. Конечно, ему приходилось торговать алмазами в своей лавчонке, но я
подозреваю, что он просто верил какому-нибудь оптовому поставщику на
слово, что это действительно алмазы.
- С кем это ты говорил? - спросил Стивенс.
Я рассказал ему, кто такой Кэлвин Росс.
- Тогда почему ты не сказал ему, что это Рембрандт? - набросился на
меня банкир. - Неужели ты не веришь, что кого-кого, а уж Рембрандта я
всегда смогу отличить?
Я чуть было не сказал ему, что именно это и имел в виду, но во-время
спохватился: не исключено, что в будущем мне еще не раз придется
обращаться к нему за кредитом.
- Послушай, Эймос, - схитрил я, - мне просто не хотелось бы раньше
времени влиять на его заключение. Как только он прибудет сюда и взглянет
на картину, он, без сомнения, увидит, что это Рембрандт.
Моя уловка несколько утешила банкира. Затем я вызвал Дороти и
попросил ее договориться о самолете для Кэла. С каждым моим словом ее
тонкогубый рот все больше поджимался, а лицо приобретало не просто кислое,
а прямо-таки уксусное выражение.
Не будь при этом Эймоса, она бы не преминула прочитать мне нотацию о
том, как пагубно швыряться деньгами.
Глядя на Дороги, я мог понять, почему она получала огромное
наслаждение на слетах Приверженцев Очищения, которые каждое лето, словно
грибы после дождя, рождались в Уиллоу-Гроув и окрестных городках. Она не
пропускала ни одного из них, неважно, какая община или секта была
организатором, стоически высиживала часами на жестких скамьях в летнюю
жару, неизменно бросала монетку на тарелку для сбора пожертвований и с
огромным удовлетворением выслушивала всю эту болтовню о грешниках и адском
огне. Она постоянно уговаривала меня посетить такое собрание, причем у
меня сложилось впечатление, что, по ее глубокому убеждению, это пошло бы
мне только на пользу. Но до сих пор я успешно противостоял всем ее атакам.
- Вы опоздаете в суд, - в голосе Дороти сквозило явное неодобрение, -
а ведь сегодня слушается дело, на которое вы затратили столько времени.
Это нужно было понимать так, что мне не следовало бы зря тратить
время на дядюшку Джорджа.
Пришлось отправиться в суд.
Во время перерыва я позвонил в полицию, но дядюшки Джорджа там не
было и в помине. В три часа пришла Дороти с сообщением о том, что Кэлвин
Росс прибудет в пять. Я попросил ее позвонить Элси и предупредить, что к
обеду у нас будет гость, который, возможно, останется ночевать. Дороти
промолчала, но по ее глазам я прочитал, что она считает меня зверем, и
будет только справедливо, если в один прекрасный день Элси соберется и
уйдет от меня.
В пять часов я встретил Кэла на аэродроме. К тому времени там уже
собралась изрядная толпа.
Люди каким-то образом пронюхали о приезде эксперта, который даст свое
суждение о картине, чудом попавшей в руки Джорджа Уэтмора.
Кэл здорово постарел и выглядел еще более важным, чем я его помнил.
Но, как и раньше, он был вежлив и так же поглощен своим искусством. Больше
того, я сразу же увидел, что он не на шутку взволнован.
Возможность открытия давно утерянного полотна, представлявшего хоть
какую-то ценность, - насколько я понимаю, - мечта каждого искусствоведа.
Я оставил машину на площади, и мы отправились с Кэлом в полицию, где
я познакомил его с нашими блюстителями порядка. Чет сказал, что о Джордже
по-прежнему нет ни слуху ни духу. После недолгих препирательств он достал
картину и положил ее на стол прямо под лампой.
Кэл подошел взглянуть на нее и вдруг замер, словно сеттер в стойке,
заметивший перепелку. Он стоял и смотрел, не произнося ни слова, а мы
столпившись вокруг, старались не слишком сопеть от нетерпения.
Наконец Кэл достал из кармана лупу, наклонился над полотном и
принялся изучать его дюйм за дюймом. Прошло еще немало томительных минут,
прежде чем он выпрямился и обратился ко мне:
- Джон, подержи, пожалуйста, полотно вертикально...
Я поднял картину, и Кэл отступил на несколько шагов и вновь принялся
рассматривать. Затем он наклонился немного в сторону, потом в другую, все
так же не спуская с картины глаз, вновь приблизился к столу и взялся за
лупу. Наконец он выпрямился и обратился к Чету:
- Весьма вам признателен. Будь я на вашем месте, я бы собрал для
охраны этой картины все ваши наличные силы.
Чет просто умирал от нетерпения, так ему хотелось знать мнение Кэла,
но я предусмотрительно решил не давать ему возможности задавать вопросы,
хотя и не сомневался, что Кэл не станет особо распространяться. Поэтому я
поспешил увести Кэла на улицу и втолкнуть в машину, где мы некоторое время
сидели молча, уставившись друг на друга.
- Если только мне не изменяет зрение и я вдруг не позабыл все, что
знал о живописи, это картина Тулуз-Лотрека "Кадриль в Мулен-Руж".
Значит, это все-таки был не Рембрандт! Мне бы следовало об этом
догадаться. Хорош же знаток искусства Эймос Стивенс!
- Готов дать голову на отсечение, - Кэл начал горячиться, - это
подлинник. Скопировать картину столь безупречно просто физически
невозможно. Загвоздка только в одном.
- В чем?
- "Кадриль в Мулен-Руж" находится в Вашингтоне, в Национальной
галерее.
Я почувствовал, как внутри у меня что-то оборвалось. Если дядюшка
Джордж каким-то чудом ухитрился обокрасть Национальную галерею, мы оба
конченые люди.
- Вполне возможно, что картина Тулуз-Лотрека пропала из Национальной
галереи, а ее дирекция хочет выждать день-другой и не сообщает об этом, -
продолжал Кэл. - Хотя обычно в таких случаях они уведомляют большие музеи
и кое-кого из оценщиков.
1 2 3 4 5