Что его ждет на Земле? Неизвестность.
Возвращаться на Землю ему теперь так же страшно, как когда-то
было страшно умереть... Да и зачем? Чтобы через каких-нибудь
30-40 лет повторить пройденный когда-то маршрут?
- Я никуда отсюда не уйду, - сказал Федор. - Ты должен,
Федя, должен вернуться, - неожиданно стала его уговаривать
Таня. - Если бы у меня была такая возможность, то я бы ей
обязательно воспользовалась. Понимаешь, мы здесь как тени!
- Ты действительно хочешь, чтобы я попал обратно на Землю?
- Да. Потому что так лучше будет для тебя, а ко мне ты еще
успеешь вернуться.
- Мы так говорим, как будто твой сон вещий, - попытался
успокоить себя Федор. - Мало ли чего приснится!
Как бы то ни было, Федор стал чувствовать, что силы уходят
из него. Скоро он уже не мог ходить, а только лежал, время от
времени погружаясь в забытье. Таня все время сидела рядом и
держала его за руку. Страха теперь у Федора не было, а была
полная апатия. Он безразлично ждал... Наконец, свет совсем
померк в его глазах. "Я вернусь", - прошептал он и провалился в
душную темноту.
* ЧАСТЬ ВТОРАЯ *
1. Август 4-го года
До слуха Федора донесся стук. Стук в темноте. Стук-стук.
Сначала стук был очень слабым, будто водяная капля падала из
крана на керамическую поверхность железной раковины, но затем
стал уверенно набирать силу и мало-помалу перешел в удары
кувалды по вгоняемым в шпалы стальным костылям. Внезапно из
темноты прорвался крик: "А я вот тебе баян отсушу!". Федор
тяжело приоткрыл пудовые веки и увидел перед собой играющих в
домино четырех мужиков в линялых голубых пижамах; вокруг стола,
за которым они играли, стояло еще пятеро мужчин в таких же
застиранных до дыр одеждах. Опустив глаза, Федор обнаружил, что
он сам в точно такой же пижаме лежит на железной койке, а из
его рта выползает тонкая резиновая шлангочка темно-оранжевого
цвета. Перебирая двумя руками, он стал вытягивать из себя эту
резиновую змею... Уже на выходе она неприятно прошкрябала своей
плохо скользящей шкурой по его пересохшему небному язычку, и он
сильно закашлялся...
- Смотри-ка, ожил, жмурик! - обернулся один из мужиков, и
все вслед за ним повернули головы к Федору.
- Со счастливым пробуждением вас, дорогой Федор Васильевич!
- раздался радостный голос из-под потолка.
Федор поднял глаза и увидел подвешенный к потолку
телевизор, перед экраном которого был установлен толстый
плексигласовый щит. С экрана смотрел на Федора с улыбкой тот
самый бородатый субъект, который в роковой вечер 13 декабря
1985 года уговорил его добровольно отправиться в Ад.
- Рад приветствовать вас в Раю! - бодро вскричал бородатый.
- За время вашего отсутствия...
- Сиди тихо, сучара! - мужичок, которому "отсушили баян",
запустил этим самым шестерочным дуплем в плексигласовый щит. -
А то я сейчас точно провод перегрызу, ты меня знаешь!
- С вами, Роман Игоревич, мы еще побеседуем, - обиженно
заявил бородач, насупившись и молча выглядывая из ящика
телевизора, как сова из дупла.
- Огурчика хочешь? - спросил старичок в очках.
Федор хотел поблагодарить, но язык присох к небу, и
получилось лишь неопределенное "му". Старичок внимательно
посмотрел на средних размеров огурец, как бы мысленно прощаясь
с ним, откусил половину, и оставшуюся часть протянул Федору.
Федор взял слабой рукой огурец и медленно, чтобы не
промахнуться, поднес его ко рту, разлепил губы и, отправив
угощение в рот, с трудом сжал челюсти.
- Хрумкай, хрумкай! - подбадривали мужики. - Пять лет на
ряженке сидел, небось, жевать разучился.
Федор ничего не понимал. Где он и что с ним происходит,
почему он "сидел на ряженке", да еще целых пять лет? Но тут
добрые мужики пришли ему на помощь: они рассказали, что еще на
заре перестройки он был крупным комсомольским работником,
прикарманивал членские взносы в значительных размерах, а когда
во время очередной вакханалии его "пришли брать", дружки по
комсомольской линии выбросили его из окна, "чтобы не раскололся
и своих не выдал", а потом заявили, что он испугался
ответственности и сам выпрыгнул из окна. Летел он с 13-го
этажа, но ему повезло: попал в сугроб, вот только голову
повредил, задев "башкой за сук", и вследствие этого "впал в
кому".
Федор недоумевал: что за чушь? Бред какой-то... В комсомоле
он состоял, был грех, но никогда не поднимался выше заместителя
комсорга группы по идеологии, а тем более не "прикарманивал"
членских взносов. И тут его осенило: это же ведь всего-навсего
больничная легенда! Хотя, конечно, должна в ней быть какая-то
доля правды... раз уж он здесь оказался. Поразмыслив, Федор
решил, что он каким-то образом выпал из окна своей квартиры на
третьем этаже.
- Ты хоть как звать себя помнишь? - поинтересовался
небритый мужик с перевязанной грязными бинтами шеей.
- Все помню, - сказал Федор. - Вот только как упал и что
потом было... Провал в памяти.
- Кхе-кхе... Я извиняюсь... - послышалось из-под потолка.
- Сиди, урод! - рыжий мужик с обвисшей кожей (очевидно, он
был когда-то в несколько раз толще) замахнулся тапочком на
телевизор.
- Сколько же дней я... проспал? - спросил Федор.
- Дней?! - послышались деликатные смешки.
- Чтобы дни посчитать, молодой человек, калькулятор
потребуется, - сказал очкастый старичок.
- Сказал тоже, Стекляшка, как в лужу пернул, - прохрипел
тот, что с перевязанной шеей. - Где ты возьмешь свой кулька...
куль... тьфу, зараза!
- А тебе только дырки на доминошках считать! - парировал
Стекляшка, судя по всему, бывший интеллигент, поправляя очки,
привязанные к ушам шнурками.
- Какой же сейчас год? - начал что-то соображать Федор.
- А ну, скажи, какой год сейчас! - крикнул рыжий в экран
телевизора.
- Четвертый год Тысячелетнего Рая, - важно заявил
бородатый.
- Да ты от рождества Христова говори! - гневно потряс
костылем один из мужиков.
- Не понимаю, о чем это вы, - пожал плечами бородатый в
телевизоре.
- Тьфу, Антихрист! - плюнул в экран мужик. - Две тысячи
первый год от рождества Спасителя нашего, август месяц сейчас.
- Шестнадцать лет, - пробормотал Федор. - А это кто? -
кивнул он на экран.
- Сам Райский Царь, Всевидящий и Вездесущий...
- Вездессущий и вездесрущий, - прибавил рыжий.
- Враг рода человеческого! - вынес приговор мужик с
костылем.
- Что же вы этого царя не скините? - искренне удивился
Федор.
- Как же ты его скинешь, если он, вишь, в ящике спрятался?!
- затрясся от бессильной злобы тот же мужик. - Мы уже один
телевизор разбили, когда он нам, зануда, совсем осточертел, так
всего через час новый поставили, теперь вот в цвете его поганую
рожу лицезреем... У-у, нехристь! - прокричал он в телевизор.
- Скоро сам все поймешь, - тихо сказал Стекляшка.
В палату вкатился столик на колесиках с погромыхивающими
сверху стаканами, а вслед за ними - круглая бабуля в
грязно-белом халате.
- Ряженка-заряженка! - объявила она. Мужик с перевязанным
горлом опрокинул в рот стакан, поморщился как от
высокоградусного напитка, и шумно занюхал рукавом.
- Ты чего принесла, Петровна?! - грозно просипел он.
- Так ряженка, говорю же, - неуверенно ответила Петровна.
- Я твоей ряженкой всю глотку обжег! - завопил мужик. -
Небось опять сослепу не из той бутылки разлила - первач
чистейший!
Мужики, как по команде, схватились за стаканы.
- Я же говорил вам неоднократно, уважаемая Евдокия
Петровна, самогоноварение - тяжкий грех, - назидательно
произнес Райский Царь. - Алкоголь разрушает нервные клетки...
- Да погоди ты! - перебила его Евдокия Петровна и, взяв
стакан, осторожно отхлебнула из него. - Тьфу, Ирод сиплый,
опять наебал!
Мужики прыснули "ряженкой" и громко заржали.
- Чего регочете, жеребцы! - накинулась на них Петровна. -
Экран вон опять захаркали, а мне лезть под потолок, подтирать
за вами!
Она встала на табурет, смачно плюнула в лицо "царю", вынула
из кармана тряпочку и тщательно протерла экран, прокричав
сверху: "Не ровен час, контрики нагрянут. Вам - ни фига, а меня
- на электростанцию ток давать!" Поминая присутствующих в
комнате, всех остальных больных, саму больницу, царя и
"останкинских вождей" вместе с их матерями немудренными
русскими словами, Петровна слезла с табурета, собрала стаканы и
удалилась. Того, что в ее палате пришел в сознание проспавший
не один год больной, она, кажется, так и не заметила.
В тот же день Федор узнал от мужиков, что на территории
бывшей "империи зла" построено первое в мире райское общество,
начисто лишенное какой бы то ни было эксплуатации человека
человеком, потому что никто не работает. Нынешнее руководство
во главе с царем сидит не в Кремле, а в Останкино, в
Телецентре, и управляет страной через сеть телевещания. Сам
Всевидящий и Вездесущий постоянно находится "в гуще народа",
общаясь с ним по телевизору. 24 часа в сутки по всем каналам
показывают только его, причем по разным каналам в одно и то же
время он говорит разные речи, беседуя с каждым отдельно и к
каждому обращаясь по имени-отчеству, всех помнит и все про всех
знает. И никуда от него, паразита, в своем же доме не
скроешься, потому что телевизор должен быть постоянно включен,
а если выключишь, то сработает специальное устройство, и в
Останкино автоматически поступит соответствующий сигнал... На
первый раз, правда, всего лишь предупредят - общество-то
"гуманное"! - но во второй раз лучше не попадаться, а то
"будешь иметь бледный вид и кривые зубы"... Что это значит? Еще
узнаешь!
"А что в Кремле?" - поинтересовался Федор. В Кремле все
соборы порушили, землю перепахали и за высокой зубчатой стеной
устроили тайный огород для высшего начальства, которое
употребляет витамины "в качестве лекарства", так как официально
они считаются ядом. Почему огород тайный? Да потому, что есть и
пить ничего нельзя, кроме освещенной перед экраном телевизора
воды, которая, как объявлено, имеет чудесные свойства:
излечивает от любых болезней, заменяет пищу и делает человека
нестареющим, бессмертным и вообще счастливым. Вода эта
называется по-научному "светой", а в народе ее прозвали
"ряженкой". Почему ряженкой? Теперь уже никто точно не знает.
Ряженка и ряженка... При больнице тоже есть огород, даже и не
тайный, поскольку выращивать любые плоды и обменивать их на
рынке народу разрешается - это считается трудноискоренимым
пережитком прошлого, - их только есть запрещается... "Введение
в организм любых продуктов органического и/или неорганического
происхождения, помимо светой воды, является тяжким
преступлением", - записано в Райской Конституции. Запрет
запретом, но все едят, только потихоньку, потому что за этим
следят особые контролеры, по-простому - "контрики".
Короче, сказали, Федору, не горюй, русский человек ко всему
привычный. Все привыкли, значит, и ты привыкнешь. Если совсем
"тоской яйца скрутит" - можешь крыть всех и каждого, за
исключением контриков, богатым русским матом: это официально
называется "гайд-паркизм", а в народе - "оттяжка". Так что,
ругать порядки и систему в целом не запрещается, но пытаться
изменить их - это уже, брат, государственное преступление, за
которое отправляют на каторгу "динаму крутить", то есть
приводить в движение турбину на электростанции... вручную,
разумеется. А если учесть, что энергии для телевещания
постоянно не хватает... в общем, остерегайся, парень: там уж
точно ничего не поешь - строгий режим, "строгач", мать его!
Рассказы мужиков прервала Петровна, которая привезла обед:
все ту же ряженку, только на этот раз в деревянных мисках. Она
наконец-то обратила внимание на Федора и, хотя его пробуждение
не произвело на нее никакого впечатления, будто было известно
заранее, что он проснется именно в этот день, все же
преподнесла ему свежий огурец "только что с грядки".
- Ешь сразу, а то народ тут ушлый, глазом не моргнешь, как
уже украдут, - шепнула она ему на ухо. - Да, вот еще невеста
тебе писульку оставила.
- Какая невеста? - спросил Федор, подумав про себя: "День
сюрпризов какой-то, уже и сосватать меня успели, пока спал".
- Ну, может, и не невеста, я почем знаю, приходила тут
одна, ладная такая, поплакала и ушла.
- А давно приходила?
- Да не то што бы... месяца четыре назад, - Петровна
запустила свою красную руку под халат и пошарила ей где-то за
своей необъятной пазухой. - Чего зенки лупишь, карман у меня
там!
"Дорогой Федюня! - писала Маринка. - Просыпайся поскорее!
Проснешься - обалдеешь, сколько вокруг перемен. Из города
теперь все бегут, и я тоже уезжаю на дачу сажать овощи. Так что
приезжай (зачеркнуто) я теперь свободна. Автобусы не ходят,
транспорта никакого, только велосипеды. Я тебе нарисую, как
доехать - это недалеко, по Ленинградке. До встречи. Марина".
Федор перевернул листок: на обратной его стороне была схема
движения по Ленинградскому шоссе и по проселочной дороге.
- А где одежда моя? - спросил Федор выходившую из палаты
Петровну.
- Ты что, парень, шутишь?! - Петровна остановилась в
дверях, но не обернулась. - Кто ж ее шышнадцать лет стеречь-то
будет!
- Да она ее на картошку выменяла, - сказал мужик с
костылем.
- Стыдился бы! - набросилась на него Петровна. - Я ж эту
картошку для всех посадила! Ты сам жрал зимой, дармоед! Да
сичас в одежде такой одни стиляги и ходют, а приличные люди
попроще одеваются. Ты, милый, не стесняйся, иди себе в пижаме,
на это никто теперь не смотрит.
- А врач когда будет? - спросил Федор, подумав, что его не
отпустят без осмотра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26