Он так любит Марион, что, может быть, предпочтет умереть, чем принуждать ее к браку с нелюбимым человеком. Скэрти решил попытаться сначала поговорить с Марион.
Он знал о приговоре, прежде чем Уолтер вернулся из Лондона с печальным известием. Но он не счел нужным сообщать о нем Марион и Лоре. Уолтер приехал в Бэлстрод поздно вечером. Быть может, если бы не такой поздний час, Скэрти пришел бы выразить им свое сочувствие и даже постарался бы выдавить слезу, чтобы показать свое огорчение; но, так как время было уже за полночь, он ограничился тем, что послал слугу передать свои соболезнования, а свидание с Марион отложил на завтра.
С первого же дня ареста сэра Мармадьюка Скэрти незаметно старался внушить его детям, что у него есть возможность спасти их отца, что это сопряжено с большими трудностями, требует чрезвычайных усилий, но он готов пойти на любые жертвы; и при этом он бросал такие красноречивые взгляды, что Марион нетрудно было догадаться, какую он за это потребует плату.
Итак, почва была подготовлена. Теперь нужно было только выбрать удобный момент и объясниться с Марион. Он решил сделать это с утра. Марион к этому времени несколько успокоится и будет более способна оценить его предложение. Перед тем как послать к Марион слугу с просьбой принять его, Скэрти долго расхаживал взад и вперед по большой гостиной. Он чувствовал себя далеко не уверенно: надежда, страх и стыд боролись в его душе и лишали обычного самообладания. Несколько раз он протягивал руку к звонку, чтобы послать слугу к Марион, и каждый раз у него не хватало решимости.
— Ну и дурак! — выругался он наконец. — Дурак и трус! Чего я боюсь? Разве она может мне отказать, когда от этого зависит жизнь ее отца?
И он решительно подошел к столу, на котором лежал колокольчик, но в это время стук открывающейся двери и шелест шелкового платья заставили его обернуться. Перед ним стояла Марион.
Скэрти, смутившись, отдернул руку от звонка, словно его застали на месте преступления. Ему показалось, что Марион прочла на его лице все, о чем он только что думал. Но, взглянув на нее, он сразу почувствовал радостную уверенность: она пришла сюда потому, что она знала, что он здесь! Она пришла к нему просить помощи!
К Скэрти мгновенно вернулась вся его самоуверенность. Приход Марион давал ему козырь в руки. Теперь ему можно было не ломать себе голову, как приступить к этому объяснению: ему нужно только довести его до конца.
— Мисс Марион! — сказал он, почтительно склонившись перед ней. — Я боялся быть лишним, но мне хотелось разделить ваше горе и попытаться хоть немного утешить вас.
— Судя по тому, что вы не раз говорили, сэр, — тихо, но вместе с тем твердо сказала Марион, — вы можете сделать гораздо больше. Если я не ошибаюсь, у вас есть возможность повлиять на короля?
— Скорей, пожалуй, на супругу короля, — ответил капитан с тонкой улыбкой, рассчитанной, очевидно, на то, чтобы произвести впечатление на просительницу. — Да, прелестная Марион, здесь, пожалуй, я пользуюсь некоторым влиянием! Конечно, оно невелико, но, каково бы оно ни было, оно все к вашим услугам!
— О сэр, благодарю вас за эти слова! Скажите, что вы используете его, чтобы спасти жизнь моего отца! Скажите это, и вы заслужите вечную благодарность…
— Марион Уэд?
— И не только мою… Отца… брата… всех наших близких, а быть может, всего нашего графства… Все будут благодарны вам и будут благословлять вас за это доброе дело!
— Если бы я дорожил благодарностью, то только вашей! Это для меня достаточная награда.
— Вы можете быть уверены, что я буду благодарна вам всей душой.
— Скажите лучше — всем сердцем!
— Разве я этого не сказала? В сердце моем всегда будет жить благодарность к вам.
— Ах, благодарность — холодное слово! Я бы хотел, чтобы вы заменили его другим.
— Как я должна понимать вас, сэр?
— Скажите — любовь. Подарите мне ее, и я обещаю, что я не успокоюсь до тех пор, пока не добьюсь помилования вашему отцу или не разделю его участь за свое заступничество! О, Марион, сжальтесь надо мною! Не вы, а я теперь взываю к вам о помощи! Дайте мне то, о чем я прошу, и повелевайте мной, как своим рабом!
В течение нескольких секунд Марион стояла молча.
Это молчание внушило Скэрти надежду, и он жадно впился взглядом в лицо Марион.
Но он ничего не мог прочесть в ее лице. Эти прекрасные, словно застывшие черты казались высеченными из камня, они не выдавали движений ее души.
Когда Марион заговорила, Скэрти понял, что он неправильно истолковал ее молчание.
— Капитан Скэрти, — сказала она, — вы человек светский и, как я слышала, хорошо разбираетесь в сложностях женской натуры…
— Вы мне льстите! — перебил ее Скэрти, делая усилия, чтобы снова обрести свое обычное спокойствие. — Разрешите спросить, чем я мог заслужить такой лестный отзыв?
— Вы меня не так поняли. Я хочу сказать, что вы, который так хорошо знаете женскую натуру, должны понимать, что вы просите невозможного. Женщина не может отдать свое сердце. Его надо взять у нее.
— А ваше сердце, Марион Уэд?
— Оно не в моей власти. Оно принадлежит не мне.
— Им уже завладел кто-то другой? — злобно вскричал Скэрти, ибо то, что до сих пор было только смутной догадкой, теперь подтвердилось признанием самой Марион.
— Увы, да! Завладел… похитил, если хотите, но оно больше не в моей власти. Оно разбито, и излечить его нельзя. О, сэр, для вас оно не имело бы никакой цены, даже если бы я и могла его вам отдать! Не требуйте от меня невозможного. Примите взамен то, что я предлагаю вам от души, — мою безграничную благодарность!
Скэрти молчал, стиснув зубы, задыхаясь от душивших его чувств. Слова Марион точно парализовали его. Да, он хорошо знал женское сердце и понимал, что у него не может быть никаких надежд. Сердце Марион принадлежит другому. Как странно она сказала: «похищено», «разбито»… Стоило над этим подумать, но Скэрти сейчас было не до того. Ему надо было во что бы то ни стало добиться руки Марион Уэд. Если она не может отдать ему свое сердце, она заплатит ему за жизнь отца своей рукой и своим состоянием.
— Ваша благодарность много для меня значит, мисс Марион, — сдержанно промолвил он. — Я буду счастлив заслужить ее. Но мне бы хотелось получить от вас нечто другое…
— Что же, сэр?
— Вашу руку.
— В уплату за жизнь моего отца?
— Совершенно верно.
— Опомнитесь, капитан Скэрти! Что может дать вам моя рука, если сердце мое…
— …принадлежит другому? Вы это хотите сказать? Я не теряю надежды завоевать его своей любовью. Сердце женщины можно завоевать не однажды!
— Потерять его можно только раз в жизни.
— Пусть так. Я готов нести это горе. Мне будет легче переносить его, когда вы будете моей женой. Простите, мисс Марион, не будем больше говорить об этом! Дайте мне ваше согласие, — и ваш отец будет жить. Откажите, — я не неволю вас. Но знайте, что ему не сносить головы!
— О, сжальтесь надо мною, заклинаю вас! Может быть, и у вас есть отец! О, капитан Скэрти, подумайте, что значит лишиться отца! Я умоляю вас, спасите его, вы можете это сделать!
Гордая Марион упала перед ним на колени и, подняв к нему свое прекрасное умоляющее лицо, смотрела на него глазами, полными слез.
Скэрти смотрел на эту Венеру в слезах, не в силах оторвать от нее восхищенного взгляда, и сердце его ликовало. Марион Уэд у его ног!
— Да, я могу спасти его и спасу! — с жаром воскликнул он.
В заплаканных глазах Марион блеснула надежда, но она тут же погасла, когда взгляд ее встретился с откровенным, беззастенчивым взглядом Скэрти.
— Да, — продолжал он с нескрываемым торжеством, — я могу это сделать и сделаю! Вам достаточно только сказать одно слово. Обещайте мне, что вы будете моей женой!
— О Боже! — вскричала Марион, поднявшись с колен. — Неужели в вашем сердце нет ни капли жалости?
— Любовь не знает жалости, а тем более любовь, над которой насмеялись, как вы насмеялись над моей!
— Нет, я этого не делала! Но вы просите от меня невозможного.
— Почему? — спросил Скэрти, обнадеженный этим кратким ответом. — В этом нет ничего невозможного. Я не жду и не прошу, чтобы вы подарили мне ваше первое, нетронутое чувство. Для меня это уже миновало! Я едва могу надеяться пробудить ваше сердце для второй любви. Но я сделаю все, чтобы заслужить ее! И вот потому я и прошу вас стать моей женой, дать мне возможность завоевать вашу любовь! Послушайте меня, Марион! Вы видите перед собой человека, которого до сих пор не отвергала ни одна женщина, будь это даже коронованная особа! Человека, который не терпит, чтобы ему что-то становилось поперек дороги! Ничто никогда не может заставить меня отказаться от моих желаний! Скажите, что вы будете моей, — и все будет хорошо. Подумайте, к чему приведет ваш отказ! Я жду вашего ответа. Вы скажете мне «да» или «нет»!
И Скэрти, заложив руки за спину, стал медленно прохаживаться по комнате, словно желая дать Марион время подумать.
Марион подошла к итальянскому окну и, повернувшись спиной к этому зверю в образе человека, в отчаянии устремила взор к небу. Могла ли она колебаться сделать выбор между жизнью отца и собственной загубленной жизнью! Разве жертва, которой от нее требует Скэрти, может сделать ее более несчастной? Эти мысли проносились в голове Марион, но никто, кроме нее, не мог бы сказать, какие чувства боролись в ней в эту минуту и что происходило в ее душе.
Скэрти продолжал расхаживать по комнате, с нетерпением дожидаясь ответа. Он не хотел ее торопить, он понимал, что сгоряча она скорее ответит «нет»; а если она хорошенько подумает и представит себе, что ждет ее отца, это, может быть, заставит ее образумиться и принять его предложение.
И наконец он дождался. Марион с радостным возгласом распахнула окно и, протянув руки, ринулась на веранду.

Глава 60. РОЛИ ПЕРЕМЕНИЛИСЬ

Скэрти остолбенел от изумления. Ему показалось, что Марион Уэд сошла с ума. Но когда он подошел к окну, зрелище, представившееся его глазам, вызвало у него опасения совсем иного рода.
По главной аллее парка двигалась громадная толпа народа — тут были рабочие, подмастерья, ремесленники, но главным образом местные крестьяне. Капитан кирасиров не впервые видел такую пеструю толпу. Быть может, это была та самая толпа, которая приветствовала его насмешливыми выкриками на мосту через Колн, когда он возвращался после своей неудачной погони за Черным Всадником. Так оно, вероятно, и было, за небольшим исключением. Одним из этих исключений был пожилой всадник в черном бархатном камзоле, с величавой осанкой и строгим, благородным лицом.
Народ, толпившийся вокруг, по-видимому, хорошо знал этого всадника, потому что громкое «ура» и радостные возгласы «Да здравствует сэр Мармадьюк!» то и дело оглашали воздух.
Но не только хозяин Бэлстродской усадьбы — а это действительно был он! — вызывал такой энтузиазм толпы.
Рядом с ним на прекрасном вороном коне ехал другой, более молодой всадник не менее благородной внешности. Крики «Да здравствует Черный Всадник!» достигли слуха капитана Скэрти прежде даже, чем он, выглянув в окно, увидел знакомую фигуру на вороном коне, которую ничто не могло изгладить из его памяти.
— Что за дьявольщина! — невольно вырвалось у Скэрти.
Сэр Мармадьюк без стражи, ликующая толпа и тут же этот проклятый мятежник Голтспер!
Марион, с рассыпавшимися по плечам золотыми волосами, бежала им навстречу.
— Что это, черт возьми, может означать? — с недоумением спрашивал себя Скэрти.
Прежде чем он успел прийти в себя от изумления, вызванного этим неожиданным зрелищем, процессия уже подошла к главному входу.
— Ура, ура! Да здравствует Джон Гемпден! Ура, ура! Да здравствует Пим! — дружно подхватывала толпа.
Но когда вслед за этим раздались возгласы: «Да здравствует парламент! Смерть предателю Страффорду!» — Скэрти не выдержал. Страффорд был его покровителем. Как смеет этот сброд поносить Страффорда! Он выскочил на веранду и бросился бежать по аллее к толпе. За ним следом бросились несколько кирасиров, стоявших в воротах двора и тоже с недоумением глазевших на это зрелище.
— Подлые бунтовщики! — вскричал Скэрти, подбегая к толпе и выхватывая на ходу шпагу. — Кто из вас осмелился оскорбить благородного лорда Страффорда, пусть еще раз посмеет произнести эти гнусные слова! Я вырву ему язык из его изменнической глотки!
— Не торопись, господин, не махай шпагой! — раздался зычный голос, и из толпы выступил дюжий молодец со смуглым лицом, обросшим густой щетиной, одетый в камзол с чужого плеча и в шляпе с пером. Это был не кто иной, как наш старый знакомец Грегори Гарт. — Чего зря грозишься? — насмешливо продолжал он. — А ну-ка, попробуй! Посмотрим, удастся ли тебе выполнить свои угрозы! Это я первый крикнул «Смерть предателю Страффорду!» — И с этим вызывающим возгласом Гарт выхватил из ножен здоровенный палаш и принял оборонительную позу.
— Ткни его, Грегори! — крикнул из толпы рослый, широкоплечий человек — это был браконьер Дэнси. — Сделай на нем зарубку! Я тебе помогу!
— И мы тоже! — хором подхватили кузнецы, пекари, мясники, выступая и меряя взглядом кирасиров, стоявших позади Скэрти.
Скэрти не решился привести в исполнение свою угрозу. Противники, столпившиеся вокруг молодца с палашом, были все до одного вооружены и грозно сжимали в руках кто — молот, кто — нож, кто — дубину; да вся толпа тут же ринется им на подмогу, а у его кирасиров разве что у двоих, у троих, имелись шпаги, а остальные были и вовсе без оружия.
В рукопашном бою все преимущества находились на стороне противника. Капитан кирасиров не мог не учесть этого; он решил отступить и вернуться с вооруженным отрядом. Вот тогда он покажет этому сброду, который осмелился бросить ему вызов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53