Мори согласно кивнул. В его ситуации это было проще всего. Выпив, он сделал еще один заказ – снова на книжку Хауленда.
Насколько он мог судить, Тэнквилл Байглоу, ее муж и, вполне возможно, Хауленд принадлежали к некоей антироботной группе. Мори слышал о таких; они имели полулегальный статус, не одобрялись, но и не запрещались. Но сам он никогда прежде с ними не сталкивался. Вспомнив вдруг ненависть, которую он так мучительно переживал на сеансе психодрамы, Мори озабоченно подумал, что, быть может, он тоже принадлежит к таким людям – по духу. Другое дело, что, насколько он помнил, ни в какой организации он не состоял.
Наконец, Тэнквилл надоело объяснять про проценты, и она отправилась искать своего мужа, а Мори и Хауленд, заказав по новой порции виски, затеяли обычную перебранку двух пьяниц о том, кто заказывает следующий круг. Каждый пытался предложить свою книжку, но потом Мори, в очередной раз, вспомнил, что своей книжки у него при себе нет, и подумал, что Хауленд наверняка получит кредит по спиртному, если учесть, сколько Мори выпил сегодня по его квоте.
Потом вернулась Тэнквилл Байглоу, и с нею был тот самый великан, с которым Мори уже встречался в компании Сэма-фальшивомонетчика и предводителя всех прохвостов в Старом городе.
– Ха, тесен мир, верно!? – прогудел Уолтер Байглоу, в меру сжимая руку Мори в своей лапище. – Да, сэр, моя жена сказала мне, что вы интересуетесь философскими основами нашего движения. Я с удовольствием обсудил бы их с вами. Для начала, сэр, ответьте, размышляли ли вы когда-нибудь над принципом Двойственности?
– Как? – переспросил Мори.
– Ничего страшного, – сказал Байглоу учтиво. Он прочистил горло и продекламировал:

В далеком Китае сие родилось,
Ярче солнечной вспышки в небе зажглось,
И закружилось в душе человечьей
Истины вихрем суровым и вечным
Янь и
Инь.

– Это только первый станс, – он пожал плечами. – Правда, может быть, вы их знаете?
– Нет, – сказал Мори.
– Тогда – второй станс, – решительно объявил Байглоу.

Гегель видел все отлично;
Кое-какер Карл Маркс,
Оседлав чужие плечи,
Взял
И вывернул вверх дном:
Инь
И янь.

Воцарилась выжидательная пауза.
– М-да, – сказал Мори.
– Ах, правда, как здорово это все объясняет? – требовательно спросила Тэнквилл. – О, если б только другие могли видеть это так же ясно, как я! Опасность в роботах и спасение в роботах! Голод и пресыщение! Везде Двойственность, везде!
Байглоу похлопал Мори по плечу.
– Следующий станс объяснит еще лучше, – сказал он. – Это потому, что он глубже, понимаете? Между прочим, там больше Хауленда, чем меня. Он помогал мне с поэзией. – Мори бросил взгляд, но Хауленд прочно смотрел в сторону. – Третий станс, – объявил Байглоу. – Слушайте внимательно, он длинный.

Справедливость – тех невидимых весов
Мера;
Одна чаша – вниз, другая
Вверх.

– Хауленд, – прервал он себя, – дружище, я верно передаю ритм? А то я всегда на этом месте спотыкаюсь. Ну ладно, поехали дальше…

К А или к Б
Сколько хочешь прибавь,
Если вместе они,
Не изменишь их никак.
В токе электрическом
Ты Двойственность найдешь;
Синусоида, как волны,
То наверх течет, то вниз.
В каждой вещи, в каждой твари
Двойственность присутствует:
День и ночь, мужик и баба
Все друг друга дополняют
Янь и
Инь.

– О, дорогой! – вскричала Тэнквилл Байглоу. – Это великолепно!
Раздался всплеск аплодисментов, и Мори вдруг осознал, что почти половина посетителей бара, оставив шумное веселье, слушали стихи. Судя по всему, Байглоу был здесь фигурой значительной и хорошо известной.
– Никогда не слышал ничего подобного, – едва слышно проговорил Мори. Он нерешительно повернулся к Хауленду, и тот моментально откликнулся:
– Выпиты Немедленно! Что нам всем сейчас нужно, так это выпить!
И они выпили, отнеся счет на книжку Байглоу.
Отозвав Хауленда в сторонку, Мори спросил:
– Слушай, может ты меня просветишь? Что это за придурки?
Хауленд, казалось, обиделся.
– Никакие они не придурки.
– Но что это за стихи? Что это за Двойственность? Что она вообще означает?
Хауленд пожал плечами.
– Могу тебе сказать, Мори, что если она что-то значит для них, то она что-то значит вообще. Эти люди философы, Мори. Они смотрят в корень, в глубь вещей. И ты представить себе не можешь, как я горжусь тем, что принадлежу к их кругу.
И они выпили снова. Разумеется, на книжку Хауленда.
Мори вежливо вернул Уолтера Байглоу с небес на землю.
– Послушайте, давайте оставим на минуту эту вашу Двойственность. Что там насчет роботов?
Байглоу взглянул на него округлившимися глазами.
– Неужели вы не поняли стихи?
– Да нет, понял. Только вы растолкуйте мне простыми словами, чтобы я потом мог жене пересказать.
Байглоу просиял.
– Так что же обычная дихотомия, – объяснил он. – Ну, как будто маленький мальчик соорудил соляную мельницу, а она стала молоть и молоть и молоть… Ему нужна была соль, но не столько. Уайтхед Уайтхед Альфред Норт (1861–1947) – англо-американский логик, математик, философ.

это ясно показал…
Они выпили еще – на книжку Байглоу. Наклонившись к Тэнквилл Байглоу, Мори сказал заплетающимся языком:
– Послушайте, вы, миссис Уолтер Тэнквилл Байглоу Крепкая Рука, послушайте меня…
Тэнквилл осклабилась.
– С каштановыми волосами, – добавила она кокетливо.
Мори тряхнул головой.
– Неважно это, какие волосы, – отрезал он. – Неважно, все это, стихи всякие… Скажите мне просто и ясно, как можно проще, что плохо в сегодняшнем мире?
– Мало каштановых волос, – быстро ответила она.
– К черту волосы!
– Ладно, скажу, – согласилась Тэнквилл. – Слишком много роботов. Слишком много роботов делают слишком много вещей.
– Ха! Так надо выкинуть их! – торжествующе воскликнул Мори. – Надо просто от них избавиться!
– Нет! Нет! Ни за что! Нам нечего станет есть. Все механизировано. От роботов нельзя избавиться, нельзя замедлить производство. Замедление – это смерть, остановка – мгновенная смерть. Принцип двойственности – вот та концепция, которая все объясняет…
– Что же нам делать? – спросил Мори отчаянно.
– Что делать? Я скажу вам, что нам нужно делать, если вы хотите, чтобы я вам сказала… Я могу вам сказать. Запросто.
– Тогда скажите.
– Что нам нужно делать… – Тэнквилл изящно икнула. – Нам нужно взять еще выпить.
Они выпили еще. Разумеется, он галантно отказался платить, а она весьма негалантно – заспорила с барменом насчет причитающихся ей потребительских талонов.
Мори держался долго. Во всяком случае, он честно пытался. И не его вина, что зеленый змий в конце концов его одолел. Он заплатил за все сполна.
Сознание померкло раньше, чем перестали шевелиться руки и ноги. То был настоящий провал в памяти, но, несмотря на провал в памяти, он все же ухитрился запомнить целый калейдоскоп мест, где успел побывать, и людей, которых успел повидать. В этом калейдоскопе был Хауленд, позорно напившийся в хлам, правда Мори вспомнил, как он смотрит на Хауленда почему-то снизу вверх – наверное, с пола… Еще в калейдоскопе мелькали двое Байглоу. И Шерри – его жена – заботливая и непонятно почему веселая. И еще там был Генри – совершенно лишнее дополнение.
Чтобы восстановить ход событий, Мори напряг все свои похмельные силы. Это было очень трудно – восстановить ход событий – и в то же время очень важно. Почему это важно, Мори никак не мог вспомнить, и наконец оставил тщетные попытки, удовлетворившись тем, что знает теперь про двойственность роботов, а незаурядная женщина Тэнквилл Байглоу на самом деле ему не приснилась.
Каким образом он проснулся утром в своей постели, Мори вспомнить не мог. Память была пуста. И только после долгих трудов всплыл момент, когда они с Хаулендом после двенадцатого стакана, обняв друг друга за плечи, сочинили новый станс о Двойственности и на мотив старого марша орали его сквозь шум и галдеж бара.

На сцене Двойственность застыла,
Забравшись в холодильник.
Скорей согрей свой дом!
Жратву – быстрее в морозильник!
И, чтоб не помирать,
Хватай скорей красильник
И крась заиндевевший змеевик.
О холоде в тепле и о жаре в морозе
Священные каракули твердят.
И Двойственность – везде!
Янь и
Инь.

Пожалуй, в тот момент он действительно все понимал…
Но если алкоголь открыл Мори глаза на существование Двойственности, то, быть может, именно алкоголь ему и нужен?..
Ладно, назовем это дихотомией, если это слово больше подходит. Вид борьбы, состязание двух неутомимых бегунов на бесконечной дистанции. Например, холодильник в доме. Вот он стоит, и воздух кипит вокруг него, то нагреваясь, то охлаждаясь, и так без конца. Назовем тепло – Янь, назовем холод – Инь. Янь настигает Инь. Затем Инь уступает Янь. Затем Янь уступает Инь. Затем…
Назовем их иначе. Пусть Инь будет рот, рука будет Янь.
Если рука отдыхает, рот голодает, но, если остановился рот, рука просто умрет.
Но и Инь не может вечно тащиться сзади.
А теперь назовем робота – Янь.
И вспомним, что трубы имеют по два конца.
Как всякий человек, который напивается чрезвычайно редко, можно сказать раз в жизни, Мори попробовал переключиться и поскорее забыть об этом, но с ужасом понял, что это сделать ему не дадут.
Шерри была странно возбуждена.
– Ты был таким веселым… – хихикнула она. – И таким романтичным…
Он допил кофе. Руки у него дрожали.
В офисе все хохотали в голос и хлопали его по спине.
– Хауленд нам рассказал, что в последнее время ты живешь на широкую ногу, парень!
– Эй, послушайте! Вы слышали, какой номер отмочил Мори Фрай? В первый раз в жизни, наверное, решил покутить ночь, так умудрился забыть дома потребительскую книжку!
И все думали, что это была замечательная шутка.
Но скоро все наладилось. Правда, Шерри не исправилась – она по-прежнему ненавидела выходить куда-нибудь по вечерам, и Мори не замечал, чтобы она стала есть больше, чем раньше; но однажды вечером, разбирая счета, он обнаружил, что они очень даже неплохо справляются со своей потребительской квотой. По некоторым пунктам они потратили всю месячную норму и даже залезли вперед!
Не нужны даже фальшивые талоны. Мори потихоньку их собрал и, улучив удобный момент, тайком от Шерри сжег. Поначалу, едва лишь обнаружив перерасход потребительской квоты, он хотел бежать к Шерри и поздравить ее – еще бы, такой успех! Но осторожность взяла верх. Эта тема была для Шерри больной. И Мори сдался, подавил в себе желание поделиться радостью. Пусть все остается как есть.
И добродетель его бича вознаграждена.
Его вызвал Уэйнрайт. Начальство улыбалось.
– Ну, Мори, для вас добрые вести! Мы оценили вашу работу, и теперь у нас появилась возможность показать это более осязаемым образом, чем просто комплиментом. Я не хотел ничего говорить раньше времени, но теперь могу сказать – ваш статус пересмотрен квалификационной комиссией Министерства потребления. Теперь вы больше не в Четвертом классе «А»!
– Неужели Четвертый «Б»? – спросил Мори робко, с трудом справляясь с нахлынувшей надеждой.
– Пятый класс, Мори! Пятый! Когда мы что-нибудь делаем, то делаем это до конца. По справедливости. Мы просили специальной санкции от Министерства потребления – и получили ее, и вы перескочили в следующий класс. Но если честно, – добавил Уэйнрайт, – дело не только в нашей поддержке. Очень помогло ваше недавнее замечательное достижение в потреблении. Я же говорил вам, что вы можете этого добиться…
Мори пришлось сесть. Уэйнрайт говорил что-то еще, но он не слышал его. Да это и не имело значения. Вскочив, Мори выбежал из офиса, уклонившись от толпы сослуживцев, которые стремись его поздравить, и схватился за телефон.
На другом конце провода Шерри впала в экстаз и косноязычие.
– Ох, дорогой! – только и смогла она вымолвить.
Тогда Мори решился.
– Между прочим, – проговорил он, – без тебя я ничего бы не добился… Уэйнрайт мне так и сказал. Если бы мы не… ты не справилась с нормой, дорогая… Я давно хотел тебе это сказать, и что я очень это ценю… Алло?! – В трубке вдруг возникла подозрительная тишина. – Алло? – повторил он встревоженно.
И Шерри ответила. Голос ее звучал резко, с нажимом.
– Мори Фрай, подлый ты человек. Конечно, ты не мог не испортить мне настроение. – И она повесила трубку.
Открыв рот, Мори уставился на телефон. Из-за спины послышалось хихиканье.
– Женщины! – сказал Хауленд. – Никогда не пытайся понять их. Все равно не поймешь. Во всяком случае, прими поздравления, Мори.
– Спасибо, – промямлил виновник.
– Кстати, Мори, теперь-то, после повышения, надеюсь, ты не скажешь Уэйнрайту, что я вчера говорил… Ну, о том, что…
– Извини, – сказал Мори и, не дослушав, отодвинул Хауленда в сторону. На миг ему захотелось позвонить Шерри снова, а еще лучше – бежать домой, чтобы не стоял между ними этот ее резкий тон, но он взял себя в руки. Конечно, ничего страшного, просто он задел ее больное место.
И в тот момент, когда он так решил, часы напомнили ему, что подошло время, отведенное на этой неделе для психиатров.
Мори вздохнул. День дал – и день отнял. Блажен тот день, который приносит с собой только хорошее.
Если такое бывает.
Сеанс шел плохо. В последнее время почти все сеансы шли плохо. Доктора перешептывались, переглядывались, словно бы блуждая в темноте вместо того, чтобы точно, резко и правильно делать свое дело корректировать его, Мори, психику. Что-то тут не так, подумал он.
Пожалуй, так оно и было. И подтвердил это сам Зиммельвайс, прервав групповую терапию. Когда остальные доктора вышли, он пригласил Мори сесть напротив – для личной беседы. И за свое собственное время; он даже не заикнулся о вознаграждении, и Мори почувствовал нервный холодок – значит, дело действительно важное.
– Мори, – сказал Зиммельвайс, – по-моему, вы что-то скрываете.
– Я вас не понимаю, доктор, – серьезно ответил Мори.
– А вот за это я не поручусь. Мы изрядно покопались в вашем сознании, мистер Фрай, мы проникли довольно глубоко и обнаружили там кое-что интересное. Правда, об окончательном диагнозе говорить рано… Видите ли, мы исследуем человеческое сознание так, как если бы посылали разведчиков через территорию людоедов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9