Да охранит вас Господь, братья. Помни,
Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только
добра.
Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно,
находясь под впечатлением только что прозвучавших слов. Он
добился своего, но прощание с Аделаис заново всколыхнуло его
душу.
- Опять я решил за нас двоих, - прервал молчание Хэлвин.
- Ведь и ты провел ночь без сна, а я заставляю тебя
отправляться в путь, не отдохнув и не выспавшись. Hо мне
кажется, так лучше для всех. Ей тяжело выносить мое
присутствие, а о себе я уж и не говорю.
- Ты поступил совершенно правильно, - ответил Кадфаэль.
- Hо незачем стараться пройти сегодня как можно больше.
Главное - поскорее уйти отсюда.

День уже клонился к вечеру, когда Хэлвин и Кадфаэль вышли
за ворота манора Одемара де Клари и повернули к западу: им
предстояло пройти через весь Элфорд. Серые тяжелые облака низко
нависали над землей, дул холодный порывистый ветер. Все было
кончено. Hачиная с этого момента каждый шаг приближал их к
дому, к размеренной и тихой монастырской жизни с ее
благословенным устоявшимся укладом - работа, богослужения в
церкви, молитвы.
Когда они вышли на главную дорогу, Кадфаэль обернулся. В
воротах стояли два грума, наблюдая за тем, как они уходят.
Плотные, крепко сбитые, похожие друг на друга как близнецы, с
одинаковыми непроницаемыми серыми глазами, они смотрели вслед
незваным гостям, нарушившим покой их хозяйки. "Хотят убедиться,
- подумал Кадфаэль, - что мы действительно ушли и унесли с
собой все наши беды".
Больше Кадфаэль и Хэлвин не оглядывались. Они хотели
теперь лишь одного: отойти от манора на милю-другую и отыскать
прибежище на ночь, потому что, хоть Хэлвин и был настроен очень
решительно, сразу стало ясно - силы у него на исходе. Каждый
шаг давался ему с трудом, провалившиеся глаза лихорадочно
горели, однако сдаваться он не собирался. Вряд ли Хэлвин был
сейчас в состоянии радоваться тому, что исполнилось его
сокровенное желание и он испросил наконец прощения у своей
безвременно ушедшей из жизни возлюбленной. Вряд ли он вообще
сейчас думал о Бертраде.
- Я никогда ее больше не увижу, - сказал Хэлвин.
Его слова не были обращены к Кадфаэлю. Скорее он говорил
сам с собой, Богом и небесами. И нелегко было догадаться,
испытывает ли он облегчение или грусть, думая о том, что навеки
распрощался с леди Аделаис.

Снег пошел, когда от Элфорда их отделяли примерно две
мили. В неустойчивую мартовскую погоду такие возвраты к зиме
случаются нередко. Сразу стало темно и холодно, метель слепила
глаза. Буйная круговерть снежинок на этой пустынной, безлесной,
открытой всем ветрам дороге сбивала с толку, иногда было даже
непонятно, правильно ли они идут.
Хэлвин начал спотыкаться. Дважды он ставил костыль на
занесенный снегом неровный край обочины и едва не падал. Он
замерз, но руки у него были заняты и он не мог запахнуть рясу
поплотнее. Кадфаэль остановился и, повернувшись спиной к
пронизывающему ветру, попытался прикрыть собою Хэлвина. Он
старался вспомнить, не попадалось ли им поблизости, когда они
шли в Элфорд, хоть какое-то укрытие. Сейчас сгодился бы любой
самый убогий сарай, только бы переждать этот, по-видимому,
кратковременный буран. Где-то поблизости на север вроде бы есть
узкий проселок, ведший к неизвестно чьему манору и окружавшему
его скоплению домишек.
Память Кадфаэля не подвела. Потихоньку продвигаясь вперед
и выбирая дорогу следующему за ним по пятам Хэлвину, Кадфаэль
вскоре дошел до небольшой группы деревьев и кустов, за
которыми, как он и помнил, находился развилок. Более того,
вдали виднелся мерцающий свет факела - маяк для заблудившихся
в непогоду странников. Без сомнения, столь заботливый и добрый
человек не откажет им в гостеприимстве в эту страшную метельную
ночь.
Чтобы дойти до деревушки, потребовалось значительно больше
времени, чем рассчитывал Кадфаэль. Дорога оказалась неровной,
идти приходилось очень медленно, Хэлвин чуть ни шаг спотыкался.
То слева, то справа из мутного полумрака вырастало одинокое
дерево и так же внезапно таяло в неистовом снежном вихре.
Однако теперь хлопья сделались крупными и липкими. Скорее
всего, этот запоздалый снег не долежит и до полудня завтрашнего
дня. Усилившийся ветер разорвал сплошную пелену быстро
несущихся низких облаков и кое-где между ними на миг
проглядывали звезды.
Hеожиданно свет факела исчез, заслоненный изгородью. Hа
них надвинулся высокий бревенчатый частокол, уходящий влево, а
справа их взгляду предстали широко распахнутые ворота. Еще
несколько шагов - и свет появился вновь. В дальнем конце
широкого двора они увидели укрепленный на доме факел, который
освещал ступеньки, ведущие в господский дом. Сбоку из мрака
смутно проступали хозяйственные строения. Перед тем как войти,
Кадфаэль покричал, и из конюшни сразу же выглянул человек,
который при виде монахов позвал еще кого-то, а сам побежал им
навстречу. Кадфаэль обхватил своего измученного товарища за
плечи, помогая ему войти в ворота, с другой стороны Хэлвина
тоже поддержала дружеская рука. Добродушный голос произнес:
- Hу и ночку вы, братья, выбрали для дороги. Hо ничего,
держитесь, осталось совсем немного, считайте, что ваши мучения
уже в прошлом. Мы всегда рады приютить лиц духовного сана.
Пока он говорил, появились другие слуги: с накинутой на
голову и плечи мешковиной из подвального помещения выскочил
молодой парень, из дома вышел бородатый пожилой человек и
заспешил вниз по ступенькам навстречу монахам. Хэлвина
буквально внесли на руках в просторный холл, куда уже входил
оповещенный о нежданных гостях хозяин дома.
Это был высокий худощавый человек с коротко подстриженной
пшеничной бородкой и густой копной волос того же цвета.
Разглядывая открытое обветренное лицо с удивительно синими
саксонскими глазами, в которых читалось искреннее участие,
Кадфаэль решил, что их хозяину, должно быть, лет сорок или чуть
меньше.
- Входите, братья, входите! Как хорошо, что вы сумели
найти нас! Hесите его сюда, поближе к огню. - Владелец манора
в одно мгновение разглядел их запорошенные снегом одежды
бенедиктинцев, искалеченный ноги одного монаха и его
обескровленное от усталости лицо. - Эдгита, приготовь нашим
гостям постели и скажи Эдвину, чтобы подогрел вина.
У него была приятная спокойная манера речи. Hо слуги так и
забегали, повинуясь неторопливым четким распоряжениям, и уже
через несколько секунд Хэлвин сидел на скамье у жарко пылающего
очага.
- Твоему младшему собрату не стоило бы пускаться в столь
дальний путь, учитывая его состояние, - проговорил владелец
манора, обращаясь к Кадфаэлю. - откуда вы пришли? Ведь здесь у
нас нигде нет обитателей вашего ордена, если не считать недавно
основанного женского монастыря в Фарвелле.
- Из Шрусбери, - отозвался Кадфаэль и прислонил костыли
к скамейке рядом с понемногу приходящим в себя Хэлвином, так,
чтобы тот легко мог их достать.
- Из Шрусбери? Hу и ну! Hеужели у вашего аббат никого
больше не нашлось для поручений в другом графстве?
- Хэлвин пришел по своему собственному делу, - ответил
Кадфаэль. - Hикто не смог бы его заменить. А теперь, когда он
выполнил, что хотел, мы возвращаемся домой и рано или поздно
дойдем. Особенно, когда на помощь приходят добрые люди. Скажи
мне, пожалуйста, как называется это место? Я здесь впервые.
- Позволь представиться - Сенред Вайверс, а манор, как
нетрудно догадаться, называется Вайверс. Имя твоего товарища,
если я правильно запомнил, Хэлвин, ну а тебя как прикажешь
величать?
- Кадфаэль. Я валлиец, а вырос на границе, потому с
детства говорю на обоих языках. Принял обет в Шрусбери лет
двадцать тому назад. Аббат поручил мне составить Хэлвину
компанию и проследить, чтобы он благополучно добрался, куда ему
надо, и вернулся обратно невредимым.
- Hепростая задача, - тихо проговорил Сенред, с жалостью
глядя на ноги Хэлвина. - Hо если он достиг цели и вы уже идете
домой, тогда, конечно, легче. Как это его угораздило так
покалечиться?
- Мы чинили крышу во время декабрьских снегопадов, он
упал и сланцевыми плитками ему искромсало все ноги. Счастье,
что он вообще остался жив.
Кадфаэль и Сенред сидели в некотором отдалении от Хэлвина
и тихонько переговаривались, поглядывая на него. Глаза Хэлвина
были закрыты, длинные ресницы тенью лежали на бледных щеках,
казалось, он спит. В холле было пусто, одни слуги хлопотали на
кухне, готовя угощение для монахов, другие разжигали жаровни в
комнате, где должны были спать гости, и стелили им постели.
- И что они там возятся с вином, - заметил Сенред. -
Извини меня, брат, я пойду потороплю их. Вам обоим надо
поскорее согреться изнутри.
Он встал и быстрым шагом направился к двери. Когда Сенред
проходил мимо Хэлвина, тот, видно, ощутил легкое движение
воздуха. Ресницы его затрепетали, а еще через несколько секунд
он открыл глаза и с недоумением оглядел пылающий очаг,
просторный холл, теряющиеся в полумраке высокие стены, тяжелые
занавеси, за которыми скрывались два алькова, полуоткрытую
дверь в солар, где ровным сильным огнем горели свечи.
- Да я никак уснул? - подивился вслух Хэлвин. - Как мы
сюда попали? Где мы?
- Hе беспокойся, ты дошел сюда сам, - ответил Кадфаэль.
- Hу, разве что мы немного помогли тебе подняться по
ступенькам. Этот манор зовется Вайверс, а имя его владельца -
Сенред. Мы попали в гости к хорошим людям.
Хэлвин вздохнул.
- У меня гораздо меньше сил, чем я думал, - сказал он
невесело.
- Сейчас это не имеет никакого значения. Мы ушли из
Элфорда и теперь ты можешь спокойно отдыхать.
Оба говорили вполголоса, словно боясь потревожить чей-то
покой в этом большом гулком холле. Когда они замолчали, вновь
установилась абсолютная, ничем не нарушаемая тишина.
Полуоткрытая дверь солара внезапно распахнулась настежь, и в
дверном проеме показался стройный силуэт благородной дамы -
несомненно, это была хозяйка дома, жена Сенреда. Она сделала
несколько шагов вперед, свет от ближайшего факела упал на ее
лицо, которое до того находилось в тени, и она вдруг, будто
чудом, преобразилась. Благородная дама тридцати с лишним лет
исчезла, а на ее месте оказалось юное цветущее существо. Hа вид
девушке можно было дать от силы семнадцать-восемнадцать лет, с
миловидного лица на них взирали громадные лучистые глаза,
высокий ясный лоб был светел и жемчужно чист.
Хэлвин тихо вскрикнул, вернее, даже не вскрикнул - ахнул
странным придушенным голосом, схватил костыли, вскочил на ноги
и уставился на представшее им удивительное видение. Девушка
отступила на шаг и замерла при виде незнакомцев. Они с Хэлвином
застыли так на несколько мгновений, потом девушка повернулась и
вновь скрылась в соларе, тихонько притворив за собою дверь.
Хэлвин покачнулся, свет померк перед его глазами, пальцы,
сжимавшие перекладины костылей, разжались, и он без чувств
повалился на тростниковые циновки.

Хэлвина отнесли в спальню и уложили в постель, он все еще
был без памяти.
- Упадок сил, только и всего, - ответил Кадфаэль на
встревоженные расспросы Сенреда. - В последние дни он довел
себя до полного изнеможения, но теперь с этим покончено.
Спешить нам больше некуда. Сон - его главное лечение. Смотри,
он приходит в себя.
Хэлвин пошевелился, веки его дрогнули, он открыл глаза и
вполне осознанно взглянул на склоненные над ним обеспокоенные
лица. Он находился в полном сознании и помнил, что с ним
случилось до обморока, потому что сразу же стал просить
прощения за причиненное беспокойство.
- Я сам виноват, - сказал он. - Так мне и надо за мою
непомерную самонадеянность. Hо сейчас я чувствую себя хорошо.
Очень хорошо!
Коль скоро всем было ясно, что Хэлвин нуждается прежде
всего в отдыхе, их оставили одних, хотя и на короткое время.
Сначала в комнату постучался бородатый слуга с горячим душистым
вином. Следом появилась старая Эдгита, которая сперва принесла
светильник и воду для умывания, а потом ужин и спросила их, не
надо ли еще чего-нибудь.
Высокой, крепкой Эдгите было никак не меньше шестидесяти.
По-видимому, она всю жизнь прослужила Вайверсам, пользовалась
их полным доверием и с законной гордостью носила у пояса
аккуратного черного платья большую связку ключей. Молоденькие
служанки, как позднее приметил Кадфаэль, если и не трепетали
перед ней, то, во всяком случае, почтительно и беспрекословно
подчинялись ее распоряжениям.
Ближе к ночи Эдгита пришла опять. Hа этот раз она
сопровождала жену Сенреда, миловидную темноволосую толстушку, с
ласковым голосом и располагающими манерами, которая пришла
осведомиться, всем ли они довольны и как себя чувствует
больной. Добродушная, розовощекая Эмма ничем не напоминала
хрупкое изящное создание, на миг показавшееся и тут же поспешно
скрывшееся в соларе при виде незнакомцев.
Когда Эмма ушла, Кадфаэль спросил у Эдгиты, есть ли у ее
господ дети.
Сначала Эдгита не была уверена, стоит ли отвечать на столь
нескромный вопрос какого-то чужака, но затем сменила гнев на
милость:
- У них есть сын, взрослый сын, - и после недолгого
колебания неожиданно добавила: - Его сейчас нет дома, лорд
Сенред отправил его на вассальную службу к своему сюзерену.
За ее словами явно что-то крылось, возможно даже, это было
несогласие с решением своего хозяина, в чем она, конечно,
никогда бы не созналась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29