.. Что еще вы хотите от меня, потный
человек? Вероятное продолжение их разговора Шарр представлял себе так:
"Поражаюсь и вынужден верить, - сказал бы начштаба, старательно
избегая сцепления взглядов, - но где? Где они, Шарр? Приволоките ко мне
хотя бы одного!"
"Это безмолвные, - ответил бы следопыт. - Мы сделали все
возможное..."
"К черту ваши деяния! К черту ваши игрушки на свежем воздухе! Вы
можете вообще ничего не делать, но пусть эти шестеро или сколько их там...
пусть эти длинноногие станут здесь, я желаю их видеть!.. Или пусть их
здесь уложат - мне все равно. А ищейки нужны людям не для того, чтобы
любоваться их чуткими носами!"
В палатке была еще пара кресел, но следопыт, не получив приглашения,
продолжал стоять с безвольно опущенными руками. Я стою перед ним - как
один из тех, - прошептало сознание, - и потный человек уже знает, как
поступить со мной...
"Это безмолвные", - пытался бы уговорить распорядителя Шарр, который
не солгал бы ни при каких обстоятельствах.
"Что вы заладили! Не надо учить меня, кто они такие!"
"Я не собираюсь никого учить. Но они - безмолвные. Мы сделали все,
что могли, и если сейчас они находятся у Кипрасского озера..."
"Так возьмите вертолеты и роту солдат, Шарр! В чем дело? Через сорок
минут вы будете на озере!"
"Но когда мы нагрянем туда, безмолвных там уже не будет. Мои люди
могут рассчитывать только на случай. Как и ваши вертолеты, полковник..."
"Не понимаю, что мешает вам устроить эту случайность! Или вы
действительно напали на след... послушайте, Шарр, вы не ошиблись?"
"Это - запретная зона, - напомнил бы следопыт. - Закрытая зона с
усиленным поясом охранения. Хотя вам, конечно, лучше знать, кто еще, кроме
безмолвных из хранилища, мог бы наследить здесь".
Начштаба прикрыл глаза. Предполагаемого разговора не получилось. Все,
что сказал начштаба следопыту, было:
- Я устал, Шарр. Идите к своим ищейкам.
Шарр пытался прощупать мысль потного человека, но увидел лишь темное
пятно. Выходя из палатки, следопыт уже знал, что назавтра поиск
возобновится, но команда следопытов от дальнейшего участия отстранена.
Распорядитель не произнес последнего слова, и, однако, Шарр это слово
отлично услышал: подозрительность распорядителя наконец-то сомкнулась
кольцом. Безмолвные настигали безмолвных, а это было заведомо тщетное,
неправдоподобное устремление. Потому что нет беглеца в пустыне,
подвластного солнечному неистовству, голоду, жажде, сомнению перешагнуть
непостижимый горизонт, - а есть безмолвный, который сам становится
пустыней, и солнечный жар не терзает его телесными пытками и отчаянием, а
напротив - горячит его кровь и прибавляет упорства. Ступая на песок,
безмолвный легко перенимает дробность и сыпучесть песка, в ночи он умеет
быть мраком, умеет порождать звезду, что смотрит на мир свысока, не мигая,
- разве это назовешь охотой? Охотник выходит на горного зверя и мечтает
для пущей верности: вот бы мне самому превратиться в скалу! и когда он так
сказал, он уже перестал быть охотником. Тут действует незабвенное правило:
новоявленная скала никогда не обидит своего питомца... Пусть уповает на
вертолеты, - решил следопыт, - но что это за темное пятно коронует потного
человека? Зачем ему это? Против кого?.. В некоторых палатках окна еще
светились, возле вертолетов стояли в ряд толстобрюхие заправщики; часовой,
заметив Шарра, спрятал за спину горящую сигарету. Шарр подошел к палатке
следопытов. В соседней, двухместной палатке, жили девушки - связистки,
сержанты Тилла Донг и Мари Сетра. Должно быть, они уже спали. Шарру
почему-то очень хотелось чтобы они уже спали. Довольно поздний час, или
слишком ранний, думал он, глядя в предрассветное небо, - еще один пустой
день, еще один... он нырнул в свою палатку. Четверо следопытов ютились на
малоудобных, по росту горожан, скромных раскладушках; пакеты москитных
сеток были свалены в углу, рядом с тощими вещмешками, и лежавшие следопыты
не имели на себе ничего, кроме плавок. Как только Шарр ступил на
парусиновое днище палатки, следопыты открыли глаза - Шарр видел это даже в
темноте. "Нас отстранили, - мысленно сообщил он. - В этом деле генерал не
может доверять безмолвным." - "Безмолвие разрастается, Шарр, - подумал
совсем юный следопыт, сбросив с раскладушки ноги и став перед старшим. -
Мы тут без тебя совещались... Безмолвие разрастается, и если ты что-то
знаешь..." - "Я знаю не больше вашего, - ответил Шарр. - Я знаю, что еще
никогда безмолвные не преследовали безмолвных и что нас постараются
изолировать от этой погони..." - "Ты выяснил, сколько было хранилищ?" -
"Ясно только, что их было немало, а точных сведений я не принес. Генерал
швырнул в меня черным яблоком, они постараются оставить это втайне... Вам
тоже я не советовал бы что-то уточнять - или кто-то почувствовал себя в
силе нарушить Завет?" "Безмолвие разрастается, Шарр, и это нельзя
постигнуть! Сигнал торчит в каждом, как разрывная пуля... нас, видно,
облучили еще в пеленках! Всех!" - "Каждый выбирает сам, следопыт..." Не
раздеваясь, сбросив лишь легкие мокасины, Шарр прилег на раскладушку;
запах распорядителя до сих пор раздражал его - куда от этого денешься?
Почему люди даже потеют по-разному? - каждый выбирает сам, следопыты, и
каждый выбирает из того, что позволит ему Безмолвие. Нам снова прикажут
идти за сыновьями Когорты, и мы будем идти за ними так самоотверженно, как
только способны ходить по следу, - или нас действительно оставят в стороне
и мы там высидим положенный срок, дожидаясь нового приказа. В любом случае
никто из нас не нарушит Завета. Черные яблоки в штабной палатке - не
означает ли это решительной догадки штабистов о сигнале, поразившем не
одних лишь парней из хранилищ, о том, что наши головы невыносимо
потяжелели, а ноги двигаются насилу, словно мы преследуем самих себя...
"Никто не собирается нарушать Закон! - продолжал горячиться юный следопыт.
- Но это предельная черта, Шарр!" - "Я понимаю, - подумал старший. -
Может, со временем это стихнет, и мы сообразим что-нибудь путное. Пора
отдыхать, следопыты. Будь он проклят, наш завтрашний день, но он уже
наступает..." Когда следопыты уснули, - а это произошло почти мгновенно, -
Шарр бережно, будто касаясь тонкостеблого, невиданного ранее цветка,
потянулся мыслью к соседней палатке: "Простите, Тилла, что тревожу ваш
покой..." - "Это вы, Шарр? Замечательно!.." Он вообразил себе, как Тилла
встрепенулась под абажуром москитной накидки, встрепенулась и открыла
глаза, хотя забредать в этот поток лучше с закрытыми, - тогда река
подчиняется твоему замыслу, соизмеряет донный рельеф с твоей поступью, а
глубины - с твоим желанием... Однажды Шарр пытался научить этому Тиллу, но
она была плохой ученицей. По крайне мере, до сих пор, пока негласные
беседы со следопытом еще казались ей каверзами какого-то феномена,
явлением нечеловеческого и, вероятно, небезопасного существа... "Я
разбудил вас, Тилла?" - "Нет, нет, я давно не сплю! Так душно... и я
хотела, я ждала, чтобы вы окликнули меня! О, Шарр... - вдруг спохватилась
она. - Ваши товарищи..." - "Не беспокойтесь, они спят. И они умеют
воспринимать только направленную мысль." - "А вы, Шарр?" - "В этом все
безмолвные на удивление однообразны... но вы хотели спросить еще о чем-то?
Я угадал?" - "От вас ничего не скроешь... Почему вы не подходите днем,
Шарр?" - "Это не совсем удобно, - начал оправдываться следопыт, - и
потом... мы вечно наготове, а маршруты выпадают адские..." - "Адские
маршруты? Честное слово, на вас это не похоже. Вы всегда возвращаетесь
оттуда, как с праздника..." - "Только не сегодня" - признался Шарр. "Да? А
что сегодня? Опять неудача?" - "Даже не знаю, как объяснить... Ведь нам
велят настигнуть безмолвных, вы понимаете? В этих хранилищах содержали
безмолвных..." - "И вы?" - "И мы их почти настигли - не очень далеко от
Кипрасского озера, где они (где мы сделали первый привал. Из утренней
малости проступала серая стена Кипрасского нагорья, она тянулась вдоль
противоположного берега - все-таки чутье и память не подвели нас. Пояс
армейских застав остался позади, дальше был край обетованный: небольшие
городишки, поселки, фермы. И где-то там, в застенках камня, стекла и
металла... где-то там, уверенный в недоступности, в непроглядности, в
надежности запоров своей двери, окруженный радужным сверканием оптических
прицелов, перебирающий эту цепь с удовлетворением знатока - словно
гирлянду сказочного карнавала, в конце которого немочь тела и язвительная
хворь души завоюют, распространившись, угодья морей и суши, - где-то там
скрывался _о_н_, хранитель сигнала, синий человек, способный не только
изранить, но и убить нашу землю. Нэг торопил нас, мы едва успели попить
озерной воды и умыться, как он сказал, что снайперы могут подоспеть в
любую минуту.
- На том берегу разойдемся попарно. Будьте внимательны, население
наверняка начнет продавать нас - за понюшку пороховой гари. Все они
слеплены из одного дерьма. Озеро обойдем с запада, возле дороги полно
стволов...
Озеро мы обогнули минут за сорок. Когда подоспело время прощаться,
Нэг посоветовал:
- Главное - не подпускайте их на винтовочный выстрел. Ближе подходить
они не рискнут.
- Не беспокойся, Нэг, мы станем огнем и дымом, мы станем грозовыми
тучами, если кривоногие рискнут подойти ближе, - обещал Точило Мус.
Простились мы так же незамысловато, как и встретились в далекие
времена: посмотрели друг другу в глаза, - непойманные гепарды... Я остался
в паре с Нэгом, и я не успел узнать имена остальных, кроме Точила, но его
я знал всю жизнь...
- Наше счастье, что они забавляются вертолетами, - говорил Нэг на
бегу. - И не пускают за нами следопытов. Тут они дали маху, Липи.
- Вряд ли они забыли про следопытов, - усомнился я.
- Если так, то я не могу понять... Ведь нет еще последнего рывка,
безмолвный?
- Нет! - сказал я, глотая воздух Кипрасса...)
- "Мы определили место, куда они выйдут, - продолжал Шарр, -
подкрепятся хотя бы глотком воды и смоют с себя солнечную коросту.
Полурота снайперов накрыла бы их на рассвете, но вдруг я шагнул в
изнеможение. Этого нельзя выдумать, Тилла, с этим сталкиваются на дне
безмолвия... Я выложил все начальству, но без нас у них ничего не
получится, а мои следопыты сейчас - неспособны..." - "Печальная участь..."
- сочувствие Тиллы было искренним, но Шарр в этот раз не нашел
благодарности: "Участь! Да вы не понимаете, что это такое!" - "Шарр,
погодите! - взмолилась Тилла. - Я имела в виду..." - "Теперь вы и сами не
знаете, зачем вам понадобился храм Безмолвия и зачем теперь нужно
разваливать его ожившие стены... мне жаль, когда вы растрачиваете свое
милосердие на тех, у кого понятие сердца и милости имеют иную природу, кто
находит иное утешение на иной земле... а потом вы называете плесень
униженности бесцветным словом "участь", а себя называете сильными! Сильные
умеют различать правду и правдоподобие, сильные не хоронятся от первого и
ни под каким предлогом не пользуются вторым!.. сильные умеют слушать
голоса безмолвия и слышать их, даже когда эти голоса противоречат..." -
"Не надо так, Шарр, прошу вас..." - Шарр понял, что женщина заплакала, и
ужаснулся нелепости своих упреков сейчас: "Простите, надумал всякого...
Простите, Тилла, - я хочу удержаться и хватаюсь за воздух. Вы тут,
конечно, ни при чем..." Она не отвечала. "Тилла? Сегодня же я подойду к
вам, ладно? И мы познакомимся... по человечески", - это она когда-то
предложила опрометчиво: "Шарр, почему бы нам не поговорить
по-человечески?" - и он тогда скрылся в ночи и долго блуждал в одиночку,
обходя зов женщины и проклиная себя за то, что доверил уроженке Сити
небольшой и единственный секрет безмолвных; но после все же пытался
объяснить ей, почему в словах произнесенных бывает меньше человеческого,
чем в случайно подхваченной мысли.
"Нельзя ли забыть наконец старую глупость, следопыт?" - откликнулась
она, то ли прощая, то ли сама принимая прощение. Им сделалось трудно
находить друг друга во мраке, оба были измотаны минувшим днем и впереди их
сторожил такой же. "Будем прощаться? - спросил Шарр. - До завтра." -
"Погодите! - спохватилась она. - Сказка Безмолвия! Без ваших сказок мне не
уснуть!" - "Вот как..." - "Сами виноваты, не следовало приучать меня!" -
"И все же потерпите до завтра. Ночь на исходе, а вам не мешало бы
отоспаться как следует... Завтра я обещаю самую чудесную из Сказок
Безмолвия: Сказку о Женщине из Сити, которая боялась пустыни, и Безмолвном
Следопыте, который в пустыне родился дважды..." - "Дважды! Господи, я умру
от нетерпения!" - "Только не это, Тилла! До завтра. Ваш покорный слуга. И
спокойного вам сна!" - "Спокойного сна, следопыт", - подумала она и
пробудилась. В палатке было светло, москитная сетка вяло пошевеливалась на
сквозняке. Тилла отвернула накидку, достала из сумки кулек с полотенцем.
Мари Сетра уже сидела за крошечным раскладным столиком: в форменной
рубашке, короткая прическа, словно только что от мастера, - Мари умела
сохранять себя в любых условиях. Она гляделась в зеркало и, услышав
движение за спиной, повернула к Тилле забеленное кремом лицо.
- Доброе утро, сержант связи! - сказала веселушка Мари.
- Доброе утро, господин генерал.
- Умываться подано. Как слышите меня? Как слышите?
- Умываться принято, - нехотя подыграла Тилла. - Конец связи.
Мари принялась натираться кремом.
- Загар тут - ничего себе, - сказала она. - На побережье такого
неделю дожидайся.
- Тут все - ничего себе, - согласилась Тилла, расплескивая воду из
канистры;
1 2 3 4 5 6 7