он даже сказал, что Розмари маленькая ведьма и приносит несчастье, что ее следует хорошенько отстегать. Он отчитал ее за то, что она чересчур крепко спала: едва не пришлось взломать двери, чтобы уложить в постель больную Юлиану. Розмари оправдывалась, мол, его подозрения напрасны и нехорошо так о ней думать. В ответ Штраус сказал, что ему известна истина и Розмари получит по заслугам. При этом он неприлично выражался, употреблял жаргонные немецкие слова, которыми называют проституток. Грозился, что обреет наголо, вымажет смолой и подожжет. А о ее матери говорил как о своднице, торгующей несовершеннолетними! Словом, небольшая ссора между отцом и дочерью.
— Ну, ты и нагородила! — У меня было ощущение, будто я попал под пулеметную очередь.— Он что, и тебя не постеснялся?
— Не постеснялся, как ни странно. Штраус, похоже, мне доверяет. Он сказал, что может быть откровенным, потому что он не убийца, а со мной готов беседовать, о чем пожелаю.
— Что это значит?
— Что значит, то и значит! — отрезала Чедна и опять занялась Розмари.
Она утешала девушку, гладила по волосам, уговорила поднять лицо и привести себя в порядок. Нашептывая ласковые слова, Чедна носовым платком вытерла с ее щек слезы, освежила туалетной водой. К Розмари вернулся румянец, и она вновь была похожа на школьницу, слегка нашалившую и наказанную отцом. Она благодарила Чедну.
— Существует ли связь между ссорой и случившимся?—спросил я, сознавая всю нелепость вопроса.
— Вырастешь — узнаешь!—Чедна улыбнулась с таким видом, что и на губах Розмари заиграла ангельская улыбка.
— Я думаю, отец не стал бы так разговаривать со взрослой дочерью,— попытался я исправить свою оплошность.
— Ты страшно сообразителен, дорогой Предраг! — похвалила меня Чедна.— Не исключено, нам с тобой удастся раньше Джордже добраться до истины.
— Если ты выступишь в роли Пифии, успех нам обеспечен! И пожалуйста, продолжай, раз тебе так нравится, изъясняться загадками!
— А ты умеешь их разгадывать?
— Если считать, что перед нами семь тайн, я приоткрыл две.—И я в общих чертах пересказал все, что узнал от Прпича и Веселицы.
— Ты им веришь?
— Верю! — ответил я не колеблясь.
— Кого же ты подозреваешь?
— Я в недоумении,— искренно признался я.— Мне не хватает камешков, чтобы составить мозаику...— Чуть подумав, я высказал первое, что мне пришло в голову: — Может, эта кукла!
Я не успел пояснить свою мысль, потому что в сопровождении милиционера появился Штраус. Он был красный как свекла, казалось, его вот-вот хватит удар. Платком отирая со лба пот, он пытался улыбнуться.
— Все в порядке? — осведомилась Чедна, когда Штраус сел за стол.
— Да! — лаконично ответил тот.
Я полагал, что милиционер пригласит нашу красотку, но он обратился ко мне:
— Товарищ Равник, попрошу вас следовать за мной! Я поморщился, а Штраус, разводя руками, произнес:
— Что поделаешь, все мы под богом!
Когда я был уже у самых дверей, кто-то легонько хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел Чедну. Ее взгляд опалил меня.
— Проверь паспорта! — шепнула она мне в самое ухо.
В кабинете меня ждали следователь Сенечич и Джордже.
— Майор Врзич говорил мне о вас,— начал Сенечич.— Надеюсь на вашу помощь.
— Не думаю, что мне удалось узнать больше, чем вам.— Я был польщен.— Я разговаривал с Прпичем, попросил рассказать все, что ему известно. Он ответил, что вы его знаете как облупленного и что у него нет необходимости что-либо скрывать. Еще поведал мне о Ромео и своей Катице...
— Я верю, что он чист,— прервал меня Сенечич,— но это надо доказать... Может, он все же упомянул о чем-нибудь интересном?
— Я спросил, не заметил ли он, кто выходил из мотеля во время первого тайма. Он назвал Штрауса, Веселицу и меня.
— Ах, да, вы ведь тоже в списке подозреваемых,— улыбнулся Сенечич.— Это Прпич и нам сообщил. Только он не помнит точно, в какой последовательности. Ему кажется, что вначале вышел Штраус, потом вы и Вееели-ца... Но он не может утверждать, что кто-то из вас подходил к рефрижератору Ромео.
— Надеюсь, у тебя есть алиби,— вмешался в разговор мой друг.
— Надеюсь,— сказал я и добавил: — Прпич обратил внимание, что Ромео появился справа из-за мотеля и, подмигнув, прошел мимо. Ему показалось, что Ромео прихрамывает.
— М-м-м,— промычал Сенечич.
— А еще Прпич ждет жену. Они собирались сегодня отметить годовщину свадьбы.
— Все это он нам рассказал.
— Он боится, что вы не позволите ему увидеться с женой. Почему бы не разрешить ему отпраздновать годовщину, если, конечно, ему вообще до этого? Я, чтобы не оставлять их наедине, могу составить им компанию!
— Неплохая идея,— согласился Сенечич.— А что вы думаете о Штраусе и его дочери?
— Все самое наилучшее! — улыбнулся я.— Правда, супруга майора мне кое-что рассказала... Отец и дочь серьезно повздорили.
— Интересно! Штраус нам ничего не говорил о ссоре.
— Насколько я мог понять из слов Чедны, немец упрекал дочь в том, что она поощряла ухаживания Ромео.
— Ромео ухаживал за всеми женщинами,— заметил Джордже.
— Я хотел бы напомнить вам, что Розмари первая увидела Т'омео мертвым и последняя разговаривала с Юлианой...
— Полезное замечание,— остановил меня Сенечич.— Благодарю вас, товарищ Равник, за помощь. Думаю, сегодня вечером нам придется беседовать неоднократно.
Я направился было к двери, но, остановившись на полпути, вернулся к столу:
— Разрешите, товарищ следователь, взглянуть на паспорта Штраусов.
Зазвонил телефон. Рука Сенечича потянулась к трубке и замерла в воздухе. Он внимательно посмотрел на меня и, сняв наконец трубку, другой рукой протянул мне паспорта.
Разглядывая документы, я слышал отрывистые фразы Сенечича;
— Алло... да, я... Что ты сказал? Выехали сорок пять минут назад?.. Значит, скоро будут здесь... Что?.. Думаешь?.. Черт возьми, это мне не пришло в голову...
Я перестал прислушиваться к разговору, поскольку изучение паспортов поглотило все мое внимание. В клубке появилась ниточка. Два паспорта — отца и дочери. Одна семья, но разные фамилии.
Сенечич положил трубку на рычаг, а я оба паспорта — на стол.
— Сравните фамилии.— Я торжествовал. Следователь недоуменно взглянул на меня. Вместе с Джордже он склонился над документами. Наступила тишина. «Боже мой!» — прошептал следователь. Джордже взял паспорт и прочитал по слогам:
— Adolf Strauss, с двумя «s» на конце!
Затем, раскрыв второй паспорт, так же по слогам прочитал:
— Rozmari Strauch, «ch» на конце!
— Отец и дочь! — вздохнул Сенечич.— Черт бы их побрал!
— В таком случае ссора между ними приобретает иной смысл! — сказал Джордже.
Я же подумал о Чедне, которой ее женское чутье подсказало, в каких «родственных» отношениях состоят отец Штраус и дочь Штраух!
Наверное, Джордже прочитал мои мысли, потому что спросил:
— Это твоя идея насчет паспортов?
— Чедна шепнула.
— Как она объясняет ссору между «отцом» и «дочерью»?
— По-моему, так же как и мы. Впрочем, Штраус в соседней комнате, можно позвать его и самого спросить.
— Разумеется,— согласился Сенечич.— Надо же проморгать такое! Очень благодарен вам за помощь... Ах, да,— вспомнил он,— а вы разговаривали с Веселицей?
— А вы? — поинтересовался я.
— Нет. Убийство девушки нарушило очередность в допросе.
— Я с ним беседовал, когда она была жива. Здесь все как будто ясно. Юлиана сделала в Белграде аборт. Молодые люди остались без денег, и им пришлось на попутках добираться до Загреба. Майор Врзич, очевидно, рассказал вам о нашем путешествии от Белграда до Новской?
Сенечич кивнул.
— Когда у мотеля Юлиана вышла из машины, ей стало плохо. Веселица хлопал ее по щекам, чтобы, по его словам, привести девушку в чувство. Затем, воспользовавшись любезностью господина Штрауса, она отправилась отдыхать в номер.
— Кто провожал ее до комнаты?
— Чедна и Штраус.
— Больше никто?
— Никто, насколько мне известно. Да, Чедна мне рассказала, что им потребовалось несколько минут, чтобы разбудить Розмари. Она спала крепко, как младенец!
— М-да,— буркнул Сенечич.
— Лучше пусть Чедна сама вам об этом расскажет.
— Спасибо за совет!
— Должен вам сообщить еще одну деталь. Веселица ходил напомнить Юлиане про лекарство. Она откликнулась из комнаты, но дверь ему не открыла...
— Хочешь сказать, быть может, и открыла? — задал вопрос Джордже.
— Я ничего не хочу сказать,— возразил я сердито.— Говорю то, что услышал от Веселицы.
— Боюсь, нам придется заночевать в мотеле,— заметил Сенечич.— Должны сообщить результаты вскрытия из местной больницы. К тому же есть вещи, которые требуют более детального изучения.— Он встал, открыл дверь и, подозвав милиционера, сказал: — Пригласи сюда кого-нибудь из администрации.
— Я бы хотел получить номер Штраусов,— попросил я, когда милиционер ушел.—Думаю, они не захотят ночевать в комнате, где произошло убийство.
— А ты любишь общаться с привидениями,— поддел меня Джордже.
— Не возражаю,— сказал Сенечич.— Однако берегитесь духов!
— Оставим шутки. Дух убийцы постоянно с нами,— заметил я,— но я его не боюсь.
— Если убийца еще здесь,— уточнил Джордже. Вошел официант:
— Вы меня звали?
— Скажите,— обратился к нему Сенечич,— у вас есть свободные комнаты?
— Кое-что осталось,— услужливо ответил официант.
— Нам нужно...— Следователь замолчал и пристально взглянул на него.— Как ваше имя?
— Антон... Антон Врабец.
— Я вас не знаю. Давно вы в мотеле?
— Еще и месяца нет!
— Сегодня вы работали целый день?
— Нет, моя смена с двух часов дня до полуночи.
— Полагаю, вы сможете нам помочь. Если вы что-нибудь заметили...
— Разумеется, господин следователь. Я в вашем распоряжении. Сколько комнат желаете?
— Четыре номера для наших гостей.— Сенечич усмехнулся.— Штрауса с дочерью переведите в другую комна ту. Понимаете? Неудобно оставлять их там, где... ну, словом, вы понимаете. В номер Штрауса поселите Равни-ка,— он указал на меня.— Еще в одной комнате разместят ся майор Врзич с женой, и нужен номер для Прпича.
— Он тоже останется в мотеле? — осведомился официант.
— Да. Если можно, оставьте три номера для моих людей.
— У управляющего сегодня выходной, я его заменяю. Надеюсь, вы останетесь довольны. Во всяком случае, будет сделано все необходимое... Пойду распоряжусь, чтобы поменяли постельное белье и полотенца.
— Спасибо, товарищ Врабец. И сообщите, если подметите что-нибудь интересное.
— Непременно, господин Сенечич. — Поклонившись, Врабец пошел к выходу.
В это время вновь зазвонил телефон. Следователь поднял трубку, пробормотал: «Да, это я» — и дождался, пока официант выйдет из комнаты. Я тоже было напра вился к двери, но слова, произнесенные Сенечичем, заставили меня остановиться.
— Интерпол... Думаешь?.. Через полчаса или час... Думаешь? Я жду с минуты на минуту...
Я покинул кабинет, пребывая в уверенности, что сообщил следствию драгоценнейшие сведения, а сам остался ни с чем. Но меня утешала мысль, что даже самый слабый бегун, если не сойдет с дистанции, добежит до финиша.
В сопровождении милиционера я вернулся в гостиную. Штраус, Розмари и Чедна по-прежнему сидели вместе Исполненное важности лицо немца было таким же багро вым, только теперь это объяснялось выпитым виски. Розмари благодаря заботам Чедны посвежела и повеселе ла. Впрочем, известно, жизненные трагедии оставляют на детях не столь глубокий след, как на отцах.
— Похоже, придется здесь ночевать,— сообщил я присаживаясь к их столику.
— Да, господин Сенечич сказал мне,— подтвердил немец.— Я попросил, чтобы нам с дочерью дали другую комнату. Сами понимаете... К тому же в автосервисе сказали, чтобы я не рассчитывал сегодня на мой «мерсе дес».
— Полагаю, это главное, что вынуждает вас остаться на ночь в мотеле.
— Да! Хотя и события, свидетелями которых мы невольно стали... Пусть они и не имеют к нам никакого отношения...— Штраус замолчал и посмотрел на Розмари. Взгляд ее голубых глаз был чист, как у ангела.— Я беседовал со следователем Сенечичем. Очень милый человек, как, впрочем, и ваш приятель майор Врзич. Это была скорее дружеская беседа, чем допрос... Майору известно, как мы добрались до мотеля, не меньше, чем мне... Следователь интересовался, что с моим автомобилем, и убедил меня, что ваши мастера достаточно квалифицированны, чтобы отремонтировать «мерседес»... Да... Хотите виски?
— Нет, спасибо,— отказался я.
— А мне, пожалуй, налейте,— попросила Чедна.
— Чедна... Удивительное имя, его можно дать лучшему сорту шотландского виски! — преподнес Штраус поистине изысканный комплимент.
Розмари, это милое голубоглазое создание, молчала, будто воды в рот набрала.
— Странно, что вы не научили Розмари ни единому сербскому слову,— заметила Чедна.— Сами говорите по-сербски так, словно родом из Баната.
— Из Штутгарта, милая госпожа. Из прекрасного Штутгарта. А Розмари — типичный представитель молодого поколения. Ее интересует музыка, танцы... Языком она пользуется только во время еды.
«Не сказал бы!» — чуть не вырвалось у меня, но воспитание не позволило мне быть вульгарным.
— А я люблю ваш язык,— продолжал Штраус.— Я учил его по народным песням... Ваша Хасанагиница... Вы — героический народ. Это поняли наконец и мы, немцы, после двух войн...
В гостиную вошли Врабец и милиционер, чей серьезный вид никак не соответствовал совсем еще мальчишескому лицу.
— Господин Сенечич поручил сообщить вам, что все останутся ночевать в мотеле,— начал Врабец.— Я распределил комнаты...
— У меня был тринадцатый номер...— заторопился Штраус.
— Число тринадцать приносит несчастье,— пошутил официант.— Вы переселитесь в комнату номер десять. На том же этаже. Вы, госпожа,— он обратился к Чедне,— вместе с мужем займете пятнадцатый номер. Господин,— он указал на меня,— получит бывшую комнату господина
Штрауса. Служащий с бензоколонки Прпич будет в двенадцатом номере. Вероятно, вместе с тем молодым человеком.— Врабец показал рукой в направлении столика, за которым сидел Веселица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13