Карьерист!
Разве карьерист трудится дни и ночи напролет?! Разве для карьериста самое главное работа?!
Это ХчиЗлк — карьерист. Человек, пользующийся конъюнктурил. Сплетничая и бросаясь громкими сливами, он пробивается в редакторское кресло.
На следующей вечер, вернувшись с работы, Лапете-ус не надел обручального кольца.
И с дядей Реэт решил больше не общаться. Пусть старик копошится в комнатушке рядом с кухней, но соприкасаться с 31 им кулацким отродьем, как с членом семьи,— нет! Он все же ответственный работник, и если принципиальность называют карьеризмом, то пусть...
3
Как-то Лаиетеус встретил в коридоре облисполкома Оскара Пыдруса. В первый момент мелькнуло подозрение, уж не на прием ли к нему пришел Пыдрус. «Для него я ничего не могу сделать»,— подумал Лапетеус, холодно приветствуя Пыдруса. Но выяснилось, что Пыдрус ожидал заведующего отделом народного образования. Лапетеус облегченно вздохнул. Для приличия он о чем-то поговорил и, торопливо уходя, сказал, если позволит время и будет желание, Пыдрус мог бы как-нибудь зайти к нему.
— Моя комната на следующем этаже,— закончил он разговор.— До свидания. Я сейчас уезжаю.
Через несколько дней к Лапетеусу действительно пришел один из его военных товарищей — Антс Паювийдик. Он остановился на пороге и спросил:
— Разрешите войти?
Лапетеус просматривал проект решения. Он сидел, склонившись над разложенными на столе бумагами. Первая мысль, которая возникла при звуке чужого голоса, оказалась раздраженным вопросом: где технический секретарь, что люди без доклада лезут в кабинет?
Потом он поднял голову и узнал Паювийдика.
— Входите, входите,— официальным тоном заявил он. Тут же вспомнил, что раньше они были на «ты», и торопливо добавил:—Чего дурака валяешь, заходи смелее.
Похоже было, что Паювийдик смешался.
От этого или от чего иного, но настроение Лапетеу-са приподнялось. Он вышел из-за громоздкого стола, крепко пожал Паювийдику руку и усадил гостя в массивное кожаное кресло — одно из двух, которые стояли др>г против друга перед письменным столом. При этом он ощутил удовлетворение оттого, что у него просторный, обставленный новой мебелью кабинет и что Паю-вийдик, мягко говоря, несколько смешался.
— Вот это командный пункт! — оглядываясь, удивился тот.
Лапетеус открыл пачку «Казбека» и предложил гостю:
— Закурим.
Покачав головой, Паювийдик сказал: —• Ради такого кобинета стоило воевать. Лапетеус сделал вид, что не заметил укола.
— Приятно видеть людей своей роты,— произнес он, опускаясь на широкий стул с полированной спинкой.
— Наверху люстры, внизу ковры, спереди стол что футбольное поле, сзади зеркальный шкаф,— говорил Паювийдик.— У того, кто командует и распоряжается в таком кабинете, должны быть и власть и сила.
— Ты же не льстить пришел,— от слов Лапетеуса повеяло холодом.— Что тебя привело?
Паювийдик изучающе посмотрел на него и в свою очередь спросил:
— Строительные дела тебе подчиняются?
У Лапетеуса возникло сомнение, уж не погорел ли Паювийдик — выражение, когда-то употребленное Паю-вийдиком, — не пришел ли он теперь со своей последней бедой к нему просить поддержки и заступничества. Сперва Poor ас, потом Пыдрус, теперь этот — разве он может всех защитить, всем помочь? А кто за него заступается? Дельный человек сам знает, умеет, сам справляется. И он ответил уже совсем официальным тоном:
— Я действительно занимаюсь вопросами строительства.
— Приходи на нашу стройку.
— Что там случилось? Прижимают?
Паювийдик скова внимательно посмотрел на Лапетеуса. Он словно изучал и оценивал, взвешивал и размышлял.
— Ничего не случилось,— наконец спокойно сказал он.— Я пришел сюда не ради себя. Если ты занимаешься строительными делами, то должен был заметить, какой беспорядок царит на стройках. Вот это-то и выводит из себя. Во-первых, мы не выполняем плана. Все привыкли к этому, а разве можно привыкать к такому положению?
Андрее Лапетеус слушал Паювийдика, и у него отходило от сердца. Припомнилось, что когда-то Паю-вийдик, кажется, говорил примерно то же самое. Однажды где-то в ресторане. Лапетеус думал о том, что в четыре часа у председателя начинается совещание. Промышленный отдел должен был представить сводный отчет, а он его еще не смотрел.
— Так, так,— заметил он Паювийдику. Тот продолжал:
— В старое время любой предприниматель обанкротился бы, веди он дела так, как ведут на нашем строительстве. Проекты переделываются по десять раз. Каменщики кладут стены, штукатуры приглаживают их, маляры окрашивают, потом приходят новые люди и прорубают в стенах проемы для дверей, разные дыры и канавки. И опять все начинается сначала. Пропадает материал. Никому нет дела, никто не отвечает. Злость берет. Говоришь с прорабом, с инженерами, выступаешь на собраниях — ничего не помогает. Затыкают тебе рот хитрыми разговорами о показателях, нормах, планах, о пере- и недовыполнениях, о специализации и координации. А порядка — ни малейшего.
— Одну секунду,— прервал его Лапетеус.— Я должен позвонить в промышленный отдел.
Паювийдик умолк.
Лапетеус нажал кнопку, помещенную под краем стола.
— Продолжай,— заметил он Паювийдику.— Я слушаю. Не бойся, что я пропущу твои слова мимо ушей.
— Беспорядками, неряшеством и разгильдяйством пользуются различные комбинаторы и рвачи. Воруют страшным образом. Одну машину кирпича или цемента на стройку, другая катится куда-нибудь на окраину города во двор индивидуального застройщика. Спекулируют всем — цинковыми трубами, электропроводами, краской, унитазами, стеклом, кирпичом/цементом, известью. Неужели мы воевали для того, чтобы всякие махинаторы и спекулянты возводили себе дворцы?
В дверях появилась молодая крашеная блондинка.
— Соедините меня с Коориком,— приказал Лапетеус.
Паювийдик смотрел на них.
— Государство содействует возведению индивидуальных жилищ,— теперь Лапетеус обратился к Паювий-дику.
— Я говорю не о честных людях, которых нужда заставляет строить, а о жуликах,— возразил тот.
Зазвонил телефон. Лапетеус привычным движением взял трубку.
— Коорик? Я не обнаружил на своем слоле сволок... Пришлите немедленно... Надеюсь, что мне в дальнейшем не придется больше напоминать о подобном.
Паювийдику расхотелось говорить.
— Ты говоришь об очень серьезных вещах,— произнес Лапетеус.— Факты у тебя есть?
— Какие?
— Что расхищают общественное достояние?
— Пришли своих людей и приходи сам на стройку. Пусть они изучат положение. И потолкуйте с рабочими. А то приходят, несколько минут побегают по строительным лесам и часами сидят в конторе. А там за милую душу все кривули прямыми представят.
Лапетеус посмотрел на часы.
—- У тебя нет времени? — спросил Паювийдик.
— Есть. Пятнадцать минут. Не обижайся — десять профилей, одно собрание и совещание за другим.
— Понимаю. Если совещание — главное звено в руководстве, то к нему нужно основательно подготовиться,— полунасмешливо, полуразочарованно сказал Паювийдик.— Мне больше нечего добавить. На стройплощадках неразбериха. Никто конкретно не отвечает ни за материалы, ни за что. Всевозможных инженеров, техников, планировщиков и нормировщиков хоть пруд пруди, а дело хромает на обе ноги.
Лапетеус вспылил:
— Ты говоришь...
— Как классовый враг,— опередил его Паювийдик.— Ты вроде нашего начальника. Ему как только скажешь что-нибудь, так и заведется, словно граммофон: классовый враг, плачешь о старом строе, отсталый элемент. Но разве честный рабочий человек, у кого душа болит при виде разгильдяйства, безразличия, глупости, спекуляции, неумелости и черт его знает еще чего, разве он должен только орать аллилуйя?!
— Вещи нужно рассматривать в перспективе,— немного утомленным голосом произнес Лапетеус.— Конечно, ты в чем-то и прав. Видимо, необходимо глубже вникнуть в проблемы строительства. Изучим, углубимся и, если нужно, поставим вопрос на заседании исполкома или набюро обкома.
— Я все меньше понимаю содержание таких слов, вникать, «основательнее заниматься», поставить на бюро». Если в них есть все же смысл, да изучай, занимайся и вникай. Но прежде всего приходи к нам на стройку. Походи, посмотри. У тебя власть и сила, как я говорил, авось что-нибудь сможешь сделать. Ну, до свидания.
Лапетеус вышел из-за стола.
— Ты все говоришь о силе и власти. Их у меня не так много, как ты думаешь.
Он проводил Паювийдика до двери и снова крепко стиснул его руку.
— До свидания. Приду к вам посмотреть, приду. Сколько от этого будет помощи, это дело другое. Но что-нибудь мы предпримем... Всего хорошего... скромный читатель газет.
Когда дверь за Паювийдиком закрылась, Лапетеус тихонько засмеялся. Последние слова показались ему удачной шуткой.
На совещание он пошел подготовленным.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
Реэт Лапетеус поступила так, как решила. Но ей и в райкоме партии не повезло — первого секретаря на месте не было.
Что делать? Обождать? Прийти в другой раз? Или поговорить со вторым секретарем? Ей не хотелось ни уходить, ни говорить со вторым. Она была убеждена, что от всевозможных помощников и заместителей, вторых и третьих, толку мало, какими бы звучными ни были наименования их должностей. То, что скажет министр или заведующий, директор или первый секретарь, это уже весомо. А все, кто суетятся и хлопочут вокруг главного хозяина, самостоятельно ничего не решают или распоряжаются только по мелочам. В мало-мальски серьезных вопросах они, не согласовав с начальником, ничего не предпринимают. Другое дело в хозяйственных учреждениях, например на базах и в снабженческих конторах, где зачастую тезисе завести связи с подчиненными,— они больше знают, больше рискуют п умеют вести дела. Лучше всего, конечно, когда удается добиться сотрудничества звеньев: маленькие люди информируют и устраивают, большие начальники накладывают резолюции «согласен» или «выдать».
Реэт все же решила поговорить со вторым секретарем, который, как сказали, был на месте. Но ей пришлось немного подождать.
Она села на старомодный пружинный диван с толстыми подлокотниками. Вдыхала характерный запах учреждения, где в шкафах и ящиках столов скопилось много бумаг, где непрерывно приходят и уходят люди, где курят и натирают полы мастикой. Глаза ее скользили по выцветшим обоям, по волнистому карнизу под потолком, по высоким белым дверям.
Все вокруг показалось ей напрасной тратой энергии. Едва ли Андрее поправится. А если и встанет на ноги, то прежнего работника из него уже не получится. На директорском месте его не оставят. Да он больше и не справился бы с руководством комбината. Не под силу. Но если даже суд учтет заслуги и состояние Андреса и не приговорит его к тюремному заключению, то перед ним все равно будут закрыты все пути. Да и какие перспективы могут быть перед калекой? Выхлопотать себе пенсию и киснуть дома? На мгновение она представила себе, как Андрее ковыляет из верхней комнаты вниз. Перед ее глазами возник сгорбившийся, обросший щетиной человек. На нем засаленный халат, через каждые два шага он, задыхаясь, втягивает воздух и харкающе кашляет. У этого человека придирчивый, всех подозревающий и всех обвиняющий взгляд, у него недовольная колкая речь, во всем — озлобленность.
«Нет, нет, нет!»
Реэт едва не крикнула вслух, настолько омерзительной и неприемлемой показалась ей привидевшаяся картина.
Время тащилось улиткой.
Вряд ли он избежит тюрьмы. Закон суров к людям, виновным в авариях. И для Андреса не станут выдумывать новых статей и законов. Какой смысл обивать пороги, дремать в приемных, нервничать? Чего она этим добьется?
«Чего я добьюсь? Возможно ли сохранить его репутацию? А свою?»
Реэт, так же как в разговоре с Муруком, ощутила: высшая точка ее жизни позади. Что еще может предложить ей жизнь? Невеликое счастье — таскать Андресу в тюрЪму передачи или ухаживать дома за больным.
Пусть лучше все идет своим чередом. Андрее основательнейшим образом опозорил их обоих. Они покатились под гору, и этого ничто не может остановить. В глазах всех она запачкана, страшно запачкана. И то, что она сейчас не щадит себя для спасения Андре-са, ничего не меняет.
В спине что-то покалывало.
«Я должна лежать»,— подумала Реэт. И дальше без всякой связи: «Отнесу цветы на могилу Виктора, пусть люди думают что хотят».
Она все больше жалела Виктора.
Перед мужем чувствовала себя виноватой. Вся жизнь казалась прожитой впустую. «Догадывался ли Андрее? — спрашивала себя Реэт.— Конечно. Иначе с какой стати он поехал в Пирита?»
В спине кольнуло больнее.
Она посмотрела на часы. Прошло двадцать минут. Технический секретарь, молоденькая девушка, видимо наблюдавшая за ней, утешила:
— У товарища Каартна люди с мебельной фабрики. Они скоро должны выйти.
Реэт сразу почувствовала себя неуверенно.
— Товарищ Каартна?
— Да, товарищ Каартна опять работает у нас,— любезно объяснила разговорчивая секретарша.— Она работала здесь и раньше, после войны. Тогда она была инструкторОхМ. Она скоро освободится.
Улыбаясь по возможности любезнее, Реэт спросила:
— Это женщина или мужчина? ]
— Женщина. Но парторги уверяют, что у нее крепкое и верное слово, как у мужчины.
Секретарша начала печатать на машинке.
Больше Реэт не сомневалась, что речь идет о Хельви Каартна. Первым побуждением было подняться и уйти. Но тут же она сказала себе, что это, быть может, даже хорошо. Все, что произошло между Андресом и Каартна, было во время войны. И ничто не препятствует ей держаться у Каартна так, словно она ничего не знает
1 В эстонском языке нет родов, нет и различий в мужских и женских, фамилиях,
о их прежних. Ног, лучше осе же уйти. Режливый предлог можно наши — просто сказать, что г » некогда, она спешит.
Реэт не успела ничего решить. Из кабинета секретаря вышли трое мужчин, и ей сказали:
— Пожалуйста, можете заходить.
Реэт быстро открыла сумочку и заглянула в зеркало. Оправила волосы, кончиком я^ыка освежила губы это она сделала привычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31