— Это я открыл. Ей нужен свежий воздух.
Бармен услужливо протянул таблетку и стакан воды. Леля выпила воду и попыталась улыбнуться. Директор энергично распорядился:
— Прошу всех разойтись по своим комнатам и не создавать паники! Женщины есть женщины. У них бывают истерики и прочее. Знай я заранее, что с вашей сменой
у меня будет столько неприятностей, ни за что бы ее не разрешил!
Все любопытные послушно разошлись. Андонов чуть заметно мне кивнул: мол, надо поговорить. Я закрыл окно, задернул занавески и присел возле Лели.
— Ну, а теперь рассказывай, что случилось!
- Приснилось что-то плохое, — сказала она, вновь обретая свой самоуверенный вид. Однако я не позволил ей увильнуть.
— Говори же, мы одни, не надо бояться!
— Ты считаешь меня трусихой?
— Ты так кричала, будто тебя резали.
— Меня не резали, а хотели задушить.
— Не болтай ерунды, ты просто выпила лишнего.
— Ничего подобного, я трезва как стеклышко! Знаю, что ты мне не поверишь, но уверяю, если бы я не закричала, вряд ли бы мы сейчас с тобой разговаривали. Потому что, честно говоря, я вначале и не думала кричать, так как не могла поверить своим глазам. Я не спала — ты знаешь, когда я вернулась, — и как всегда, решила немного почитать.
— Детективный роман, не так ли? Она неприязненно взглянула на меня:
— Ну и что? Все выступают против детективной литературы и все ее читают! Перед книжными магазинами толкаетесь в очередях, а в компаниях демонстрируете утонченный вкус.
— Так что же все-таки было?
— У меня были галлюцинации.
— Я так и предполагал.
— Благодарю.
— Ты спишь с открытым окном?
— Да. Немного почитав, я закрыла книгу и уже протянула руку, чтобы погасить ночник, как вдруг увидела, что окно открывается еще шире и в нем показывается голова человека, похожего на клоуна.
— На клоуна?
— Ну не совсем клоуна, а загримированного. Это я могу сказать с полной уверенностью. У него на лице были нарисованы линии, а вокруг глаз белое, как у мима. Сперва он сел на подоконник, нотом спустил ноги на пол, сделав мне знак, чтоб я молчала. До тех пор я не боялась, а смотрела с любопытством, потому что думала, что это ты.
— Я? Почему вдруг я?
— Я подумала, что ты меня разыгрываешь в отместку за сегодняшний вечер. Ведь я не обращала на тебя внимания в корчме, и ты был взбешен. Но когда ОН подошел к кровати и вытащил у меня из-под головы подушку, я поняла, что это не ты. У него были другие глаза, совсем другие. В них была жестокость, это были гла-за убийцы. Я вся похолодела и, кажется, именно тогда тумбочку. Тогда я вскочила и стала бросать в него что вот и снова закричала, а он согнулся вдвое и опрокинул тумбочку. Тогда я вскочила и стала бросять в него что попало, хотя ни один предмет не мог послужить мне оружием: подушка, книга, одеяло. Тут грохнула дверь, и он выпрыгнул в окно. Это все. В отличие от тебя у меня крепкие нервы, так что, пожалуйста, не говори мне о галлюцинациях!
— В отличие от меня?
— Да. Я же видела тебя сегодня вечером! Запсиховал из-за какого-то ничтожного соперника.
— Думается, у меня были для этого основания, при чем не из-за соперника, но об этом мы поговорим завтра.
— Вообще не желаю об этом разговаривать, хотя завтра уже наступило.
Было около четырех. Я осмелился предложить:
— Если хочешь, пойдем ко мне! Я буду сторожить твой сон!
— А от сплетен меня защитишь?
— Тогда останусь здесь до рассвета.
— Нет смысла. Он не вернется. — Она посмотрела на окно, которое я уже закрыл.
— Но я не могу тебя так оставить! — возразил я в строго приказал: — Ложись и, если можешь, поспи. После такого стресса нужен отдых, А я буду читать в кресле, пока не рассветет. Сплетен я не боюсь. Обо всем остальном поговорим завтра. Спокойной ночи!
Улыбнувшись, Леля послушно легла, и спустя полчаса наглядно подтвердила свои слова, что нервы у нее креп-: кие. Она заснула глубоким спокойным сном, словно ничего не было. А я стал размышлять: не было ли все умело разыгранным спектаклем? От такой девушки, как она, всего можно ожидать! Мне вспомнился случай времен моей солдатской службы. Тогда один парень из нашей роты поднял по тревоге все подразделение, и мы были вынуждены дрожать от холода всю январскую ночь, пре-
следуя в заснеженном ракитнике возле, Тунджи воображаемого врага. Лишь когда мы уволились и ехали на поезде домой, он мне признался, что все было выдумкой, но иначе он поступить не мог. По рассеянности он снял предохранитель и нажал на спуск автомата, а потом побоялся рассказать правду и очень убедительно живописал, как враг крался возле склада с боеприпасами, как он ему крикнул: „Стой, буду стрелять!" и в самом деле выстрелил и так далее...
Вероятно, около пяти я задремал, прочтя десятка три страниц романа Агаты Кристи. Проснулся я, как всегда, в полседьмого. На коленях у меня лежала раскрытая книга. Страница начиналась с новой главы, которая называлась „Тут что-то есть!".
— Да, тут что-то есть, и мы должны понять, что именно!
Этими словами начался наш с Андоновым разговор утром, сразу после завтрака. Мы сидели на скамейке в саду перед домом отдыха. Снег уже совсем растаял, и горы снова стали темными. Мы встретились как бы случайно на одной из аллей, потом присели, капитан вынул пачку „Солнца", знакомым мне жестом щелкнул по сигарете и закурил. С того лета, когда мы с ним познакомились, прошло уже четыре года, а, кажется, ничего не изменилось. Он ничуть не постарел, ему было сейчас около сорока — лучший для мужчины возраст, продолжающийся очень долго, но когда потом тебе стукнет пятьдесят, это всегда бывает как гром среди ясного неба!
— Очевидно, — произнес он улыбаясь, — я не смогу обойтись без вас.
„Вас" подразумевало меня и Лелю, и капитан подчеркнул это слово, испытующе взглянув на меня.
— Но мне не хочется, чтобы она знала, кто я, в этом нет необходимости. Рассчитываю на тебя, ты должен вызвать ее на откровенность. Я знаю, что ей не почудилось, но не совсем уверен, не присутствовали ли мы на великолепной инсценировке. Вообще это очень интересная девушка. По-видимому, у нее богатое воображение и немного трудный характер. Так что попытайся выяснить все
подробности. Излишне тебе напоминать, но все же имей в виду, что надо обращать внимание даже на самые незначительные мелочи.
— И кого ты подозреваешь? — Я невольно покраснел.
— Подозреваю?! Не понимаю....
— Речь шла о Леле. Ты подозреваешь ее в соучастии в преступлении?
— В каком преступлении? — удивленно посмотрел на меня Аидоиов.
Он забыл, что я не мальчишка и что мне неприятна его чрезмерная скрытность.
— Если бы здесь не было преступления, — парировал я, — вы бы здесь не появились, товарищ капитан!
Андонов усмехнулся:
- Ну что ж ... Как говорится, одни ум хорошо, а два лучше. Ваша смена через неделю кончается, значит, нам надо поторопиться, мой дорогой Холмс. Действительно, было совершено преступление. Думаю, еще сегодня мы узнаем правду насчет женщины. Но мне нужна еще одна правда — о твоей приятельнице. Впрочем, вы ведь здесь познакомились?
— Да.
— Я читал ваши показания... Но мне бы хотелось, чтобы ты снова рассказал о случившемся позавчера вечером. А также, что произошло потом, когда вы нашли труп женщины.
Я стал медленно и вдумчиво рассказывать, стараясь ничего не пропустить. Капитан курил, откинувшись на спинку скамейки. Он ни разу меня не прервал. Заканчивая, я не сдержался:
- И если бы вы мне не запретили, я бы уже час назад был во дворе дома: не может быть, чтобы там не осталось следов! Под окном клумба, земля мягкая от дождя. Он сначала вскочил на подоконник, потом спрыгнул с пего . . .
— Но под окном Лели следов нет, не так ли?
Еще до завтрака я дважды обошел вокруг дома отдыха, делая вид, что это моя обычная утренняя прогулка. Мне хотелось выяснить, как можно было влезть в окно, находящееся в двух метрах от земли. Оказалось, что возможно: в полуметре от окна находился широкий выступ, опоясывающий все здание. Клоун — точнее, человек, напавший на Лелю, — мог взобраться на выступ с лестницы флигеля, в котором жил директор, и, идя по
нему, спокойно дотянуться до лелиного окна. Но то же самое можно было проделать, если вылезти наружу из любого окна восемнадцати комнат первого этажа, расположенных по обеим сторонам коридора. Проблема заключалась в тем, как злоумышленник смог быстро скрыться, когда Леля закричала, а в коридоре поднялся шум. Чтобы бежать обратно по выступу, когда вокруг непроглядная темень, надо обладать дьявольской ловкостью. А может, бежать не потребовалось? Достаточно было в метре-другом от окна прижаться к стене и стоять так, не дыша и не шевелясь. Догадался ли кто-нибудь из нас выглянуть наружу? Да, я выглянул, но посмотрел не по сторонам, а вниз", на светлый квадрат на земле под ле-линым окном. Там, конечно, никого не было. Можно было и спрыгнуть вниз — что такое два метра? — но тогда бы я увидел следы.
— Капитан ...
— Не капитан, а товарищ Марчев! — сердито оборвал меня Андонов.
— Хорошо . . . Мы одни, товарищ Марчев . . . Хочу вам сказать, что я верю Леле. Как себе самому!
— Я тоже, - спокойно отозвался Андонов. — Как и всем остальным. Пока. А где вы были вчера во второй половине дня?
— Гуляли в лесу.
— Гуляли?!
— Леля искала следы. Вокруг березовой рощи.
— И нашла?
— Да. Она считает, что утром от шоссе к лесу прошел человек.
— Верно, - сказал Андонов. — Прошел. Еще что-нибудь?
— Она думает, что в лесу есть волки. Прищурившись, он пощелкал по другой сигарете.
— Это интересно.
— Но мне не верится, — сказал я. — Какие тут волки, черт возьми? И что общего между волками и нашей работой? Я думаю, что тут она перебарщивает. И вообще нужно сдержанно относиться к ее фантасмагориям. Она чересчур много читает. Притащила с собой целый чемодан детективной литературы.
— Да ну-у?
Капитан протянул „у" больше, чем было необходимо,
— Хотя в этом нет ничего плохого, — добавил я, — важно только знать меру.
— Жаль, что снег растаял, очень жаль, — вздохнул Андонов и неожиданно сказал: — А сейчас дай глянуть на твою схему! Ну-ну, не ершись, я знаю, что ты уже чертил, вычислял и так далее. Составил уже список предполагаемых преступников? Не стесняйся, ни один из начинающих детективов не обходится без этого. И это, между нами говоря, не так уж плохо.
Преодолев смущение, я вынул из кармана тетрадный лист. Это не было схемой в прямом смысле слова — просто на бумаге был тот круг, о котором я говорил выше. Капитан долго его рассматривал. Я наблюдал за его лицом, ожидая иронической или снисходительной улыбки, но оно оставалось серьезным. Наконец он вернул мне лист.
— Хорошо. Спроси девушку, о чем они беседовали вчера вечером с зоотехником. Если у них на сегодня назначена встреча, пусть не откладывает. Ты вчера был в корчме. Каково твое впечатление от корчмаря?
— В каком смысле?
— В любом. Нас одинаково интересуют оба случая — убийство Царского и самоубийство женщины.
— Вы думаете, что это самоубийство?
— А разве доказано, что не самоубийство?
— Нет, конечно. Как и обратное.
— Ты прав. Но пока пусть считается, что женщина покончила с собой. А твоя девушка задала нам еще одну задачку! Кстати, ветеринар в разводе с дочерью корчмаря. Это так, между прочим. А муж сестры умершей, действительно, был в Софии, но вернулся не утренним, а ночным поездом. Но, мой дорогой Иван, запомни: тебе появляться там нельзя! Это приказ.
— Слушаюсь!
Затем я осмелился спросить:
— А что представлял собой Царский? И почему его убили?
Андонов устало взглянул на меня. Ясно, что он не спал и этой ночью, и мне очень хотелось спросить, за кем он следил вчера вечером во дворе умершей, но это было бы уж слишком. Если бы потребовалось, он сам бы мне сказал.
— Царский? Знай я, почему его убили, я бы все знал. Царский, мой дорогой ефрейтор, — личность темная. Долгие годы оыл лесником — и до Девятого сентября, и после, где-то до шестидесятых годов, но не здесь, а выше в горах, где растут густые буковые леса. Его подозревали в коррупции и в других преступлениях, но не отдавали под суд из-за отсутствия доказательств. После увольнения вернулся сюда, в родное село, какое-то время работал на деревообрабатывающем заводе, потом вышел на пенсию. Из села не выезжал. Жил замкнуто, в корчму не заглядывал. Женат не был. Есть у него сводный брат, бывший муж умершей поварихи, уже давно живущий в Варне. Строительный рабочий . . . На похороны Царского он не приехал, думаю, явится завтра на похороны своей бывшей жены. Он единственный наследник Царского. Сейчас здесь дома в цене: район курортный, горожане хотят иметь тут дачи.
— Значит, — прервал я капитана, — есть человек, заинтересованный в смерти Царского?
Андонов холодно ответил:
— Ты убил бы человека из-за дома? Дома, который тебе в данный момент не нужен, к тому же через несколько лет он и так будет твоим? Царскому было семьдесят шесть лет, причем он был болен, как подтвердил участ-ковый врач.
— Чужая душа — потемки! — напомнил я капитану его собственные слова, сказанные по поводу убийства подпаска возле Боевой мельницы. Он улыбнулся:
— У тебя отличная память!
— Тогда убийство было случайным. Если бы инспек-. тор рыбнадзора не услышал взрыва...
— Да, верно, но сейчас иная ситуация. Царского нашла в постели мертвым именно повариха, его соседка. Два дня никто не выпускал козу, и она блеяла в закуте, и собака его выла, как говорят крестьяне, „как по покойнику". Она вошла во двор, потом в дом и нашла мертвого Царского. В селе решили, что он умер своей смертью, и считали бы так и по сей день, если бы мы не получили сигнала, который заставил нас раскопать могилу.
— Сигнал? Какой сигнал?
— Кстати, товарищ Тихов, вы не знаете, как закончилась седьмая партия между Карповым и Каспаровым? Я не знаю продолжения, но думаю, что Карпов находился в более выгодной позиции. Его крайнюю пешку ничем нельзя было удержать.
Лицо его было абсолютно серьезным, и это заставило меня оглянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20