душевая перегородка из стекла купить в москве
рукописи нужны? Нужны.
"Флокс" снизил тиражи и расширяет ассортимент. После ужина
привел к ним на чай Логинова и Рыбакова. Дай бог, что б из
этого чаепития был толк. Рукописи-то взяли, но сколько раз
уже их брали -- и с концами. Но "Флокс", вроде, контора
серьезная...
Подходит время, к которому Рыбаков зван на чай к Б.Н.
Слава зовет меня с собой -- еще бы я отказался. Я уже давно
понимаю, что писатели и в том числе Б.Н. не небожители, а
обычные люди, но от этого уважение не становится меньше. Со-
бираются сливки общества -- Столяров, Геворкян, Лазарчук,
Успенский, Ютанов с Яной Ашмариной, Лукин... Впервые в жиз-
ни я увидел Баканова, о котором много слышал -- очень симпа-
тичный человек, произвел на меня самое что ни на есть прият-
ное впечатление. Как ни странно, но говорили в высшем об-
ществе о том, же, о чем и в остальных номерах. Все о том же,
о ней, любимой. О фантастике. Разве что абсолютно не фигури-
ровали повествования о том кто сколько выпил и чего
именно... Вышел оттуда, стараясь не шевелить головой, дабы
не расплескать приятные впечатления.
В коридоре трезвые Завгородний и Цицаркин соревновались:
кто быстрее. Завгородний с палочкой, Цицаркин на костылях.
На костылях-то куда сподручнее. Полное фиаско фэна номер
один. Но он свое наверстает когда придет черед состязаний по
стойкости к спиртному -- здесь рижанину рассчитывать не на
что.
Как-то не заметно оказался в своем номере в компании
приятных людей. И вдруг соображаю: Горнов, Бережной, Чер-
тков... Ведь это... "Мужики,-- говорю, -- нас четверо, быв-
ших редакторов бывших ведущих фэнзинов, гордости фэндома.
Через две двери -- Казаков, компьютер этажом ниже. Тряхнем
стариной ведь собрались ВСЕ наиболее известные фэнзины:
"Оверсан", "Страж-птица", "Измерение Ф", "АБС-панорама",
"Фэнзор", "Сизиф", "Интеркомъ", "Оберхам"! Соорудим посмер-
тный совместный номер!" Призыв был подхвачен. Бережным. Но
глубокоуважаемый Андрей Евгеньевич, измученный нарзаном (как
секретарю "Странника" ему категорически было запрещено рас-
слабляться до окончания церемонии награждения), заявил, что
неприлично трезв и устал. На том вопрос и закрылся. Зато ка-
кие хохмы прозвучали для нерожденного журнала! Каждому было
что сказать. Я слушал, топя в душе тревожно-радостные мысли:
как-то все пройдет завтра? С одной стороны, все складывает-
ся как нельзя лучше, а с другой: неожиданности всегда воз-
можны. Более того, кона без неожиданностей и не припомнить.
Пусть у вас не сложится превратное впечатление с моих
слов, будто в этом году на "Интерпрессе" не пили. Это не
так. Радостно уничтожили бутылку водки Олексенко с нашим
программистом Александром Пирсом, по случаю окончания хоро-
шо проведенной работы по обэджеванию всех гостей; самоотвер-
женно дегустировали в номере Николаенко "Букет молдавии";
хлебосольный Коломиец многократно зазывал меня отведать рюм-
ку коньяка; в номере, где собирались людены, все время на
столе стояла полная бутылка водки, словно (как в повести
Шефнера) постоянно обновляющаяся сочным градусом от света
лампочки; Корженевский, собрав народ, активно готовился к
своему докладу, в результате чего не был готов все четыре
дня; в номере Измайлова пробовали дорогое вкусное вино и
постепенно замедляющий движения Лукин пел свои неспешные
ироничные песни; в баре, работающим до трех ночи, еле держа-
лись на ногах Кудрявцев и Федоров, а Воху Васильева я прос-
то не узнал -- таким я его еще не видел... Профессор Сини-
цын, как приехал с утра подогретым, так и не остывал до кон-
ца конференции. (Синицын прославился в фэндоме тем, что мно-
го лет назад пил пиво с самим Гарри Гариссоном. Это меня
всегда поражало и восхищало. Когда обиженные Байкалов и Се-
мецкий как-то сказали, что они тогда тоже пили пиво с тем же
Гаррисоном, я ответил: возможно. Но прославился этим -- Си-
ницын! А профессора уважаемый Андрей получил за выведенную
формулу: "Промежуток времени между принятием энной рюмки
водки и эн плюс первой, где эн стремится к бесконечности,
стремится к нулю.")
Утром я направился на станцию -- встретить супругу. От
нечего делать мне составил компанию вставший спозаранок
Алексей Свиридов. Он впервые в жизни на коне (почти неве-
роятно). Да, тот самый Свиридов, что столь ехидно отозвался
в своем "Фэн Гиль Доне" по поводу моих слов в антирекламном
буклете о "симпатичных, безукоризненно вежливых молодых лю-
дях из группы здоровья". Я не придал его ехидству значения,
списывая Лешин сарказм ("молодые люди качают бицепсы") на
отсутствие опыта поездок на конференцию. "Приезжай, -- пола-
гал я, -- и скажешь еще, что эту группу следовало сделать
еще более многочисленной!" По счастью, ошиблись оба: всего
четыре молодых парня сделали, казалось бы невозможное. Кон
прошел здорово не без их участия. Все носили бэджи от --
Стругацкого и Сидоровича до гордого Коломийца. И ни одного
эксцесса за весь кон! Татьяна Приданникова несколько раз
восхищенно рассказывала такую историю: сидели в номере Нико-
лаенко, еще трезвые (середина первого дня) и общались. Федо-
ров зашел в туалет, а ручка вывалилась. Он зовет на помощь
-- дверь не открыть. Тут Олексенко случился. Его как специа-
листа просят помочь. Шурик слегка ножичком язычок поддел и
бахнул по двери. Федоров освобожден! Но в номер тут же вва-
ливаются двое ребят: что случилось, кого бьют. Немая сцена.
Короче: Свиридов доволен, что выбрался на кон и признает
свои ошибки. Хотя наверняка в "Фэн Гиль Доне" что-нибудь яз-
вительное про "Сидоркон" напишет -- специфика издания.
Мимо проходит Васильев в утренних поисках пива.
Встречаю, наконец, Татьяну. Из той же электрички выходят
Кирилл Плешков и Борис Александрович Миловидов, прославлен-
ный своими пьяными подвигами. В том году мы его не приглаша-
ли. Я позвонил тогда и сказал: Боря, три слова "Я не пью" и
ты почетный гость. Он отказался. Его привез Ефанов. Мы пре-
дупреждали, просили, уговаривали, запрещали Ефанову делать
это. Он не послушался. Результат самый плачевный. И я вновь
в этом году, чтобы очистить собственную совесть, позвонил
Миловидову с тем же предложением. И, вопреки всем моим ожи-
даниям, он заявил: "Я не пью!" Пришлось его пригласить. Но
не на весь срок, а с условием -- приезжаешь на день вруче-
ния, и если действительно не глоточка спиртного -- на сле-
дующий будешь почетным гостем. Но сейчас, видя Миловидова,
немного нервничаю: слабо верится, что он сдержит слово, а
пьяный Миловидов -- зрелище не для слабонервных. Сурово воп-
рошаю: "Боря, ты помнишь, что обещал?" -- "Конечно, -- отве-
чает Борис Александрович. -- Специально аж с третьего мая ни
ста грамм". Приходится поверить.
Странно -- стоит чисто побриться, одеть костюм с галсту-
ком и появиться в обществе с красавицей-женой, как на меня
смотрят совершенно по-другому. Набираюсь смелости и на-
хально представляю Татьяну Б.Н. "Очень приятно", -- вежливо
говорит он. А уж как мне приятно...
С утра у нас доклад Рыбакова. И голосование. Все пробле-
мы по голосованию я свалил на Казаковых и гордо сбросил свои
бюллетени в склеенный мною накануне черный ящик. Собираю на-
род на первое заседание. Гости, еще не утомленные, идут
охотно. Слава Рыбаков зачем-то показывает мне свой бюлле-
тень: по крупной форме "Гравилет..." жирно вычеркнут и отме-
чен роман Лазарчука. Да... Я не знаю, как к таким вещам от-
носится. С одной стороны, конечно, неэтично автору голосо-
вать за свое произведение, а с другой: зачем писал, если сам
же не считаешь свой роман достойным? Сложно все это. Но в
случае со Славой сложнее втройне.
Доклад Вячеслав Михайлович (совсем не тот, что в тезисах)
отчитал здорово -- не выйдешь покурить ни на минутку. Зато,
когда он закончил и пошли вопросы к докладчику (когда высту-
пающего интересует не столько спросить, сколько быть услы-
шанным), я воспользовался тем, что меня вызвали опознать
очередного безбэджного гостя и покинул высокое собрание.
Стыдно, но желания вернуться не испытал.
Перед обедом делаю очередную попытку договориться о кон-
цертном зале с администрацией -- Боброву и Александру Викто-
ровичу ничего не удалось. Не удается и мне -- зал только с
пяти. Что делать -- ужин в семь, как уложить все в один ве-
чер? Хорошо, удалось в столовой перенести ужин -- довожу ин-
формацию до всех. И очень удачно до ужина ставлю доклад ве-
ликого критика. Доклад -- очередная мистификация, пусть у
людей будет предпраздничное настроение. В Саратове пошла мо-
да на написание пограничных произведений: вроде критика, но
все вымышленное. Как у Лема -- здесь они не первооткрывате-
ли. Почему я говорю "они"? И Вадик Казаков, умеющий писать
бесподобные статьи (вспомнить только "Время учителей") при-
нялся за подобное: дал мне прочитать новую работу "Полет над
гнездом лягушки". Классно написанная статья на книгу, выпу-
щенную 2231 году и анализирующая события мира Стругацких.
Отличный рассказ, хоть и люденовский по духу. Но ведь Вадик
считает ее литературоведческой, даже критической статьей!
Хотя весь кайф рассказа -- еще одно проникновение в миры
Стругацких и не более. Статья, из которой ни новой мысли, ни
нового факта (лишь новые ощущения, что само по себе здорово)
не вытащишь -- нет, это все ж рассказ. Но это мое личное
мнение, у саратовцев оно совсем иное. И, чуется мне, что Са-
ратов станет меккой подобной литературы, придет время.
Чтобы сделать Татьяне приятное, накупил конфет, морожено-
го, шампанского. Поскольку сам не пью, пригласил для кампа-
нии Свету Бондаренко. Налили шампанское, закурили, потек
приятный разговор. И в номер стучат: Б.Н. с Лазарчуком --
Столярова нет, не предложу ли чаю? Еще бы! Света сидит ря-
дом с живым богом -- закурить боится, она ж люден! До ужина
еще час, говорим ни о чем. Заходит Сидор весь в заботах --
как результаты голосования, надо ж дипломы подготовить? Я
чего -- для меня это секрет, как для всех. Вынужден оста-
вить такой великолепный коллектив, иду разбираться. Я сде-
лал до кона всю черновую работу -- черный ящик, списки, бюл-
летени. Договорился с Вадимом -- он набрал счетную комиссию.
Договорился с Мишей Успенским -- он был общественным наблю-
дателем. А сам -- ни одним жестом, на общих основаниях, ко
мне никаких претензий. Короче, мне конечно, ничего не сказа-
ли, Вадим сам пошел к компьютеру. Ну и пусть, подожду, воз-
вращаюсь в номер -- разлить женщинам шампанское. Б.Н. и
Андрей Лазарчук (сосредоточенный, молчаливый -- что понятно
перед вручением премий) пьют только чай. (После жена пожало-
валась: вот пила чай с таким человеком и похвастать некому
-- на ее работе никто не знает, кто такие Стругацкие. Пред-
ставить себе -- живут же люди и ничего!)
На ужине за столиком Успенский напротив оказался. Миша,
кто: "Гравилет" или "Иное небо"? Не помню, -- говорит. Миша,
ведь я же... Не помню, сидел, смотрел, чтоб бюллетени не
крали и не подбрасывали, а кто победил -- прослушал...
Так и надо, молодец Михаил Глебович.
Рассиживаться некогда -- скоро начнется. Заботы. Подхо-
дит Женя Лукин: хочешь чтоб я пел? Тогда сто грамм перед
концертом. Подходит Сидорович: вручать "Интерпресскон" бу-
дешь ты! Как я -- договорились же, что Казаков! (Не люблю я
этих дел -- на сцене сидеть, все на тебя смотрят, и не
знаешь куда руки деть.) Сидорович непреклонен: ты будешь,
телевизионщики заснимут. Как еще и телевидение? Ни за что.
"Это приказ, -- обрубает Александр Викторович. И успокаи-
вает: -- Это не "Пятое колесо" я нанял для себя лично".
Мандражирую, к главному залу собираются гости. Идет Сла-
ва Рыбаков с гитарой. Вижу: то что он будет петь весьма
проблематично. Он переволновался и принял на грудь успокаи-
вающего. Да-а... Тут опять Сидорович в сторонку отводит.
"Премию за среднюю форму получил Ярославцев. Кому вручать
статуэтку и диплом? Тебе решать..." А чего решать, сейчас
подойду к Б.Н. и спрошу. Ненароком взгляд падает на Рыбако-
ва и я интересуюсь у Сашки невзначай: "Гравилет" победил?"
Да -- одними глазами произнес Сидор. ДА! ДА!!! Нет, "Иное
небо" тоже, конечно, прекрасный роман, и достоин не меньше.
Я лечу к Рыбакову. Нет, не сообщить ему, лишь намекнуть,
поддержать. Но он, похоже, намека не понял. Вопрос с Ярос-
лавцевым был решен однозначно -- приз вручать Б.Н.
Сидим на сцене. Все готово -- ждем, пока соберутся. Я ти-
хонечко у Вадима листочек с результатами выдираю и под стол
прячу -- чтоб не видел никто. Я-то уж все равно никому ска-
зать не успею. Б.Н. сидит рядом, улыбается хитро, но сам не
заглядывает -- терпит. Хотя видно -- ему тоже интересно.
Роман Перумова -- четыре голоса! Какой прекрасный сегод-
ня день!
Б.Н. начинает свое интеллектуальное шоу. Я уже видел по-
добное и жду: кто? А он все говорит и говорит -- прекрасный
Б.Н. оратор, знает психологию. Зато кроме него ни одна жи-
вая душа не знает, кому достанутся "Улитки". Начинает с кри-
тики -- Кац. Довольный великий критик, напыжившись, подни-
мается к нам. Флейшман кричит из зала: "Доктора Каца на сце-
ну!" Я уже знаю, что Роме придется идти еще раз -- дубль,
как в прошлом году. Как говорит моя мама: "Везет же дуракам
и пьяницам!" Это я не про Рому, то есть Романа Эмильевича, а
так, к слову пришлось...
По малой форме за премией поднимается бородатый Лазарчук.
Наконец-то и он "обуличен". Заслужил.
По средней форме лучшее, по мнению Б.Н. произведение --
С.Ярославцева. Далее ряд прекрасных повестей, примерно одно-
го уровня, но уступают. А Ярославцеву дать "Улитку" Б.Н. не
может -- всем понятно почему. Посему премия не присуждена и
бронзовый приз возвращается Сидоровичу с незаполненным дип-
ломом.
И, наконец, крупная форма. Вот уж Б.Н. нервы помотал --
это он умеет.
1 2 3 4 5
"Флокс" снизил тиражи и расширяет ассортимент. После ужина
привел к ним на чай Логинова и Рыбакова. Дай бог, что б из
этого чаепития был толк. Рукописи-то взяли, но сколько раз
уже их брали -- и с концами. Но "Флокс", вроде, контора
серьезная...
Подходит время, к которому Рыбаков зван на чай к Б.Н.
Слава зовет меня с собой -- еще бы я отказался. Я уже давно
понимаю, что писатели и в том числе Б.Н. не небожители, а
обычные люди, но от этого уважение не становится меньше. Со-
бираются сливки общества -- Столяров, Геворкян, Лазарчук,
Успенский, Ютанов с Яной Ашмариной, Лукин... Впервые в жиз-
ни я увидел Баканова, о котором много слышал -- очень симпа-
тичный человек, произвел на меня самое что ни на есть прият-
ное впечатление. Как ни странно, но говорили в высшем об-
ществе о том, же, о чем и в остальных номерах. Все о том же,
о ней, любимой. О фантастике. Разве что абсолютно не фигури-
ровали повествования о том кто сколько выпил и чего
именно... Вышел оттуда, стараясь не шевелить головой, дабы
не расплескать приятные впечатления.
В коридоре трезвые Завгородний и Цицаркин соревновались:
кто быстрее. Завгородний с палочкой, Цицаркин на костылях.
На костылях-то куда сподручнее. Полное фиаско фэна номер
один. Но он свое наверстает когда придет черед состязаний по
стойкости к спиртному -- здесь рижанину рассчитывать не на
что.
Как-то не заметно оказался в своем номере в компании
приятных людей. И вдруг соображаю: Горнов, Бережной, Чер-
тков... Ведь это... "Мужики,-- говорю, -- нас четверо, быв-
ших редакторов бывших ведущих фэнзинов, гордости фэндома.
Через две двери -- Казаков, компьютер этажом ниже. Тряхнем
стариной ведь собрались ВСЕ наиболее известные фэнзины:
"Оверсан", "Страж-птица", "Измерение Ф", "АБС-панорама",
"Фэнзор", "Сизиф", "Интеркомъ", "Оберхам"! Соорудим посмер-
тный совместный номер!" Призыв был подхвачен. Бережным. Но
глубокоуважаемый Андрей Евгеньевич, измученный нарзаном (как
секретарю "Странника" ему категорически было запрещено рас-
слабляться до окончания церемонии награждения), заявил, что
неприлично трезв и устал. На том вопрос и закрылся. Зато ка-
кие хохмы прозвучали для нерожденного журнала! Каждому было
что сказать. Я слушал, топя в душе тревожно-радостные мысли:
как-то все пройдет завтра? С одной стороны, все складывает-
ся как нельзя лучше, а с другой: неожиданности всегда воз-
можны. Более того, кона без неожиданностей и не припомнить.
Пусть у вас не сложится превратное впечатление с моих
слов, будто в этом году на "Интерпрессе" не пили. Это не
так. Радостно уничтожили бутылку водки Олексенко с нашим
программистом Александром Пирсом, по случаю окончания хоро-
шо проведенной работы по обэджеванию всех гостей; самоотвер-
женно дегустировали в номере Николаенко "Букет молдавии";
хлебосольный Коломиец многократно зазывал меня отведать рюм-
ку коньяка; в номере, где собирались людены, все время на
столе стояла полная бутылка водки, словно (как в повести
Шефнера) постоянно обновляющаяся сочным градусом от света
лампочки; Корженевский, собрав народ, активно готовился к
своему докладу, в результате чего не был готов все четыре
дня; в номере Измайлова пробовали дорогое вкусное вино и
постепенно замедляющий движения Лукин пел свои неспешные
ироничные песни; в баре, работающим до трех ночи, еле держа-
лись на ногах Кудрявцев и Федоров, а Воху Васильева я прос-
то не узнал -- таким я его еще не видел... Профессор Сини-
цын, как приехал с утра подогретым, так и не остывал до кон-
ца конференции. (Синицын прославился в фэндоме тем, что мно-
го лет назад пил пиво с самим Гарри Гариссоном. Это меня
всегда поражало и восхищало. Когда обиженные Байкалов и Се-
мецкий как-то сказали, что они тогда тоже пили пиво с тем же
Гаррисоном, я ответил: возможно. Но прославился этим -- Си-
ницын! А профессора уважаемый Андрей получил за выведенную
формулу: "Промежуток времени между принятием энной рюмки
водки и эн плюс первой, где эн стремится к бесконечности,
стремится к нулю.")
Утром я направился на станцию -- встретить супругу. От
нечего делать мне составил компанию вставший спозаранок
Алексей Свиридов. Он впервые в жизни на коне (почти неве-
роятно). Да, тот самый Свиридов, что столь ехидно отозвался
в своем "Фэн Гиль Доне" по поводу моих слов в антирекламном
буклете о "симпатичных, безукоризненно вежливых молодых лю-
дях из группы здоровья". Я не придал его ехидству значения,
списывая Лешин сарказм ("молодые люди качают бицепсы") на
отсутствие опыта поездок на конференцию. "Приезжай, -- пола-
гал я, -- и скажешь еще, что эту группу следовало сделать
еще более многочисленной!" По счастью, ошиблись оба: всего
четыре молодых парня сделали, казалось бы невозможное. Кон
прошел здорово не без их участия. Все носили бэджи от --
Стругацкого и Сидоровича до гордого Коломийца. И ни одного
эксцесса за весь кон! Татьяна Приданникова несколько раз
восхищенно рассказывала такую историю: сидели в номере Нико-
лаенко, еще трезвые (середина первого дня) и общались. Федо-
ров зашел в туалет, а ручка вывалилась. Он зовет на помощь
-- дверь не открыть. Тут Олексенко случился. Его как специа-
листа просят помочь. Шурик слегка ножичком язычок поддел и
бахнул по двери. Федоров освобожден! Но в номер тут же вва-
ливаются двое ребят: что случилось, кого бьют. Немая сцена.
Короче: Свиридов доволен, что выбрался на кон и признает
свои ошибки. Хотя наверняка в "Фэн Гиль Доне" что-нибудь яз-
вительное про "Сидоркон" напишет -- специфика издания.
Мимо проходит Васильев в утренних поисках пива.
Встречаю, наконец, Татьяну. Из той же электрички выходят
Кирилл Плешков и Борис Александрович Миловидов, прославлен-
ный своими пьяными подвигами. В том году мы его не приглаша-
ли. Я позвонил тогда и сказал: Боря, три слова "Я не пью" и
ты почетный гость. Он отказался. Его привез Ефанов. Мы пре-
дупреждали, просили, уговаривали, запрещали Ефанову делать
это. Он не послушался. Результат самый плачевный. И я вновь
в этом году, чтобы очистить собственную совесть, позвонил
Миловидову с тем же предложением. И, вопреки всем моим ожи-
даниям, он заявил: "Я не пью!" Пришлось его пригласить. Но
не на весь срок, а с условием -- приезжаешь на день вруче-
ния, и если действительно не глоточка спиртного -- на сле-
дующий будешь почетным гостем. Но сейчас, видя Миловидова,
немного нервничаю: слабо верится, что он сдержит слово, а
пьяный Миловидов -- зрелище не для слабонервных. Сурово воп-
рошаю: "Боря, ты помнишь, что обещал?" -- "Конечно, -- отве-
чает Борис Александрович. -- Специально аж с третьего мая ни
ста грамм". Приходится поверить.
Странно -- стоит чисто побриться, одеть костюм с галсту-
ком и появиться в обществе с красавицей-женой, как на меня
смотрят совершенно по-другому. Набираюсь смелости и на-
хально представляю Татьяну Б.Н. "Очень приятно", -- вежливо
говорит он. А уж как мне приятно...
С утра у нас доклад Рыбакова. И голосование. Все пробле-
мы по голосованию я свалил на Казаковых и гордо сбросил свои
бюллетени в склеенный мною накануне черный ящик. Собираю на-
род на первое заседание. Гости, еще не утомленные, идут
охотно. Слава Рыбаков зачем-то показывает мне свой бюлле-
тень: по крупной форме "Гравилет..." жирно вычеркнут и отме-
чен роман Лазарчука. Да... Я не знаю, как к таким вещам от-
носится. С одной стороны, конечно, неэтично автору голосо-
вать за свое произведение, а с другой: зачем писал, если сам
же не считаешь свой роман достойным? Сложно все это. Но в
случае со Славой сложнее втройне.
Доклад Вячеслав Михайлович (совсем не тот, что в тезисах)
отчитал здорово -- не выйдешь покурить ни на минутку. Зато,
когда он закончил и пошли вопросы к докладчику (когда высту-
пающего интересует не столько спросить, сколько быть услы-
шанным), я воспользовался тем, что меня вызвали опознать
очередного безбэджного гостя и покинул высокое собрание.
Стыдно, но желания вернуться не испытал.
Перед обедом делаю очередную попытку договориться о кон-
цертном зале с администрацией -- Боброву и Александру Викто-
ровичу ничего не удалось. Не удается и мне -- зал только с
пяти. Что делать -- ужин в семь, как уложить все в один ве-
чер? Хорошо, удалось в столовой перенести ужин -- довожу ин-
формацию до всех. И очень удачно до ужина ставлю доклад ве-
ликого критика. Доклад -- очередная мистификация, пусть у
людей будет предпраздничное настроение. В Саратове пошла мо-
да на написание пограничных произведений: вроде критика, но
все вымышленное. Как у Лема -- здесь они не первооткрывате-
ли. Почему я говорю "они"? И Вадик Казаков, умеющий писать
бесподобные статьи (вспомнить только "Время учителей") при-
нялся за подобное: дал мне прочитать новую работу "Полет над
гнездом лягушки". Классно написанная статья на книгу, выпу-
щенную 2231 году и анализирующая события мира Стругацких.
Отличный рассказ, хоть и люденовский по духу. Но ведь Вадик
считает ее литературоведческой, даже критической статьей!
Хотя весь кайф рассказа -- еще одно проникновение в миры
Стругацких и не более. Статья, из которой ни новой мысли, ни
нового факта (лишь новые ощущения, что само по себе здорово)
не вытащишь -- нет, это все ж рассказ. Но это мое личное
мнение, у саратовцев оно совсем иное. И, чуется мне, что Са-
ратов станет меккой подобной литературы, придет время.
Чтобы сделать Татьяне приятное, накупил конфет, морожено-
го, шампанского. Поскольку сам не пью, пригласил для кампа-
нии Свету Бондаренко. Налили шампанское, закурили, потек
приятный разговор. И в номер стучат: Б.Н. с Лазарчуком --
Столярова нет, не предложу ли чаю? Еще бы! Света сидит ря-
дом с живым богом -- закурить боится, она ж люден! До ужина
еще час, говорим ни о чем. Заходит Сидор весь в заботах --
как результаты голосования, надо ж дипломы подготовить? Я
чего -- для меня это секрет, как для всех. Вынужден оста-
вить такой великолепный коллектив, иду разбираться. Я сде-
лал до кона всю черновую работу -- черный ящик, списки, бюл-
летени. Договорился с Вадимом -- он набрал счетную комиссию.
Договорился с Мишей Успенским -- он был общественным наблю-
дателем. А сам -- ни одним жестом, на общих основаниях, ко
мне никаких претензий. Короче, мне конечно, ничего не сказа-
ли, Вадим сам пошел к компьютеру. Ну и пусть, подожду, воз-
вращаюсь в номер -- разлить женщинам шампанское. Б.Н. и
Андрей Лазарчук (сосредоточенный, молчаливый -- что понятно
перед вручением премий) пьют только чай. (После жена пожало-
валась: вот пила чай с таким человеком и похвастать некому
-- на ее работе никто не знает, кто такие Стругацкие. Пред-
ставить себе -- живут же люди и ничего!)
На ужине за столиком Успенский напротив оказался. Миша,
кто: "Гравилет" или "Иное небо"? Не помню, -- говорит. Миша,
ведь я же... Не помню, сидел, смотрел, чтоб бюллетени не
крали и не подбрасывали, а кто победил -- прослушал...
Так и надо, молодец Михаил Глебович.
Рассиживаться некогда -- скоро начнется. Заботы. Подхо-
дит Женя Лукин: хочешь чтоб я пел? Тогда сто грамм перед
концертом. Подходит Сидорович: вручать "Интерпресскон" бу-
дешь ты! Как я -- договорились же, что Казаков! (Не люблю я
этих дел -- на сцене сидеть, все на тебя смотрят, и не
знаешь куда руки деть.) Сидорович непреклонен: ты будешь,
телевизионщики заснимут. Как еще и телевидение? Ни за что.
"Это приказ, -- обрубает Александр Викторович. И успокаи-
вает: -- Это не "Пятое колесо" я нанял для себя лично".
Мандражирую, к главному залу собираются гости. Идет Сла-
ва Рыбаков с гитарой. Вижу: то что он будет петь весьма
проблематично. Он переволновался и принял на грудь успокаи-
вающего. Да-а... Тут опять Сидорович в сторонку отводит.
"Премию за среднюю форму получил Ярославцев. Кому вручать
статуэтку и диплом? Тебе решать..." А чего решать, сейчас
подойду к Б.Н. и спрошу. Ненароком взгляд падает на Рыбако-
ва и я интересуюсь у Сашки невзначай: "Гравилет" победил?"
Да -- одними глазами произнес Сидор. ДА! ДА!!! Нет, "Иное
небо" тоже, конечно, прекрасный роман, и достоин не меньше.
Я лечу к Рыбакову. Нет, не сообщить ему, лишь намекнуть,
поддержать. Но он, похоже, намека не понял. Вопрос с Ярос-
лавцевым был решен однозначно -- приз вручать Б.Н.
Сидим на сцене. Все готово -- ждем, пока соберутся. Я ти-
хонечко у Вадима листочек с результатами выдираю и под стол
прячу -- чтоб не видел никто. Я-то уж все равно никому ска-
зать не успею. Б.Н. сидит рядом, улыбается хитро, но сам не
заглядывает -- терпит. Хотя видно -- ему тоже интересно.
Роман Перумова -- четыре голоса! Какой прекрасный сегод-
ня день!
Б.Н. начинает свое интеллектуальное шоу. Я уже видел по-
добное и жду: кто? А он все говорит и говорит -- прекрасный
Б.Н. оратор, знает психологию. Зато кроме него ни одна жи-
вая душа не знает, кому достанутся "Улитки". Начинает с кри-
тики -- Кац. Довольный великий критик, напыжившись, подни-
мается к нам. Флейшман кричит из зала: "Доктора Каца на сце-
ну!" Я уже знаю, что Роме придется идти еще раз -- дубль,
как в прошлом году. Как говорит моя мама: "Везет же дуракам
и пьяницам!" Это я не про Рому, то есть Романа Эмильевича, а
так, к слову пришлось...
По малой форме за премией поднимается бородатый Лазарчук.
Наконец-то и он "обуличен". Заслужил.
По средней форме лучшее, по мнению Б.Н. произведение --
С.Ярославцева. Далее ряд прекрасных повестей, примерно одно-
го уровня, но уступают. А Ярославцеву дать "Улитку" Б.Н. не
может -- всем понятно почему. Посему премия не присуждена и
бронзовый приз возвращается Сидоровичу с незаполненным дип-
ломом.
И, наконец, крупная форма. Вот уж Б.Н. нервы помотал --
это он умеет.
1 2 3 4 5