Когда старший сдался, повалился навзничь и захрапел, у чудесной
скатерки остались только Томас и Олег. Ведьма почти не ела, а рыцарь и
калика насыщались по-мужски неторопливо, степенно, умело наедаясь впрок,
как матерые волки.
Ведьма огляделась по сторонам -- чужих ушей нет, а купцы спят
непробудно.
-- Так кто вас подстерегает?
-- Подстерегали, -- поправил Томас гордо. -- Теперь их самих черти
стерегут. И дрова под котлы подкладывают.
-- Куда? -- не поняла ведьма.
Олег объяснил снисходительно:
-- Это из их учения о загробном мире. Не обращай внимания.
-- А-а, -- протянула ведьма. -- Какая-то новая вера? Лады, много их
было... Авось, и эта долго не продержится. Одних вы сокрушили, а как с
другими будете?
-- Других нет, -- ответил Томас сердито, слова ведьмы о святейшей
вере Христовой задели. -- Сокрушили злодеев безбожных.
-- Они как раз и были христианами, -- не преминул уколоть Олег.
-- Всех сокрушили? -- не поверила ведьма.
-- Главных побили, а стадо, ежели есть, разбежится. Да и кто пойдет
супротив, ежели побили сильнейших?
Ведьма сожалеюще смотрела на молодого рыцаря, гордого и счастливого,
упоенного победой. Даже сейчас выгнул грудь и расправил плечи, будто
король уже благосклонно одаривает милостями. Не знает еще, что святой угол
пустым долго не бывает.


Глава 2

В корчме, каких в Киеве не меньше сотни, за дальний столик сели двое.
Один в легкой одежде степняка, смуглолицый и черноусый, каждый в нем
признает берендея, при кривой сабле и в кольчужной сетке, другой повыше и
пошире в кости, белокожий и с распущенными до плеч белокурыми с проседью
волосами. Синие как лед глаза выдавали уроженца Севера. Он был в кожаных
латах, из-за спины торчала рукоять исполинского двуручного меча.
-- Здесь платят золотом? -- спросил человек в одежде степняка.
Голос его был высоким, гортанным, с хищным орлиным клекотом. Глаза
навыкате были похожи на глаза крупной злой птицы.
-- А также медью, кунами и зуботычинами, -- ответил северянин
неспешно.
Он двигался с ленивой грацией, голос густой и мощный, словно говорил
из глубокого дупла. В движениях чувствовалась мощь, хотя лицо и открытую
грудь испещряли глубокие шрамы. Один буквально рассекал правое плечо, но
движений, судя по всему, не сковывал.
Северянин пытливо всматривался в смуглое лицо с черными, как терн,
хищными глазами. Степняк усмехнулся, показав белые, как снег, зубы:
-- Ответ верен. Тогда скажи еще: какое кольцо у Слымака на мизинце?
Северянин напрягся, его ладонь потянулась через голову к рукояти
страшного меча.
-- У Слымака нет мизинца на левой руке. А на правой колец не носят
вовсе.
Улыбка степняка стала шире.
-- Тогда ты -- Неистовый Ролан. Меня зовут, как тебе уже наверняка
сказали, Бадри. Что будешь пить?
Северянин расслабился. Огляделся уже иначе, без опаски, оценивающе.
-- А что здесь пьют? Брагу, настой мухомора?
-- Издалека ты, -- заметил степняк, назвавшийся Бадри. -- Здесь
медовуха в чести. Хмельная. А едят... Едят все. Впрочем, и пьют все.
Молчаливая женщина поставила перед ними глубокие миски с гречневой
кашей и жареным мясом, бесшумно удалилась. Ели неторопливо, искоса
посматривали друг на друга. Когда появились чаши с хмельным вином, тоже
пили неспешно, оценивающе. Чувствовалось, что Бадри моложе, быстр в
движениях, в глазах светился ум и веселье. Ролан тяжелее, с крупным телом
викинга, широк в кости, нетороплив. Вокруг глаз собрались мелкие морщинки,
не от возраста -- такие люди до старости выглядят молодо или хотя бы
моложаво, а от пристального всматривания то ли в огонь, то ли в сверкающие
на солнце снежные просторы.
Наконец Ролан сказал медленно:
-- Давно не случалось, чтобы вот так... Почему не передали с ветром?
-- Могли перехватить чужие уши, -- ответил Бадри. Черные, как смоль,
брови озабоченно сдвинулись. -- А дело очень серьезное... Ты знавал
Слымака?
-- Командора Северо-Востока? Его все знали.
-- Так вот, он теперь уже точно не будет носить колец.
Ролан откинулся от стола, будто увидел на блюде змею. Синие глаза
впились в лицо степняка.
-- Кто его сместил?
Бадри покачал головой.
-- Сместил? Да, можно сказать, что его сместили... Приехали двое
диких, сместили. Мозги расплескали по всем четырем стенам. И стражу, а ты
знаешь, какая у таких людей стража, тоже сместили. Перевели на работу
ковриками. Чтобы ноги вытирать удобнее.
Ролан смотрел, не веря. Но лицо степняка было серьезным.
-- Не может... быть! Слымак... Да сильнее его не было!
-- Как видишь, есть. Или же кому-то очень повезло. Но этому "кому-то"
повезло еще в Константинополе. Там сразили Барука! Не слыхал?
Ролан покачал головой. Не слыхал о Баруке, но, судя по голосу
степняка, это наделало шума в тайных коридорах власти.
-- А что Тайные передают нам?
-- Тайные пока что решают, кому быть на самом верху. Но в одном
сходятся: этих двоих надо остановить во что бы то ни стало! Они несут
серьезную угрозу.
-- Тайным?
Бадри сказал наставительно, голос был сухим и неприятным:
-- Тайные ничего не делают для себя, все только для цивилизации.
-- Хорошая формулировка, -- пробормотал Ролан. -- Но я знаю, откуда
она. Я читал Коран.
-- Откуда ты знаешь, что Тайные не помогали Магомету составлять свод
законов? Так что это вполне могла быть их формулировка. Да и вообще,
Ролан, ты говоришь опасно, усомнившись в высшей мудрости Тайных. Ты еще не
на высшей ступени...
Ролан отмахнулся с беспечностью сильного человека.
-- Но кто они? В чем угроза?
Лицо Бадри стало непроницаемым.
-- Кто мы, чтобы требовать разъяснений? Для этого надо быть выше
шестой ступени, а мы на какой?.. Впрочем, никто не мешает нам самим
попробовать вызнать... У Тайных забота о всем человечестве, а мы проще.
Нам можно сперва о своих позаботиться. Кстати, мы и поставлены следить за
своими регионами. Я наблюдаю за степными народами, их как песка в пустыне,
а ты...
-- За северными, -- кивнул Ролан, -- их как капель в море. Если эти
двое пойдут через мои земли, я могу сдвинуть с мест пару племен и бросить
им навстречу хоть сегодня. А могу и два десятка. Они и так передвигаются,
как стаи волков. Сегодня там один народ, завтра -- другой.
-- Они пройдут. Но засаду выставь! И не одну. А я пошлю вдогонку
степняков. Они на своих легких конях доскачут и до самого дальнего моря!
Северянин кивнул, но поморщился.
-- Не доскачут.
-- Почему?
-- Северные племена сильны и свирепы. Они сами начинают посылать
своих в походы на Восток. Ты разве не слыхал о викингах? Или о крестовом
походе за... ха-ха... отвоевание Гроба Господня?
Бадри кивнул.
-- Слыхал. Думаю, я надзираю за степняками временно. Я слышал, меня
намереваются перевести на ступень выше: буду следить за сарацинами.
-- Это лучше. А степные кочевники... Ни грамотности, ни даже городов,
живут разбоем... Почему Тайные не сотрут их с лица земли? Ведь давно ясно,
что цивилизация на стороне землепашцев. Будь это христиане или сарацины. А
степняки и тех и других постоянно грабят и уничтожают.
Степняк пожал плечами.
-- Кто мы, чтобы спрашивать Тайных? Возможно, они нужны как щуки,
чтобы караси не дремали. Возможно, кровопускание спасает не только
ожиревшего человека, но и целые народы... Возможно, у Тайных есть и другие
цели. Не забудь, эти двое, что уничтожили Слымака, очень сильны. Не только
мускулами, конечно.
-- Они маги?
-- Неясно. Только и знамо, что один -- невежественный меднолобый, а
другой вовсе калика бродячий...
Ролан насторожился. Синие глаза потемнели. Он умен, подумал Бадри
невольно, очень умен, несмотря на мускулы и зверский вид. Непривычно это,
словно бы боевой конь стал играть на лютне, ведь Создатель в могучее тело
вложил мозги, предназначенные для слабого и робкого. А Тайные умеют
находить ценные мозги, в каком бы теле они ни прятались. Находить и
ставить себе на службу.
-- Калика? -- переспросил Ролан задумчиво. -- От них можно ждать
любой беды. Под плащами калик либо лазутчики, либо беглые, а то
сумасшедшие или пророки. Даже боги, говорят, когда-то бродили по дорогам,
прикидываясь каликами. С меднолобыми проще, хотя и среди них бывают очень
непростые... Разве мы сами не побывали в их шкуре, когда сил было больше,
а ума кот наплакал? Всех в молодости влечет блеск меча и воинские подвиги.
Но мне совсем не нравится, что эти двое вместе. Обычно меднолобые держатся
себе подобных, а калики бродят толпами среди таких же оборванцев.
Бадри улыбнулся. Уже не победоносно, не ехидно, а как равный равному,
с которым есть общие секреты. Уже спокойнее допили вино, редкое даже в
Элладе, непостижимо, как местные купцы привозят из дальних стран, да еще
столько, поднялись.
Ролан распахнул объятья, Бадри шагнул, и они обнялись по-братски.
Даже роднее, ибо кровные братья могут и кинжал всадить в момент объятий, а
братья по Идее стоят друг за друга по-настоящему.
-- Клянусь Вотаном, мы их остановим! И вызнаем их тайны.
-- Все еще клянешься Вотаном?
-- Привычка, -- отмахнулся Ролан. -- В мои племена новую веру вбили
еще позже, чем в эти росские головы. Пока что даже конунги относятся к
Христу с пренебрежением, так как он не из рода богов. А безродному, да еще
бастарду, в моих землях утвердиться трудно, даже богу... А о том, что он
иудей, вообще стараемся не упоминать. Словом, мы этих двоих остановим.
Если они действительно идут в Британию.
-- Остановите, -- согласился Бадри. -- Ежели... мои степняки не
догонят их раньше.
Они оскалили зубы, похожие на волчьи, подняли руки в прощании. Чем-то
неуловимым были похожи, хотя, на взгляд корчмаря, тайком наблюдавшего за
ними, трудно было найти более разных людей. Но что такое разница в росте,
цвете волос и кожи, когда тело человека всего лишь ножны для блистающего
меча? А блистающие мечи этих двух выкованы в одной кузнице и служат одному
хозяину.
Хозяином этим не был человек. Человеку, будь тот даже императором,
гордый северянин не стал бы служить, как и не менее гордый степняк. Но
есть способ подчинить и самых умных, отважных и независимых. Если призвать
служить не человеку, а Идее! Самой великой и самой благородной.
В ночном лесу послышались шаги. По шагам многое можно узнать, и еще
до того как подорожный вышел к костру, Томас мысленным взором увидел или
нарисовал молодого усталого человека, бедного и невооруженного, иначе бы
сам побаивался, обутого в берестяные лапти, поношенные. Олег даже запах
уловил: подорожный давно не мылся, потом несет как от коня, но все равно
идет с той стороны -- явно даже не охотник, те в любом случае свой запах
прячут, как собаки кости.
Когда он вышел к огню и встал так, чтобы его можно было осмотреть, а
кто ждет подвоха, еще чтобы и скользнул в темноту, проверил, не прячется
ли там еще кто.
Томас благожелательно помахал рукой.
-- Иди к огню. Ты прошел дальнюю дорогу.
Парень присел у костра, глаза у него были добрые, печальные. Смотрел
вроде бы с какой-то надеждой. Руки, которые вытянул к огню, были жилистые,
видавшие разную работу. Спохватившись, вытащил из заплечной сумы ковригу
хлеба, разломил на части, протянул.
-- Угощайтесь, чем небо послало.
Томас кивнул благосклонно, ведьма взяла ломоть хлеба и стала есть
так, будто голодала всю свою некороткую жизнь. Олег же снова ощутил
горечь: вот уже русич побаивается помянуть своих древних богов. Но и
нового бога называть не хочет или боится.
-- По делу аль от дела? -- спросила ведьма деловито.
-- Не знаю, как и сказать...
-- Так и скажи. Сегодня ты нас видишь, а больше не встретимся. Не
стесняйся.
-- В бане и в лесу не стесняются, -- сказал калика.
Парень посмотрел большими кроткими глазами.
-- Невесту ищу. Пошла в лес за ягодами и сгинула. Я уже все ноги
истоптал, вторую неделю ищу... Ежели лютый зверь разорвал, то хоть
косточки собрать. Негоже... А ежели еще жива, то принесу, выхожу. Сам
травы пособираю, все, что надобно, сделаю.
Есть же и в этом проклятом мире люди, подумал Олег с горьким теплом.
Нет чтобы другую найти, здоровую да румяную, сам-то пригож, но готов и
калеку всю жизнь выхаживать. Для него она всегда останется молодой и
красивой...
Ведьма сказала задумчиво:
-- Разве что забрела она в одно гиблое место. С виду поляна как
поляна, можно все лето грибы собирать, скот пасти... Но раз за лето, а в
прошлом году стряслось дважды, поляна становится гиблой. Кто ни ступит на
нее, сразу как тесто расползается, сквозь землю уходит.
Парень побелел, кровь отхлынула даже от шеи. Томас сочувственно
сопел, сунул чашу с медовухой. Парень взял не глядя, хлебнул, закашлялся,
только тогда сообразил, что у него в руке.
-- Наступает новое время, -- сказал Томас. -- И в эти дикие края
придет вера Христова... Знаю, пришла, но еще и укрепится, И сметет всю
нечисть, истребит колдунов. Не останется этих гиблых мест. Мир будет чист.
Олег покачал головой.
-- Каждая вера плодит своих чудищ. И каждая создает преступления,
незнаемые ране. Ладно, завтра рано вставать, вот уже заря занимается...
Томас сказал нерешительно:
-- Ты спи, а я еще пообщаюсь. У нас в Британии ведьм нет. А я,
заполучив Крижану, из дому больше не ногой!
-- Зарекалася свинья... гм... есть, -- буркнул Олег равнодушно.
Ведьма хлопнула в ладоши. Из-за кустов полезли с готовностью давно
наблюдавшие за пиром кикиморы, лешие, корчевники, чугайстыри, мавки,
исчезники. Лохматые, нечесаные, порой вовсе похожие на гигантские еловые
шишки, раскоряченные пни или комья омелы. Странная жизнь, когда-то
занимавшая всю землю, теперь исчезает, дичает, а человек теснит и
истребляет ее вместе со зверьем, болотами, завалами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13