Он был немного обижен тем, что я не последовал его совету и согласился на химиотерапию. Но очень скоро я заслужил «прощение», рассказав ему, что только что прошел курс колонотерапии – Дэн тоже не первый год активно ее пропагандировал. Порадовало его и то, что теперь каждый день я посвящал время его любимому цигуну. Я научился кое-каким упражнениям у Мастера Ху в Нью-Йорке и сейчас хотел, чтобы Дэн помог мне усовершенствоваться. Это подействовало.
Наутро Дэн приступил к урокам. Он был настоящий ас. Достаточно было только взглянуть на него – подтянутое мускулистое тело, собранные, четкие движения, никакой расхлябанности. Зрелище само по себе поучительное. Он сделал мне несколько замечаний по поводу некоторых поз и научил еще одному специальному упражнению, которое следует делать перед каждым этапом: колени слегка согнуты, руки расслаблены и вращаются вместе с торсом, чтобы «открыть каналы» и «способствовать циркуляции энергии».
Занятия с Дэном еще больше убедили меня в том, что, если отмести всю риторику, можно обнаружить что-то действительно чистое, подлинное, целительное в этой древней китайской методике, заключающейся в медленных движениях рук и ног при одновременном контроле над дыханием. И в самом деле, при нашем образе жизни мы не обращаем ни малейшего внимания на то, как мы дышим, – более того, вообще не осознаем, что дышим! Естественно, рано или поздно за это приходится платить.
По словам Дэна, цигун – идеальная система для профилактики огромного количества болезней, и рака в первую очередь. Целебная сила цигуна, по его мнению, обусловлена насыщением тела кислородом после упражнений.
– Еще в 1931 году, – рассказал Дэн, – немецкий врач Отто Варбург получил Нобелевскую премию за свое открытие: он выяснил, что при всех формах рака клетки с серьезным недостатком кислорода поражались болезнью, а клетки, насыщавшиеся кислородом, рак не затрагивал. Дэн видел некий заговор в том, что официальная наука игнорирует это открытие, так и не получившее широкой известности. Дальнейшие исследования подтвердили значимость этого открытия: рак распространялся при снижении содержания кислорода в воздухе, особенно в промышленных районах.
Не знаю, насколько Дэн был прав, но мне нравилась сама уверенность в том, что через упражнения чистый воздух его сада растекается по моему телу и приносит пользу. Дэн настаивал на гармонии, на неторопливости движений, на том, чтобы не делать усилий и осознавать, что некоторые внешние движения тела направлены на массаж внутренних органов. «Эта неторопливость, – говорил он, – также являлась лучшим способом держать под контролем эмоции – причину многих хронических заболеваний».
Это убеждало, и мне этого было достаточно. И незачем было верить в истории о мастерах цигуна, способных избавлять людей от огромных опухолей путем передачи энергии, или всерьез воспринимать его утверждения, в некотором роде потенциально опасные, насчет того, что больные раком, которые лечатся исключительно упражнениями цигуна, живут дольше, чем те, которые подвергаются химиотерапии или облучению. Что касается «энергии» и ее «передачи», то после опыта с рэйки меня от этих слов слегка коробило. Меня смешило, когда Дэн в конце наших упражнений настаивал на том, чтобы я проводил руками с головы до ног, стряхивая «негативную энергию», оставшуюся на поверхности. Я посмеивался, но все прилежно выполнял.
Книга, которую Дэн написал о цигуне, только что вышла. До этого у него выходили книги о китайских травах, о Дао секса, о здоровье и долголетии. Они сделали Дэна знаменитым, и к нему регулярно приходили люди взять пару уроков, спросить совета или просто пообщаться. Для многих Дэн стал своего рода гуру «нью-эйдж». Среди многочисленных гостей (все с Запада), побывавших при мне в «Счастливом Холме», был афроамериканец из Мичигана, который обучал здесь тайских военных игре в гольф; немец, ставший мастером чайной церемонии; девушка, выросшая в английском пригороде: еще в одиннадцать лет она дала обет безбрачия и сейчас преподавала йогу; руководитель рекламного агентства из Гонконга, который хотел посвятить себя оккультным наукам. Особенно мне запомнился несчастный калифорниец лет тридцати пяти, сын ученых; с тех пор, как он стал буддистом (вот уже девять лет), он постоянно страдал от холода, даже здесь, в тропиках. Он хотел проконсультироваться с врачом или хотя бы с психоаналитиком, но его отговорили, ведь предпочтительней всего – медитация.
Посиделки проходили на веранде, Дэн заваривал свой отменный китайский чай, обносил гостей, успевая при этом удерживать нить странных разговоров, которые порой затягивались на часы. День шел за днем; за это время я наслушался тут всякого: оказывается, что причинно-следственная связь между ВИЧ и СПИДом не была доказана и вся эта история – выдумка фармацевтических компаний. Что снотворные – весьма опасная штука, так как отключают участки мозга и тем самым препятствуют регенерации клеток, которая происходит при нормальном сне. Что некоторые новые беспощадные болезни, как лихорадка Эбола, вызваны вирусами, созданными американцами при рискованных экспериментах с бактериологическим оружием. Что гормоны, которые дают коровам для повышения надоев, попадают в организмы детей с молоком и непредсказуемым образом влияют на их развитие. И так далее, и тому подобное.
Далеко не все истории были взяты с потолка. Взять, к примеру, историю общества Монсанто. Кому, как не мне, знать, что это чистая правда – я ведь сам жил в Индии. Вскоре после того, как взрыв в Бхопале на заводе «Юнион Карбайд» повлек за собой слепоту и смерть тысяч людей, представители Монсанто посетили выживших и поднесли им в дар семена сои. Спасибо, спасибо большое! Правда, некоторое время спустя бедные крестьяне обнаружили, что семена эти – генетически модифицированные, а следующее поколение растений семян уже не дает. И единственный способ выращивать сою – это ежегодно покупать у Монсанто семена – стерильные и дорогие.
Американцы, которые посещали веранду Дэна, в своем большинстве были в обиде на свою страну. Они считали ее опасной, и многие не хотели туда возвращаться. Дэн соглашался, говоря, что США готовят собственную погибель, разрабатывая все более изощренные виды химического и бактериологического оружия, которое в конце концов обернется против них. И он был рад, что уезжает подальше от Америки – в Австралию.
Леопольд называл это сборище неприкаянных «Академией помешанных». Но эти «помешанные» меня привлекали. Они, как лакмус, реагировали на растущее в западном обществе беспокойство; были выражением, пусть преувеличенным, того кризиса, который многие ощущают, особенно среди молодежи, и который больше невозможно не замечать. Меня, например, интересовали их подозрения по поводу науки. Это было подозрение, которое, особенно после Нью-Йорка, разделял и я. Как я мог спорить с Дэном, когда тот утверждал, что наука, пообещав нам свободу от потребностей, больше благополучия и больше счастья, на самом деле отравила наш мир, делая жизнь все более невыносимой? И разве я мог возражать, когда он, вновь возвращаясь к теме «убийц в белых халатах», говорил, что они со своей наукой, возможно, устранили симптомы моего заболевания, но не болезнь. Это было так, я и сам это знал.
Что касается оснований для многих их выводов, то я был с ними согласен. Это правда, что в научных исследованиях сейчас преобладают практические, торговые или военные интересы. Правда и то, что наука ориентирована только на материальность, что она описывает мир исключительно с математической точки зрения и не способна понять жизнь человека, его чувства. С чем я был совершенно не согласен, так это с их выводами. Наука вовсе не «бесполезна», как говорили некоторые из них, и уж тем более не является «врагом человечества номер один», как утверждали другие.
Наука – важный инструмент познания. Правда, ошибкой было бы полагать, что этот инструмент единственный. Если бы Запад был менее одержим тем, что ему кажется «объективным», и изучал внешний мир так же, как Восток изучает мир внутренний, т. е. как точку контакта объективного и субъективного, то, возможно, мы бы понимали больше.
Стремление обосновать с научной точки зрения некоторые стороны человеческой жизни, например, явления экстрасенсорного характера, просто-напросто неосуществимо. Потому что в самом желании быть «научными» отрицается духовный аспект, в котором коренится причина этих явлений. Не случайно ограниченность великого открытия Фрейда заключалась в том, что он не принимал во внимание духовный аспект человека, полагая, что «потребность в Боге» – всего лишь некая биохимическая функция нашего мозга (тезис, который поддерживают сегодня некоторые американские ученые). И не зря Юнг, сам ощущавший эту потребность, боялся, что его могут перестать принимать всерьез.
Ученые полагают, будто имеют право судить, что хорошо, а что плохо. На самом деле это далеко не так; наука сама по себе не может быть ни хорошей, ни плохой, ни «моральной», ни «аморальной». Все зависит от того, как ее используют. Китайцы – куда уж восточнее! – первыми изобрели порох, но применяли его, чтобы устраивать фейерверки и озарять ночную тьму фантасмагорическими цветами, сияющими и разноцветными. Мы обнаружили свойства пороха немного позже китайцев и тут же сделали из него средство для войны, которым можно убить побольше людей – причем на расстоянии, и не пачкая рук кровью.
– Западная наука – это невежественное познание, – написал более века тому назад один тамил из Шри-Ланки. Возможно, он и прав.
Конечно, не правы приверженцы «нью-эйдж», которые думают, что можно отказаться от науки, разума и безнаказанно погрузиться в оккультизм и иррационализм, некритически воспринимая любую чушь. Это рискованно. Отречься от разума означает окунуться в интеллектуальную анархию, которая вместо освобождения человека превратит его в раба какой-нибудь новой тирании.
Но и эту реакцию можно переориентировать на верный путь. Это реакция вызвана кризисом духовности, от которого внутренний мир человека страдает, по крайней мере, на протяжении трех поколений.
Последние восемьдесят лет были потрачены на соревнование между двумя идеологиями, марксизмом и капитализмом. Однако, несмотря на кажущееся противоречие между ними, на их борьбу не на жизнь, а на смерть, обе системы опирались на одну и ту же веру в науку и разум. И марксизм, и капитализм были поглощены покорением внешнего мира, пренебрегая внутренним миром человека.
Как марксизм, так и капитализм базируются на фундаментальном представлении о существовании материального мира, отдельного от сознания, а также на том, что этот мир можно завоевать и использовать для улучшения условий жизни человека. Система, основанная на идеологии марксизма, потерпела поражение; другая вроде бы победила, но при этом проявляет явные признаки кризиса.
Леопольд нашел удачное сравнение, чтобы описать ситуацию. Марксизм – это «Титаник»; он налетел на айсберг и пошел ко дну. Спасшиеся пассажиры видят в ночной тьме сверкающие огни другого лайнера. Они отчаянно плывут на свет, их поднимают на борт – они спасены. Все отплясывают в праздничном салоне. Но дело в том, что и второй корабль – лайнер капитализма – тоже «Титаник», плывущий по тому же роковому маршруту к тому же айсбергу.
С точки зрения Леопольда, это неизбежно. Я-то надеялся, что айсберг можно как-то обойти. Возможно, для этого требуется новое сознание, вобравшее плачевный опыт как потерпевших кораблекрушение, так и тех, других, собрав для этого крупицы утерянной мудрости Запада и Востока. Неужели так трудно представить себе мир, в котором наука была бы поставлена на службу человеку? Наука, которая помогала бы ему не жить за счет природы, а жить с ней в гармонии? Неужели это действительно утопия – представить себе цивилизацию, в которой бы взаимоотношения людей были важнее материального прогресса?
На мой взгляд, большая опасность нашего времени – это отказ от надежды, уверенность в том, что игра уже сыграна, что мир уже в руках «других» и что ничего нельзя сделать. Это еще один из тревожных аспектов «нью-эйдж», на который я обратил внимание в «Академии помешанных».
– Ну-ка, посмотрим, что там сегодня еще сотворили с миром, пока мы спали? – говорил Дэн по утрам, открывая газету.
Недуг, овладевший в наши дни значительной частью человечества, с трудом поддается определению. Люди унылы, подавлены, все чувствуют, что их используют. Но при этом нет цели, на которую можно обратить свою ярость или, наоборот, возложить свою надежду. Когда-то у власти, угнетавшей человека, были цитадели, символы, и восстания всегда были обращены именно против них. Люди стреляли в монархов, освобождали Бастилию, штурмовали Зимний дворец и таким образом меняли ход истории. А сейчас? Где средоточие власти, которая губит наши жизни?
Не принять ли раз и навсегда, что эта цель – внутри нас самих и только всеохватная внутренняя революция способна изменить положение вещей, поскольку все внешние революции ничего особенно не меняют. Работа, которую следует проделать в этом направлении, огромна, но мы не всегда готовы к таким усилиям. Поэтому-то «нью-эйдж» пользуется таким успехом. Обозначив проблему, «нью-эйдж» всегда предлагает решения легкие и поспешные, сулит короткие пути и обещает спасение при помощи той или иной формулы, которой можно обучиться за выходные.
У Дэна тоже был в запасе такой «короткий путь»: его жена. Большой мастер медитации, Юки превратилась в «канал». Так «нью-эйдж» сейчас называет медиумов. «Каналами» являются люди, которые, вступая в контакт с миром духов, передают их послания, мнения и советы, становясь таким образом «учителями мудрости».
Юки была «каналом» Кван Инь, китайской богини сострадания. Способности эти она обнаружила в себе совсем недавно. Внезапно она почувствовала, что с ней происходит нечто необычное, она не могла есть и температурила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85