Он вынуждал тебя делать то, чего делать не хотелось. Эгон представил себе Фризо и Хилдегонде в тюремном заточении, Ренэ, чье будущее в его же присутствии пропивалось на бесконечных вечеринках. Самому Эгону «Грим» стоил по меньшей мере шести месяцев учебы.
Пришло время трезво подумать об Акселе. Очаровательный, неотразимый, всеобщий любимец, он прежде всего был подонком.
Эгон решился на разрыв отношений.
Удостоившись степени бакалавра, он стал ассистентом геолога и для написания дипломной работы добился задания по исследованию крупных плоскостей разломов в Андах. Он совершил несколько поездок в западную часть Южной Америки, овладел испанским, наслаждался видами высокогорных плато, общением с местными деревенскими жителями, которые принимали его за чудного золотоискателя, старыми «лендроверами», в которых он путешествовал, восходами солнца, но в первую очередь получал удовольствие от самой работы.
Он проводил научные изыскания, преодолевал десятки миллионов лет, находил плоскости разломов, отбивал камни, нумеровал их, заворачивал в газету и паковал в рюкзак; потом заказывал у местного плотника деревянные ящики, чтобы перевезти камни домой на корабле. Он, казалось, возвращался в то время, когда впервые и всерьез решил стать геологом. Когда он приезжал из командировок домой, то находил свои камни в подвале института, разбивал их на части, изучал, анализировал свои записи, проявлял фотографии, писал. Он прекрасно понимал, что по окончании учебы ему не светит ничего, кроме как искать нефть для миллиардеров, но не беспокоился по поводу отсутствия лучшей перспективы. Он позаботится об этом позже. То, чем он занимался, было прекрасно: возникновение Земли, начало Жизни, непостижимость Времени, связь с Прошлым. Он мог лишь удивляться тому, что полюбил свое ремесло давным-давно, весьма смутно понимая тогда, для чего оно послужит.
С Акселом он больше не виделся. Тот мир для него перестал существовать. Однажды в кинотеатре он издалека заметил Маргрит, девушку, отношения с которой навязал ему Аксел, но не подошел к ней. На теннисном корте он встретил Фризо, который исчез первым. Эгон полагал, что Фризо не хотелось затрагивать эту тему, но тот сам завел разговор. Четыре месяца он просидел в польской тюрьме. Уже прошло четыре года, но он до сих пор живо помнит напряжение от поездки, чувство ужаса при аресте, колоритных сокамерников и их байки. Он неплохо говорил по-польски и думал пойти на курсы, чтобы не забыть язык.
– Ты еще встречаешься с Акселом? – спросил Эгон.
– Нет, – сказал Фризо. – К тому же, по-моему, он в тюрьме.
Ранним июньским утром Эгон, учась уже на последнем курсе, ехал на велосипеде на вокзал. Он отправлялся в Арденны, где ему предстояло руководить группой студентов-первокурсников в их пробном картографическом исследовании. По дороге он думал о каникулах в лагере «Дави», которые начинались на этом самом вокзале одиннадцать лет назад. Из воспоминаний его выдернул сигнал автомобиля. Не успел Эгон сообразить, что случилось, как машина прижала его к тротуару и, теряя равновесие, он чуть не упал с велосипеда. Водитель словно выпрыгнул из его мыслей в реальность.
– Эгон! – крикнул Аксел точно так же, как тогда в кафе, когда они впервые встретились после каникул в Ла-Роше.
Он выглядел нервным, беспокойным, возбужденным после бурно проведенной ночи. На переднем сиденье, привалившись к двери, сидела девушка – пьяная, накурившаяся марихуаны.
– Эгон! Как дела? Уже стал профессором? Сейчас рано или поздно? А что было в тех солонках? Пойдем выпьем кофе.
Эгон сказал, что в солонках ничего не было, и как здорово его снова встретить, и что он только что о нем думал, так как едет в Бельгию. Но времени у него в обрез – опаздывает на поезд.
– Я тебя отвезу, – сказал Аксел.
– До станции на велосипеде ровно пять минут. И потом я хочу поставить велосипед на парковку.
– Да я тебя в Бельгию отвезу! – сказал Аксел.
Устоять перед напором Аксела было невозможно. Он кружился вокруг тебя, морочил тебе голову – все, что хотел ты, не имело смысла, а все, что хотел он, само собой разумелось. Эгон мог бы отказаться, соврать, что в поезде должен почитать, подготовиться, возможно, даже погулять по Ла-Рошу или посетить пещеры – и все это без Аксела, потому что с ним порвал. Но он уже привязал свой велосипед, девушку перегрузили в такси – они выезжали за пределы Голландии.
Казалось, что машиной управляет четырнадцатилетний мальчишка. Аксел суетился, проявлял нетерпение, раздражался – все, как раньше. Тем не менее он изменился: не такой худой и костлявый и как-то по-новому уверенный в себе – не игрок, рискующий последними деньгами, а игрок, позволяющий себе проиграть. Он больше не стремился стать кем-то, он уже стал им.
Кем именно, оставалось неясным. Все оставалось неясным. Он больше не учился и не жил в «Гриме». В ответ на вопрос Эгона, где же он теперь живет, Аксел не назвал ни улицы, ни номера дома, а лишь упомянул район. Он занимался торговлей: холодильники, телевизоры, цветы. Эгон не верил ни единому слову, и, казалось, Аксел этого и не ждал. Он наверняка стал профессиональным преступником. Торговцем наркотиками. Закованный в тайну и скорее всего играющий в опасные игры с жизнью, он импульсивно взял себе этот свободный день. Ради шутки, дабы доказать, что способен на такие подвиги, – сама поездка и день в Бельгии были ценой, которую он должен был заплатить.
И все-таки Аксел был частью его жизни. Другом, несмотря ни на что. Дружба закончилась после Ла-Роша и «Грима», но заняла в его жизни определенное место, словно далекая заморская страна. И поскольку законы материка действовали в той стране не так строго, Эгон чувствовал, что сегодня Аксел расскажет о себе больше, чем когда бы то ни было.
Туда, где Эгон договорился встретиться со своими студентами, они приехали на несколько часов раньше. Они позавтракали в кафе на рыночной площади, освещенной утренними лучами, после чего Аксел снял номер и отправился спать. У Эгона же оставалась масса времени, чтобы подготовиться к работе.
Целый день, пока Эгон изучал карты, слои горных пород, капал соляную кислоту и отвечал на вопросы, он думал об Акселе, невольно считая часы до их следующей встречи.
В пять, когда Эгон вернулся в гостиницу, Аксел еще спал. Однако через полчаса спустился вниз, взбодрившийся, но молчаливый после сна. Заприметив Эгона, он исчез еще на полчаса, чтобы куда-то позвонить. Позже, расплачиваясь и вынимая деньги из кошелька, набитого сотенными купюрами, оставил огромные чаевые, наплевав на разницу курсов между бельгийским франком и голландским гульденом. Они выехали из гостиницы и отправились на поиски ресторана. Миновали Юренны – и Эгон узнал крошечную станцию, где начиналась их прогулка в пещеру.
Сейчас там была канатная дорога.
В горах перед Юреннами Аксел обнаружил шикарный ресторан, где можно сидеть на улице, под липами, и наслаждаться безграничным волнообразным ландшафтом. Было еще рано, и они оказались единственными посетителями. Аксел заказал бутылку вина, однако сам пил минеральную воду.
– Ты слышал что-нибудь о Кейсе? – спросил Аксел.
– Каком Кейсе?
– Вожатом в нашем лагере. Помнишь еще его фамилию?
– Нет, – сказал Эгон.
– «Ты не вписываешься в лагерную атмосферу», – произнес Аксел, делая ударение на каждом слове. Эгон вспомнил фразу.
– Мне он нравился, – сказал он. – И он был прав.
– Ну, уж только не тогда, когда ломал нам кайф с бабами.
– Он был прав, когда говорил, что прогулка с девушкой по парку может оказаться прекраснее, чем постель. Очень мужественно с его стороны сказать такое группе подростков. Я до сих пор иногда об этом вспоминаю.
– Да он сам только и делал, что похотливо смотрел на всех наших девок.
– А с тобой никогда не случалось такого: гуляешь с девушкой по парку, и вдруг взрываются звезды, стоит только взять ее за руку? – Эгон попытался найти более удачное сравнение, но интуитивно почувствовал, что как раз сейчас самое плохонькое подойдет лучше всего.
Момент истины настал. Возможно, они никогда не были друзьями. Пришло время сбросить маски. Возможно, и Аксел понял, что Эгон сорвал маску и теперь очередь за ним.
– Ты меня недооцениваешь, – усмехнулся Аксел. – Значит, твои чувства тоньше моих?
– Вспомни Веру и Флорри – ведь это по сути было изнасилование.
– Что? – переспросил Аксел. Он вскочил, будто в него бросили камень. – Черт возьми, Эгон! Я тут бесплатно вожу тебя по всему Бенилюксу! Ты всегда обвиняешь своих водителей в изнасиловании?
– Они же не хотели.
– Не хотели? Ты о чем? Они же пошли на это, так ведь?
– Я тоже не хотел.
– Не хотел? – В голосе Аксела прозвучало разочарование. – А я-то прекрасно помню, как двигалась туда-сюда твоя большая белая задница. Я предоставил тебе возможность перетрахать пол-лагеря, а ты, оказывается, этого вовсе и не хотел? Зачем же ты это делал?
– Ты тащил меня за собой.
– Ты не ответил на мой вопрос. Почему ты все-таки пошел со мной?
– Я тебя не понимаю.
– Вот это дерево, к примеру. Оно не упадет, если я его толкну. Возможно, другое дерево и упадет. Но я не смогу утверждать, что оно упало, потому что я его толкнул. Оно тоже должно захотеть упасть. Да, я тащил тебя за собой, но ты мог ведь и отказаться. Ты же пошел за мной, значит, ты этого хотел?
Эгон не знал, что ответить. Аксел был прав. Если и произошло изнасилование, то он был непосредственным соучастником.
– Помнишь тот пакетик, который ты сунул мне в «Коппере»?
– Во время того налета? – Аксел засмеялся. – Да, помню.
– Что в нем было?
– Запрещенные вещества.
– Что именно? Уран?
Аксел огляделся и тихо сказал:
– ЛСД.
– Не слишком порядочно с твоей стороны. Ты не должен был этого делать.
– А ты поступил довольно глупо, когда взял пакет. Спасибо, кстати. Зачем ты это сделал?
– Я чувствовал, что должен.
– Значит, действительно был должен, – сказал Аксел. – В том-то весь и фокус. Сделать так, чтобы люди сами захотели того, чего хочешь ты. Внушить им, что они будут выглядеть дураками, если этого не сделают. Люди ленивы, они предпочитают слушаться, нежели самостоятельно думать о своих желаниях. Они рады, когда кто-то думает за них. Ну-ка, там, в окопе, выходи на расстрел! Слушаюсь, майор! Ну-ка, трахайся! Трахаться? Ах да, трахаться. Здорово! А когда позже они сообразят, что вообще-то этого не хотели, у них уже пуля в животе. Или ребенок. Стоит ли об этом сожалеть?
– Ты делаешь это для себя.
– Конечно, а для кого же еще?
Появились новые посетители, но Аксел так увлекся, что говорил громко, не обращая ни на кого внимания.
– Если бы мы ждали, пока женщины сами к нам придут, человечество давно бы вымерло. Конечно, они не хотят. Это их природа. Все эти хлопоты – беременность, роды, возня с ребенком… Они правы. Но мы должны позаботиться о том, чтобы семя оказалось в нужном месте, мы должны сделать так, чтобы они захотели. В этом я профи. Я помогаю людям совершать ошибки, но совершают они их сами. Я оказываю человечеству услугу, а как поступает мой лучший друг? Он называет меня насильником.
– Как ты на самом деле зарабатываешь деньги? – спросил Эгон. У него дух захватило от собственной смелости. Это все благодаря «лучшему другу».
Задумавшись на секунду, Аксел рассмеялся:
– Занимаюсь разными делами.
– Какими делами?
– Черт возьми, Эгон. Сахарным драже.
– Ты имеешь в виду героин?
– Героин коричневый, – сказал Аксел.
Но Эгон понял: Аксел проговорился – он таки торгует героином. Они посмотрели друг на друга и вдруг залились безудержным смехом – смехом без подтекста и издевок, смехом двух друзей, двух мальчишек, которые когда-то в лагере забавлялись с двумя девчонками. Такое остается навсегда. И вдруг Эгона осенило: он ведь единственный, с кем Аксел был самим собой. Гости за соседними столиками и хозяйка ресторана стали смеяться вместе с ними.
Аксел первым принял серьезный вид.
– Мне тоже иногда салютуют звезды, – сказал он. – Но не с женщинами – в сражении. Когда я побеждаю, а другой становится моим слугой.
– А теперь ты мой слуга, – усмехнулся Эгон.
– Я сидел в тюрьме, – сказал Аксел. – Три месяца. Интересное время. Я не представлял, как все будет. Но неделю спустя я не знал только одного: хватит ли мне трех месяцев, чтобы превратить в моих слуг всех. И это получилось. Начиная от карманного вора и кончая директором тюрьмы. Все они по собственному желанию подчинились, делая то, что я от них хотел. Ты не знаешь жизни, Эгон. Нужно цепляться за любую возможность. И никогда не спрашивать, иначе люди могут тебе отказать. Никогда не бояться. Страх – это неправильно использованный ум. Хватать. Трусы хватают мало, смелые – много. Это закон жизни. Законы из кодексов не имеют значения.
– Так ты считаешь меня трусом?
– Ты живешь в другом мире.
– Признайся, трус, – сказал Эгон. – Почему тогда на центральном вокзале ты подошел именно ко мне? – Но он уже и так знал ответ: Аксел искал в нем того, кто бы им восхищался. Они были ровесники, и Аксел видел в нем представителя мира трусов, подопытного кролика для испытаний своей смелости.
Однако вопрос Эгона возымел неожиданный эффект. После долгого молчания Аксел ответил:
– Я не могу вернуться в прошлое. – Это прозвучало мелодраматично, грубо. – Возможно, я тебе завидую. Но когда я понял, кто же я на самом деле, то оказалось, что назад пути нет. Черт побери, Эгон, что за чепуху мы несем? Какие-то пьяные бредни. А я еще не выпил ни капли! Мадам!
Он заказал еще бутылку вина, потом еще одну. Когда все было выпито, уже начало темнеть, и тогда Аксел сказал:
– Пошли к шлюхам. Я знаю тут поблизости хороший бордель. Если тебя потом будут спрашивать, что за человек этот Аксел ван де Граф, ты по крайней мере сможешь сказать, что он всегда поставлял классных баб.
По истечении десяти лет учебы Эгон в последний раз отправился в Анды, чтобы закончить работу над докторской диссертацией. Он никогда не ездил туда дольше чем на две недели, а сейчас ему предстояло провести там три месяца.
Завершив исследование, он наконец осуществил свою сокровенную мечту:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18