https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/glybokie/
Шесть часов: мсье Пук обнаруживает трупы. Десять минут седьмого: полиция уже на месте преступления, проводится следственная экспертиза. Заключение: мужчина, женщина, ограбление; ни денег, ни драгоценностей, ни документов не обнаружено. Шесть пятнадцать: через бюро по прокату автомобилей установлены личности погибших – Вахтер Эгон, голландец, сорока трех лет, и Зингер Роза, голландка, сорока двух лет.
Про себя Полак добавил: шесть шестнадцать – разбужен Минерал-Шакал. Паника: снова мертвый голландец, даже двое, скорее всего наркокурьеры. Что делать? Превратить инцидент в убийство с целью ограбления, поймать преступника, отрубить голову – распорядился Софал и пошел спать дальше.
Полак представил себе Ума Пена с его усиками и шляпой. Что он сейчас делает? Предупредили ли его о приходе зрителей? Испугается ли он присутствия белого человека? «Возможно, подумает, что я брат одной из жертв, и забудет свой страх».
Полаку надо быть начеку и умело передать цинизм происходящего. Сразу определили, что Вахтер останавливался в «Холидей Инн». Один. Он наверняка побывал на дискотеке в «Конкорде», как всякий одинокий мужчина в Ратанаке. С паспортом, который нашли в его номере, полиция отправилась в «Конкорд». Они разбудили всех спавших там нищих. Те узнали Вахтера и сказали, что Ум Пен ему навязался и, когда Вахтер уехал, последовал за ним на украденном у них мопеде. Они описали его как лжеца, вора, головореза, который жил в Рассей Кео. Не прошло и двух часов после обнаружения трупов, как Ум Пен был арестован в доме его матери. В его кармане нашли двадцатидолларовую купюру. Он сразу же во всем признался.
Наглое вранье. Зачем было Уму Пену держать при себе двадцать долларов, если остальную добычу он припрятал? Куда делось все остальное? Как удалось ему так просто стащить мопед? Разве у тех нищих был собственный мопед? И как он мог со своей деревянной ногой управлять мопедом, да еще на такой скорости, чтобы не упустить из виду машину Вахтера? Зачем было ему преследовать Вахтера, если он полагал, что тот направляется в гостиницу? Как удалось одолеть крепкого Вахтера, да еще и женщину в придачу?
Они просто схватили первого попавшегося бедолагу.
А может, на это стоит взглянуть иначе. Может, ему помогли осуществить мечту, и завтра утром Полак увидит Ума Пена, которого создал великий повелитель его страны. Бесстрашный гангстер, почуявший добычу, быстро прыгает на мопед, мчится по ночному Ратанаку, его черные волосы развеваются на ветру, протезом он безошибочно переключает скорость, обворовывает двух западных эксплуататоров, насмерть закалывает их ножом, не опасаясь поплатиться головой.
– А украденное нашли? – спросил Полак.
– Он отказывается рассказать, где оно спрятано.
– Пытать здесь не умеют, – сострил Джорж, искоса поглядывая на Полака.
Шук Рин неуверенно улыбнулся.
– Почему Эгон Вахтер и женщина оказались на парковке? – спросил Полак.
Шук Рин ответил с извиняющимся жестом:
– Воздух в Ратанакири славен тем, что пробуждает страсть.
– Как они встретились? Они ведь не были вместе в Ратанакири.
– Есть одна ратанакирийская пословица: мужчина и женщина, которые обречены быть вместе, сделают все, чтобы ночь и день совпали. Мы не знаем. Мы же не ясновидящие! Может, они встретились в Серебряной пагоде или возле дворца. Туда приходят все туристы. В вещах Вахтера был обнаружен входной билет.
– И там они договорились о свидании на парковке?
– Возможно.
– Почему не в гостинице?
– Может, они не хотели, чтобы их видели вместе. Женщина была замужем. Она носила обручальное кольцо. И была матерью.
– А по дороге на это романтическое свидание Вахтер заехал в «Конкорд», да?
Шук Рин развел руками:
– Возможно, он хотел выпить стаканчик-другой. Не сомневайтесь. На заднем сиденье его машины обнаружены ее волосы.
– Вы уже установили ее личность?
– Нет. Она путешествовала под вымышленным именем. Возможно, она была голландкой.
– В Голландии не числится пропавшей женщина, которая соответствует ее описанию, – сказал Полак. – Зачем она пользовалась вымышленным именем, если была обычной туристкой?
Он знал, что делает. Местные не хотели представлять Вахтера и эту женщину как контрабандистов, а вымышленное имя подразумевало именно эту версию. Настоящих убийц просто устранили.
– Возможно, она не хотела, чтобы ее нашел муж. Возможно, она искала здесь свою любовь. Я покажу вам, что сделал преступник Ум Пен с вашими соотечественниками, – сказал Шук Рин, протягивая Полаку пачку фотографий, лежавших на столе.
Это были большие черно-белые фотографии, каждая со штампом в правом нижнем углу и отдельным номером. Фотографии были вставлены в белые рамки и напечатаны в мягких полутонах – работа мастера.
Казалось, их хотели представить зрителю в том порядке, который намеренно нагнетал драматизм ситуации, а может – просто аккуратно складывали в стопку, вытаскивая из кюветы с проявителем. На первой фотографии – изображение микроавтобуса, снятого издалека, и двух машин у решетки. На следующей Полак узнал кровавые следы. Затем трупы между двумя машинами. Сначала лишь очертания, но шаг за шагом фотограф медленно приближается, будто хочет подчеркнуть уважение к этим двум мертвым, лежащим вместе.
Теперь их можно идентифицировать. Вахтер лежит на левом боку, вытянув левую руку, на которой покоится голова женщины. Левой рукой она обнимает его, ладонью дотрагиваясь до головы. Они касаются друг друга лбами. У обоих открыты глаза, во взглядах – ни тени ужаса.
Полак узнал Вахтера. И хотя его мертвое лицо было серым, оно казалось каким-то свежим. Миловидная женщина походила на бывшую жену Вахтера.
Они выглядели молодо.
И тут Полаку попалась на глаза фотография, которая – так екнуло сердце! – навсегда врежется в память. Сначала он решил, что видит рыбок. Да, конечно, Ум Пен, рыбки, – думал он, глядя на нитевидную блестящую массу между Вахтером и женщиной. И лишь потом сообразил, что это их кишки. Кишки, вывалившиеся из животов и смешавшиеся в бесформенный извилистый клубок, от которого мороз бежал по коже.
Шеф полиции злорадствовал.
Далее следовали крупные планы кишечной массы, напечатанные с той же скрупулезностью, что и остальные снимки.
– Ратанакирийская точность, – сказал Джорж, но слова его прозвучали не к месту.
После просмотра фотографий Шук Рин подписал листок бумаги и протянул Полаку.
– Казнь преступника Ума Пена состоится завтра, в шесть часов утра, в тюрьме «Туол Эк». За вами в гостиницу заедут в четыре часа.
Полак положил бумагу в карман – его входной билет. Вот какой билет следовало иметь Вахтеру.
Полак лежал в кровати. Мейнсхейренланд хотел еще заехать в «Конкорд» и посетить могилу неизвестной контрабандистки, но у Полака не было сил. У него болела голова от жары, разницы во времени, недосыпа, проявленной им трусости на встрече с Софалом, отсутствия выбора, от всех этих кишок и отрубленных голов, изувеченных трупов – от перекипевшего супа из жизни и смерти в Ратанаке.
В ходе многовековой эволюции человеческие животы тщательно утрамбовывались девятиметровыми кишками, но стоило только распороть живот, как кишки вываливались наружу. Полак словно поднимался в воздух над парковкой, над фотографиями, он приближался, отдалялся, взлетал выше, делал круги и все видел, но каждый раз возвращался к этим кишкам, этим лицам, к ужасающим объятиям этих двух людей. Шук Рин мог врать сколько угодно, но это была правда. Они любили друг друга.
Однако в это никак не верилось.
В Ратанаке тебя могли ограбить и убить как простого туриста, но только не тогда, когда ты приятель крупного наркодельца. И не вместе с женщиной, путешествующей под чужим именем. И не на парковке. И все-таки это было правдой. Они были возлюбленными и наркокурьерами одновременно.
Он представил себе Эгона Вахтера, каким знал его полжизни назад. Полак был тогда самым молодым редактором крупного журнала. Зенит его славы. Редакция находилась в старом центре города. Бывало, когда он допоздна засиживался над статьей, а потом пешком шел домой, он проходил по небольшому каналу мимо подъезда дома, сплошь уставленного велосипедами, а из открытой двери доносились голоса и музыка. Как-то раз, заглянув внутрь, он попал на вечеринку, где пили, танцевали, занимались любовью и курили марихуану. Это было общежитие студенческой корпорации «Грим». Его никто ни о чем не спрашивал – ни в первый раз, ни потом. Долгое время он регулярно туда наведывался. В «Грим» приходили хорошенькие женщины, и он сохранил приятные воспоминания о трех-четырех коротких романах.
Но самым ярким его впечатлением от «Грима» был молодой Аксел ван де Граф, с которым он там познакомился и который мгновенно завладел его сознанием, – уродливый экспрессивный молодой человек с пристальным взглядом, неприятный, но обладающий притягательной силой. Он часто смеялся. Смехом, который не предполагал всеобщего веселья. Он пользовался колоссальным успехом у женщин и получал странное удовлетворение, толкая их в объятия других. Он торговал наркотиками. Полак купил у него однажды плитку гашиша, а в другой раз пару доз ЛСД. Все знали, что к нему можно обратиться за героином и амфетаминами. Было интересно наблюдать за будущим чемпионом, который делает свои первые шаги.
Полак приобрел известность раньше, чем Аксел. «Грим» послужил материалом для его статьи на первой полосе об организации торговцев людьми, орудовавшей как в преступном мире, так и через «Грим». В результате ее деятельности по крайней мере семь студентов оказались в восточно-европейских тюрьмах. Главный редактор вычеркнул имя Аксела и слишком явные намеки на «Грим», о чем Полак очень сожалел, поскольку подозревал, что Аксел играл там первую скрипку. Позже, когда звезда Аксела взошла, сожаления Полака стали еще сильнее. Как часто цитировали бы тогда его статью!
Эгона Вахтера он замечал лишь потому, что тот был в «Гриме» своего рода изгоем. Он часами тихо стоял на одном месте и поражал невероятной серьезностью своих разговоров. Полак отчетливо запомнил лишь один вечер. Как-то раз, когда вовсю гремела музыка и громко говорили накурившиеся женщины, Эгон подошел к нему и стал рассказывать, почему решил стать геологом. Что-то про пещеру, поразившую его детское воображение. Полак ни разу не видел его с девушкой, и, когда узнал из газет об убийстве Эгона вместе с женщиной, первое, о чем он подумал, было, что тот все-таки нашел свою половину.
Смерть Эгона потрясла Полака – и заинтриговала: Полак знал, что Эгон знаком с Акселом ван де Графом, а в сообщениях ничего не говорилось о наркотиках. Кроме того, скоро стало известно, что Роза Зингер, другая жертва, оказалась фальсификацией.
Полак позвонил в Ратанак и отправился в Амстердам. Он узнал, что Вахтер преподавал географию, был женат, но не имел детей, а жена незадолго до убийства от него ушла. Полак ошарашил ее новостью в офисе гостиничного предприятия, где она работала; удивительно привлекательная женщина, которая не пожелала с ним говорить, но все-таки уделила ему несколько минут в коридоре. Она слезно умоляла его не делать из Эгона контрабандиста. Она не имела представления, кем могла быть та женщина, с которой его нашли на парковке. Директор школы, где преподавал Эгон, рассказал, что тот нуждался в деньгах для участия в геологической экспедиции. Недалеко от школы находился дом, где купил квартиру Эгон. На табличке в холле значилось: Э. ВАХТЕР, ГЕОЛОГ. Сквозь тюлевую занавеску на веранде третьего этажа Полак разглядел опрятную кухню и маленькую спальню.
Все сходилось. Уход жены, денежный кризис, крохотная квартирка на окраине города – классическая новая жертва для повторения пути Доорненбоса. Полак написал статью об убийстве в Ратанаке, где упомянул Доорненбоса, «Грим» и Аксела ван де Графа.
На следующее утро в дверь позвонили. На пороге стоял Аксел ван де Граф. Небритый, в старом плаще, один. Впервые после «Грима» Полак видел его так близко. Всю свою жизнь он писал о нем, и сейчас его воображаемый герой воплотился в реальность.
– Полак, – сказал Аксел хриплым голосом, – старый скандальный журналист.
– Зачем ты пришел?
– Тебя напугать.
– А. Тогда входи.
Аксел проковылял в гостиную и сел за большой стол.
Вести себя как ни в чем не бывало, когда в твоем доме сидит живая легенда, не получалось. Странно было находиться рядом с тем, кто наверняка замышлял тебя убить. Ощущалась его власть. Плесни ты ему в лицо кофе, и в течение недели тебя непременно пристрелят на улице.
Аксел изменился с тех пор, как Полак видел его в последний раз. Совсем не тот, каким он себе его представлял. Медлительный, отнюдь не хозяин положения, забитый.
– Не для печати, – сказал он.
– Хорошо, – согласился Полак.
– Что ты опять пишешь, Полак? Тебя что, жизнь ничему не научила? «В старом здании клуба на улице Гримбюрхвал Вахтер познакомился с будущим международным наркодельцом Акселом ван де Графом». Как ты додумался до такого бреда?
– Тебя смущает слово «международный»?
– Не остри. Ты пишешь, что Вахтер познакомился со мной в «Гриме».
– Я пишу о том, что вижу.
– Ты интерпретируешь увиденное.
– Он рассказывал, что попал в «Грим» благодаря тебе.
– Значит, к тому времени мы уже друг друга знали. И значит, ты не должен писать, что мы познакомились в «Гриме».
Полак молчал. Аксел пришел не за этим. То были лишь фразы вежливости, вступление к тому, что он действительно хотел сказать.
Из внутреннего кармана Аксел достал конверт и вынул оттуда фотографию.
– Вот когда мы познакомились.
Он протянул фотографию Полаку. Выцветший любительский снимок: группа детей у руин замка, где проходила соколиная охота. Полак сразу узнал обоих по характерным позам. Аксел стоял на краю, театрально протянув руки к девочке, державшей на запястье сокола и казавшейся немного испуганной. Эгон наблюдал за ними, сложив руки на груди, как всегда делал это в «Гриме».
Значит, Аксел тоже был ребенком, подумал Полак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
Про себя Полак добавил: шесть шестнадцать – разбужен Минерал-Шакал. Паника: снова мертвый голландец, даже двое, скорее всего наркокурьеры. Что делать? Превратить инцидент в убийство с целью ограбления, поймать преступника, отрубить голову – распорядился Софал и пошел спать дальше.
Полак представил себе Ума Пена с его усиками и шляпой. Что он сейчас делает? Предупредили ли его о приходе зрителей? Испугается ли он присутствия белого человека? «Возможно, подумает, что я брат одной из жертв, и забудет свой страх».
Полаку надо быть начеку и умело передать цинизм происходящего. Сразу определили, что Вахтер останавливался в «Холидей Инн». Один. Он наверняка побывал на дискотеке в «Конкорде», как всякий одинокий мужчина в Ратанаке. С паспортом, который нашли в его номере, полиция отправилась в «Конкорд». Они разбудили всех спавших там нищих. Те узнали Вахтера и сказали, что Ум Пен ему навязался и, когда Вахтер уехал, последовал за ним на украденном у них мопеде. Они описали его как лжеца, вора, головореза, который жил в Рассей Кео. Не прошло и двух часов после обнаружения трупов, как Ум Пен был арестован в доме его матери. В его кармане нашли двадцатидолларовую купюру. Он сразу же во всем признался.
Наглое вранье. Зачем было Уму Пену держать при себе двадцать долларов, если остальную добычу он припрятал? Куда делось все остальное? Как удалось ему так просто стащить мопед? Разве у тех нищих был собственный мопед? И как он мог со своей деревянной ногой управлять мопедом, да еще на такой скорости, чтобы не упустить из виду машину Вахтера? Зачем было ему преследовать Вахтера, если он полагал, что тот направляется в гостиницу? Как удалось одолеть крепкого Вахтера, да еще и женщину в придачу?
Они просто схватили первого попавшегося бедолагу.
А может, на это стоит взглянуть иначе. Может, ему помогли осуществить мечту, и завтра утром Полак увидит Ума Пена, которого создал великий повелитель его страны. Бесстрашный гангстер, почуявший добычу, быстро прыгает на мопед, мчится по ночному Ратанаку, его черные волосы развеваются на ветру, протезом он безошибочно переключает скорость, обворовывает двух западных эксплуататоров, насмерть закалывает их ножом, не опасаясь поплатиться головой.
– А украденное нашли? – спросил Полак.
– Он отказывается рассказать, где оно спрятано.
– Пытать здесь не умеют, – сострил Джорж, искоса поглядывая на Полака.
Шук Рин неуверенно улыбнулся.
– Почему Эгон Вахтер и женщина оказались на парковке? – спросил Полак.
Шук Рин ответил с извиняющимся жестом:
– Воздух в Ратанакири славен тем, что пробуждает страсть.
– Как они встретились? Они ведь не были вместе в Ратанакири.
– Есть одна ратанакирийская пословица: мужчина и женщина, которые обречены быть вместе, сделают все, чтобы ночь и день совпали. Мы не знаем. Мы же не ясновидящие! Может, они встретились в Серебряной пагоде или возле дворца. Туда приходят все туристы. В вещах Вахтера был обнаружен входной билет.
– И там они договорились о свидании на парковке?
– Возможно.
– Почему не в гостинице?
– Может, они не хотели, чтобы их видели вместе. Женщина была замужем. Она носила обручальное кольцо. И была матерью.
– А по дороге на это романтическое свидание Вахтер заехал в «Конкорд», да?
Шук Рин развел руками:
– Возможно, он хотел выпить стаканчик-другой. Не сомневайтесь. На заднем сиденье его машины обнаружены ее волосы.
– Вы уже установили ее личность?
– Нет. Она путешествовала под вымышленным именем. Возможно, она была голландкой.
– В Голландии не числится пропавшей женщина, которая соответствует ее описанию, – сказал Полак. – Зачем она пользовалась вымышленным именем, если была обычной туристкой?
Он знал, что делает. Местные не хотели представлять Вахтера и эту женщину как контрабандистов, а вымышленное имя подразумевало именно эту версию. Настоящих убийц просто устранили.
– Возможно, она не хотела, чтобы ее нашел муж. Возможно, она искала здесь свою любовь. Я покажу вам, что сделал преступник Ум Пен с вашими соотечественниками, – сказал Шук Рин, протягивая Полаку пачку фотографий, лежавших на столе.
Это были большие черно-белые фотографии, каждая со штампом в правом нижнем углу и отдельным номером. Фотографии были вставлены в белые рамки и напечатаны в мягких полутонах – работа мастера.
Казалось, их хотели представить зрителю в том порядке, который намеренно нагнетал драматизм ситуации, а может – просто аккуратно складывали в стопку, вытаскивая из кюветы с проявителем. На первой фотографии – изображение микроавтобуса, снятого издалека, и двух машин у решетки. На следующей Полак узнал кровавые следы. Затем трупы между двумя машинами. Сначала лишь очертания, но шаг за шагом фотограф медленно приближается, будто хочет подчеркнуть уважение к этим двум мертвым, лежащим вместе.
Теперь их можно идентифицировать. Вахтер лежит на левом боку, вытянув левую руку, на которой покоится голова женщины. Левой рукой она обнимает его, ладонью дотрагиваясь до головы. Они касаются друг друга лбами. У обоих открыты глаза, во взглядах – ни тени ужаса.
Полак узнал Вахтера. И хотя его мертвое лицо было серым, оно казалось каким-то свежим. Миловидная женщина походила на бывшую жену Вахтера.
Они выглядели молодо.
И тут Полаку попалась на глаза фотография, которая – так екнуло сердце! – навсегда врежется в память. Сначала он решил, что видит рыбок. Да, конечно, Ум Пен, рыбки, – думал он, глядя на нитевидную блестящую массу между Вахтером и женщиной. И лишь потом сообразил, что это их кишки. Кишки, вывалившиеся из животов и смешавшиеся в бесформенный извилистый клубок, от которого мороз бежал по коже.
Шеф полиции злорадствовал.
Далее следовали крупные планы кишечной массы, напечатанные с той же скрупулезностью, что и остальные снимки.
– Ратанакирийская точность, – сказал Джорж, но слова его прозвучали не к месту.
После просмотра фотографий Шук Рин подписал листок бумаги и протянул Полаку.
– Казнь преступника Ума Пена состоится завтра, в шесть часов утра, в тюрьме «Туол Эк». За вами в гостиницу заедут в четыре часа.
Полак положил бумагу в карман – его входной билет. Вот какой билет следовало иметь Вахтеру.
Полак лежал в кровати. Мейнсхейренланд хотел еще заехать в «Конкорд» и посетить могилу неизвестной контрабандистки, но у Полака не было сил. У него болела голова от жары, разницы во времени, недосыпа, проявленной им трусости на встрече с Софалом, отсутствия выбора, от всех этих кишок и отрубленных голов, изувеченных трупов – от перекипевшего супа из жизни и смерти в Ратанаке.
В ходе многовековой эволюции человеческие животы тщательно утрамбовывались девятиметровыми кишками, но стоило только распороть живот, как кишки вываливались наружу. Полак словно поднимался в воздух над парковкой, над фотографиями, он приближался, отдалялся, взлетал выше, делал круги и все видел, но каждый раз возвращался к этим кишкам, этим лицам, к ужасающим объятиям этих двух людей. Шук Рин мог врать сколько угодно, но это была правда. Они любили друг друга.
Однако в это никак не верилось.
В Ратанаке тебя могли ограбить и убить как простого туриста, но только не тогда, когда ты приятель крупного наркодельца. И не вместе с женщиной, путешествующей под чужим именем. И не на парковке. И все-таки это было правдой. Они были возлюбленными и наркокурьерами одновременно.
Он представил себе Эгона Вахтера, каким знал его полжизни назад. Полак был тогда самым молодым редактором крупного журнала. Зенит его славы. Редакция находилась в старом центре города. Бывало, когда он допоздна засиживался над статьей, а потом пешком шел домой, он проходил по небольшому каналу мимо подъезда дома, сплошь уставленного велосипедами, а из открытой двери доносились голоса и музыка. Как-то раз, заглянув внутрь, он попал на вечеринку, где пили, танцевали, занимались любовью и курили марихуану. Это было общежитие студенческой корпорации «Грим». Его никто ни о чем не спрашивал – ни в первый раз, ни потом. Долгое время он регулярно туда наведывался. В «Грим» приходили хорошенькие женщины, и он сохранил приятные воспоминания о трех-четырех коротких романах.
Но самым ярким его впечатлением от «Грима» был молодой Аксел ван де Граф, с которым он там познакомился и который мгновенно завладел его сознанием, – уродливый экспрессивный молодой человек с пристальным взглядом, неприятный, но обладающий притягательной силой. Он часто смеялся. Смехом, который не предполагал всеобщего веселья. Он пользовался колоссальным успехом у женщин и получал странное удовлетворение, толкая их в объятия других. Он торговал наркотиками. Полак купил у него однажды плитку гашиша, а в другой раз пару доз ЛСД. Все знали, что к нему можно обратиться за героином и амфетаминами. Было интересно наблюдать за будущим чемпионом, который делает свои первые шаги.
Полак приобрел известность раньше, чем Аксел. «Грим» послужил материалом для его статьи на первой полосе об организации торговцев людьми, орудовавшей как в преступном мире, так и через «Грим». В результате ее деятельности по крайней мере семь студентов оказались в восточно-европейских тюрьмах. Главный редактор вычеркнул имя Аксела и слишком явные намеки на «Грим», о чем Полак очень сожалел, поскольку подозревал, что Аксел играл там первую скрипку. Позже, когда звезда Аксела взошла, сожаления Полака стали еще сильнее. Как часто цитировали бы тогда его статью!
Эгона Вахтера он замечал лишь потому, что тот был в «Гриме» своего рода изгоем. Он часами тихо стоял на одном месте и поражал невероятной серьезностью своих разговоров. Полак отчетливо запомнил лишь один вечер. Как-то раз, когда вовсю гремела музыка и громко говорили накурившиеся женщины, Эгон подошел к нему и стал рассказывать, почему решил стать геологом. Что-то про пещеру, поразившую его детское воображение. Полак ни разу не видел его с девушкой, и, когда узнал из газет об убийстве Эгона вместе с женщиной, первое, о чем он подумал, было, что тот все-таки нашел свою половину.
Смерть Эгона потрясла Полака – и заинтриговала: Полак знал, что Эгон знаком с Акселом ван де Графом, а в сообщениях ничего не говорилось о наркотиках. Кроме того, скоро стало известно, что Роза Зингер, другая жертва, оказалась фальсификацией.
Полак позвонил в Ратанак и отправился в Амстердам. Он узнал, что Вахтер преподавал географию, был женат, но не имел детей, а жена незадолго до убийства от него ушла. Полак ошарашил ее новостью в офисе гостиничного предприятия, где она работала; удивительно привлекательная женщина, которая не пожелала с ним говорить, но все-таки уделила ему несколько минут в коридоре. Она слезно умоляла его не делать из Эгона контрабандиста. Она не имела представления, кем могла быть та женщина, с которой его нашли на парковке. Директор школы, где преподавал Эгон, рассказал, что тот нуждался в деньгах для участия в геологической экспедиции. Недалеко от школы находился дом, где купил квартиру Эгон. На табличке в холле значилось: Э. ВАХТЕР, ГЕОЛОГ. Сквозь тюлевую занавеску на веранде третьего этажа Полак разглядел опрятную кухню и маленькую спальню.
Все сходилось. Уход жены, денежный кризис, крохотная квартирка на окраине города – классическая новая жертва для повторения пути Доорненбоса. Полак написал статью об убийстве в Ратанаке, где упомянул Доорненбоса, «Грим» и Аксела ван де Графа.
На следующее утро в дверь позвонили. На пороге стоял Аксел ван де Граф. Небритый, в старом плаще, один. Впервые после «Грима» Полак видел его так близко. Всю свою жизнь он писал о нем, и сейчас его воображаемый герой воплотился в реальность.
– Полак, – сказал Аксел хриплым голосом, – старый скандальный журналист.
– Зачем ты пришел?
– Тебя напугать.
– А. Тогда входи.
Аксел проковылял в гостиную и сел за большой стол.
Вести себя как ни в чем не бывало, когда в твоем доме сидит живая легенда, не получалось. Странно было находиться рядом с тем, кто наверняка замышлял тебя убить. Ощущалась его власть. Плесни ты ему в лицо кофе, и в течение недели тебя непременно пристрелят на улице.
Аксел изменился с тех пор, как Полак видел его в последний раз. Совсем не тот, каким он себе его представлял. Медлительный, отнюдь не хозяин положения, забитый.
– Не для печати, – сказал он.
– Хорошо, – согласился Полак.
– Что ты опять пишешь, Полак? Тебя что, жизнь ничему не научила? «В старом здании клуба на улице Гримбюрхвал Вахтер познакомился с будущим международным наркодельцом Акселом ван де Графом». Как ты додумался до такого бреда?
– Тебя смущает слово «международный»?
– Не остри. Ты пишешь, что Вахтер познакомился со мной в «Гриме».
– Я пишу о том, что вижу.
– Ты интерпретируешь увиденное.
– Он рассказывал, что попал в «Грим» благодаря тебе.
– Значит, к тому времени мы уже друг друга знали. И значит, ты не должен писать, что мы познакомились в «Гриме».
Полак молчал. Аксел пришел не за этим. То были лишь фразы вежливости, вступление к тому, что он действительно хотел сказать.
Из внутреннего кармана Аксел достал конверт и вынул оттуда фотографию.
– Вот когда мы познакомились.
Он протянул фотографию Полаку. Выцветший любительский снимок: группа детей у руин замка, где проходила соколиная охота. Полак сразу узнал обоих по характерным позам. Аксел стоял на краю, театрально протянув руки к девочке, державшей на запястье сокола и казавшейся немного испуганной. Эгон наблюдал за ними, сложив руки на груди, как всегда делал это в «Гриме».
Значит, Аксел тоже был ребенком, подумал Полак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18