Может, даже наличными отдам. В наличных – сила, так ведь говорят, мистер Рильке?
– Говорят много чего, мисс Маккиндлесс. Но тут не только деньги.
– Разве? Хорошо, допустим, у вас есть свой кодекс чести. – Она вычертила последний крестик. Белый лист бумаги превратился в кладбище. – Мне очень жаль, если вам покажется, что я подвергаю сомнению вашу репутацию, но, если вам все еще нужен этот заказ, окажите мне такую услугу. Я предпочитаю платить, а не просто доверять. Опыт подсказывает мне, что это лучший способ. – Она поймала мой взгляд. – Мне хотелось бы заключить сделку с вашей совестью. Я желаю, чтобы вы это сделали. Пусть вам помогут спустить вещи с чердака вниз, но разжигать костер и бросать в него книги и остальные ненужные вещи должны только вы, своими руками.
– Я приготовлю опись. Вам не придется рассматривать все вещи – просто нужно будет подписать разрешение на уничтожение имущества.
– Я не хочу ничего видеть и знать. Ни единого названия книги. Ни одной бумаги. Сделайте это за меня, мистер Рильке. Будь я молода, сделала бы это сама, но время поймало меня в ловушку.
Я рассеянно улыбнулся ей и кивнул. В душе я ни с чем не согласился. Но я умею улыбаться – быть негодяем и при этом улыбаться.
– Вам можно доверять, мистер Рильке?
Я подумал о фотографиях, спрятанных в полу. Если я покажу их ей, то потеряю заказ.
– «Аукционы Бауэри» всегда защищают интересы своих клиентов.
– Я предпочла бы ответ «да» или «нет».
– Да. Да, вы можете доверять мне. – Я скрестил пальцы под столом, как лживый ребенок.
– Тогда продолжим, – сказала она отрывисто, словно уже пожалела о допущенной слабости. – У нас обоих есть дела, и время не ждет.
Она отпустила меня кивком головы и вернулась к работе.
В коридоре четверо ребят спускали с лестницы лакированный японский шкафчик. Я задержался, любуясь черным блеском неповрежденной полировки, изящными фигурками на Мосту Счастья, на каждом ящике, всеми этими отделениями и хрупкими полочками. Такое будет стоить не меньше 4000 фунтов. Наверху, у самого начала лестницы, Джимми Джеймс стоял с тремя парнями, держащими свернутый японский ковер. Я взбежал на второй этаж и мимоходом кивнул ему, но он высморкался в старый носовой платок и меня проигнорировал.
Следующий этаж был безлюден. Я прошел в спальню и спустил лестницу. Сейчас в доме я был не один, да и времени на тщательный осмотр чердака не было. Если у Маккиндлесса есть тайна, ключ к ней лежит в этой комнате. Я вынул из кармана отвертку и заменил врезной замок на новый, который прихватил с собой утром. Это не задержит взломщика надолго, но, по крайней мере, шума прибавится, и я буду знать, что кто-то пытался сюда попасть. Я подобрал пару стружек с пола и вышел через заднюю дверь, ни с кем не попрощавшись.
Дома я принял душ, оделся и достал фотографии из тайника. Смотреть на них легче не стало, а идей у меня не прибавилось. Я видел грубость веревки, ее волокна. Я легко мог себе представить, каково быть связанным такой веревкой, но больше ничего не знал.
Я вышел из дома, по дороге заглянул в копировальный офис и попросил разрешения самому сделать фотокопии. Ассистентка выглядела слишком молодо для хозяйки. Она вышла из-за прилавка и подошла ко мне.
– Мы не настолько заняты, чтобы не сделать это за вас. Сколько копий вам нужно?
Я вынул фотографии из кошелька. Она с улыбкой протянула руку.
– Я лучше сам все сделаю, если вы не возражаете.
– Это не проблема, – настаивала она. – Знаете, в этом месте чувствуешь себя как в морге. Умереть можно со скуки.
Я не поддавался:
– Спасибо за предложение, но это не простые, старые фотографии. Я аукционист, и мне нужно скопировать их для покупателя. Лучше я сделаю все сам, и если испорчу их, пусть это будет моей ошибкой.
Девушка заинтересовалась:
– Можно взглянуть?
Я уже мечтал, чтобы кто-то подошел к окошку и отвлек ее, но здесь действительно было тихо, как в морге.
– Я бы показал вам их, но немного спешу. Если можно, я просто сделаю копии сам, хорошо?
Она выпятила нижнюю губу.
– Как угодно.
Девушка побрела к ксероксу и включила его. Я осторожно положил фотографию изображением вниз, закрыл крышку, нажал на кнопку и стал ждать, пока не выползет копия с еще влажными чернилами – копия насилия. Я сделал то же со всеми фотографиями Маккиндлесса. Машина тарахтела, выплевывая эти ужасные сценки. Я почти впал в транс. Ксерокс остановился, я осторожно собрал копии, подошел к стойке и пересчитал листы перед девушкой, стараясь нечаянно их не перевернуть.
– Простите за то, что я так спешу. – Девушка, пробила чек. – Приходите как-нибудь на аукцион. Распродажи ведутся каждую вторую субботу. Это интересно. Я вам помашу с подиума.
Она улыбнулась, протягивая мне сдачу. Вот и подружились.
Отойдя на квартал от магазина, я понял, что натворил, развернулся и побежал обратно. Слишком поздно. Девушка стояла у машины, испуганная и окаменевшая, как манекен. Она успела поднять крышку и держала в руках снимок, изображающий сплетение тел с Маккиндлессом в центре – пауком в паутине плоти. Я отобрал у нее снимки, прошептал: «Простите» – и вышел.
Я понятия не имел, что делать дальше. Обычно в таких случаях я играю на знаниях и контактах. Если подводят знания, помогают контакты. Компания «Бэлфор и сыновья» начала фотографировать в Глазго, еще когда вдоль Брумило таскались лошадиные повозки, а горцы на мосту Ямайка беседовали по-гэльски. Черно-золотая табличка на их двери сообщает дату основания компании: 1882-й, а в каталоге у них – почти все районы города, сфотографированные за последние сто лет. Я много лет помогал им заполнять пустые места в каталоге. Каждый раз, находя что-нибудь достойное внимания, я тут же сообщал им. Их считают очень хорошей семейной фирмой, замкнутой, сплоченной, как все старые деловые семьи. Ничего нелегального. Здесь всегда обращались со мной вежливо и учтиво, а я вот собираюсь испортить им сегодняшний вечер своим визитом. Но у них по венам течет нитрат серебра, и я точно знаю: если кто-то и сможет сказать, реальные это снимки или инсценировка, это будет какой-нибудь бэлфорский парень. Я заглянул в окошко, надеясь увидеть Дуги – старшего брата, но из-за снимков, висящих на витрине, не мог понять, кто внутри. Я обошел здание с торца и вошел в магазин.
– Ага, мистер Рильке! Сколько лет, сколько зим!
Миссис Бэлфор была такой мамочкой, от которой не отказался бы любой мальчишка. Опрятная, хорошо одетая, низкорослая и практичная. Кто знает, вполне может быть, она лупит своих детей каждый вечер бельевой веревкой, но при взгляде на нее мне думается о пирогах, ароматических мешочках с травами и сказках на ночь. Я вообще склонен с нежностью думать о чужих матерях. Миссис Бэлфор стояла, согнувшись над рабочим станком с ковровым покрытием, где лежал огромный кусок стекла. Острым стеклорезом она подгоняла его под раму. Мельком взглянула на меня.
– Подожди минутку, сынок. Если я сейчас остановлюсь, то сразу все испорчу.
Я смотрел, как осторожно она водит стеклорезом, помогая себе металлической линейкой. Точно ледоход медленно прокладывает себе путь под черным небом, разрушая айсберги, обреченные на гибель. Потом, скрипнув в последний раз, стеклорез освободился. Она распрямилась и улыбнулась мне.
– Ну вот и все. Извини, что заставила тебя ждать. Чем могу служить? Может, на распродажах есть что-нибудь, что могло бы нам понравиться?
– Пока нет, миссис Бэлфор. Но скоро, возможно, будет – никогда ведь не знаешь точно. Я скорее по личному. А Дуги на месте?
Ее улыбка не исчезла, но в глазах мелькнуло подозрение: может, она подумала, что я пришел занять денег. Я ведь редко прихожу просто так, а все деловые вопросы могу и с ней обсудить.
– Бэлфорских снимков мне пока не попадалось, но есть другие, и мне нужен его совет.
– А мне их лучше не видеть?
Умная.
– Мне неловко показывать это вам.
– Ты джентльмен, Рильке, ты мягче, чем кажешься. Я-то за свою жизнь каких только снимков не видала, но ценю твою прямоту. Дуги нет. – Она грустно улыбнулась. – Он в офисе. Сходи и поболтай с ним там.
Я обошел прилавок.
– Нет, сынок, не туда. Он в конторе у Лестера – дальше, через три двери.
И тут я понял: она боялась не того, что я пришел занять деньги, а того, что пришел забирать долг.
Сейчас модно делать азартные игры социально приемлемыми. Собачьи бега, например. Вам предлагают коллективные увеселения и вечерние лотереи по субботам, а для семейных развлечений и ставок по Интернету нынче достаточно кликнуть «мышкой». Однако все эти новомодные веяния обошли Лестера стороной. Хорошо смазанная дверь легонько открылась, и я вошел в душную, дымную комнату.
Обстановка у Лестера незатейливая. Бетонный пол усыпан использованными бланками и другим мусором. Справа будка, в которой ассистент, защищенный решеткой, принимает ставки и выплачивает деньги. В основном – мелочь, хотя у Лестера бывали и крупные выигрыши. Комната самого Лестера рядом, и он почти никогда не покидает ее. Если заглянуть в приоткрытую дверь, всегда увидишь его лысую макушку, склоненную над магическими бумагами, или широкую спину посетителя, откинувшегося в кресле напротив. На противоположной стене – два огромных цветных телевизора транслируют скачки или футбольные матчи. Под телевизорами на длинной полке разложены полоски бумаги, на которых посетители делают ставки синими ручками, которые им выдает сам Лестер. Мужчины входят, делают ставки и уходят, и только самые преданные смотрят все скачки подряд. В углу я увидел Дуги – он наблюдал за шестеркой лошадей, отчаянно несущейся по Хэйдок-парку. Рядом с ним еще двое внимательно смотрели в экран. Комментатор с деревенским акцентом живо и с энтузиазмом описывал все происходящее на экране, тараторя быстрее любого аукциониста. Я стал ждать окончания гонки. Наконец мужчины отвернулись от экранов, не сказав друг другу ни слова. Никто не подошел к денежной кабинке.
Дуги заметил меня, не успел я его окликнуть:
– Рильке. Как дела? – Он похлопал меня по плечу.
– Неплохо, Дуги, а ты как?
– Бывало лучше, бывало и хуже. – Он говорил с грустным оптимизмом игрока-хроника, и мне показалось, что раньше за ним такого не водилось.
– Ты за острыми ощущениями? Неплохо заработал?
«Ой, брось ты», – чуть не сказал я, но вместо этого пожал ему руку и ответил:
– Нет, вообще-то я к тебе. Хотел, чтобы ты взглянул на кое-какие снимки.
– Что за фотографии?
– Не для всех. Думаю, ты бы назвал такое «избирательным вкусом».
– Зачем же мне их смотреть?
– Кое-что нужно о них узнать, а ты ведь лучше всех в Глазго разбираешься в фотографиях.
– Эх, ты со своей лестью куда угодно без мыла влезешь. – Он засмеялся, припомнив мои наклонности. – Ты знаешь, о чем я. Я поставил на следующую гонку. Потерпи, пока я посмотрю, и мы пойдем в дальнюю комнату, где я попробую тебе что-нибудь сказать.
Мы посмотрели три гонки. У Дуги была тройная ставка. Первые две лошади, фавориты, прошли, а третья, шансы у которой были десять к одному, поскользнулась на влажном грунте и даже не вырвалась вперед. Дуги смотрел на все это, не меняясь в лице. Когда он оторвался от экрана, выражение его оставалось таким же приветливым, как и при нашей встрече.
– Ну вот, никогда не знаешь, где выиграешь, где проиграешь. Пошли, покажешь свои снимки.
Он повел меня в глубь здания, мимо мужского туалета с разрисованными граффити стенами. Оттуда несло мочой, а кабинка была заперта. Дуги это не смутило, улыбка продолжала сиять на его лице.
– К таким снимкам ты не привык, Дуги. – Мне хотелось подготовить его прежде, чем я подпорчу ему день. – Они неприятные.
– Да ничего, Рильке, мы с Чарльзом ездили в Амстердам пару недель назад. Там есть такое, от чего волосы становятся дыбом.
– Представляю себе. – Я вынул фотографии и перебирал их, пока не нашел нужные. – Я хочу знать, они настоящие? – Я подал их ему. – Сейчас поймешь, что я хочу сказать. – Я подождал, пока он разглядит их. – То есть они действительно убили эту девушку, или это инсценировка? Я не знаю, можно ли сделать вывод по фотографии, но я подумал, что только ты мог бы разобраться.
Я наблюдал, как Дуги медленно, молча рассматривает их и свет в его глазах исчезает. Он разложил их, потом вынул небольшое увеличительное стекло из кармана и изучил тщательнее.
– Я могу сказать очень немного. Это не монтаж. Обычный снимок, с обыкновенной точки. – Его дружелюбный тон сменился деловым. – В то время уже существовали кое-какие технологии. Жорж Мельес ведь снял свое «Путешествие на луну» в 1902 году. А этот твой парень на луну уж точно не собирался. Что именно они могли здесь подделать? Разве что декорации, грим, искусственная кровь, сюжет. Боже, Рильке. Надеюсь, что это игра, но ты только посмотри на нее. Какого черта, ведь это же открытая рана!
– Да, понимаю. Мне жаль, что пришлось показать это тебе.
– М-да, мне тоже жаль.
– Выпить хочешь?
– Нет. Скоро должен прийти кое-кто очень нужный. Я тут посижу, посмотрю, как все обернется. А что ты собираешься делать с фотографиями?
– Попробую разузнать, что там все-таки произошло.
– Это было очень давно.
– Знаю, но все равно попытаюсь.
– А зачем тебе это? Она тебе кем-то приходится?
– Я не знаю, Дуги. Понятия не имею, кем она была – просто девчонка, – но она все-таки была кем-то, и я не могу бросить ее.
В голове моей кто-то хлопнул дверью, и запахло пролитой кровью.
– Успеха тебе, конечно, но… Рильке!
– Что?
– Не спеши снова приходить ко мне.
Я дотронулся до его руки, повернулся и оставил его мыть руки. Я думал о том, выиграет ли когда-нибудь его лошадь, и если да, то куда он денет деньги.
5. Лесли
Одной ногой в могиле,
другой на банановой шкурке.
Джеймс Прайд, вождь Клана Макабр
Дуги предположил, что на снимках все могло быть подстроено. Теперь нужно найти человека, который разбирается в таких вещах. Я повернул туда, откуда пришел, к Парк-роуд. Парень в спецовке преградил мне дорогу и стал просить денег. Он выглядел так, словно кто-то натер его вскрытыми пакетиками от картофельных чипсов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31