– Стефани, миссис Розен, вы меня слышите?
– Кляйн. Я – Кляйн, – громко произнесла я, прорываясь сквозь судорожную боль. – Я еще смогу иметь детей?
– Да, Стефани Кляйн. Да.
Из глаз у меня потекли слезы.
Нет, немцы ошибаются. «Кляйн» означает не «маленькая», а «сильная». И отныне я ни за что не изменю своей фамилии.
Глава 13
ЯЗЫК НАШЕГО ТЕЛА
До свидания, Оливер. Здравствуй, потворство собственным желаниям! Теперь я одна, а это означает выпивку. Много выпивки. В середине ноября благодаря приближающемуся «тройному прыжку» – День благодарения, Рождество, Новый год – все начинают вдруг испытывать страшную жажду. «Раз, два, три, четыре, пять, разливаю всем опять!» Ну ладно, выпивка для меня. Есть некоторая разница. Так отчетливее прослеживается связь с нервами на пределе, а не со стопками красных полиэстеровых костюмов и душными магазинами в предрождественский сезон. Да, и наверняка кофейни «Старбакс» неплохо наживутся на кофе, которым мы будем успокаивать нервы.
В моей любимой кофейне уже подавали имбирные пряники и кофе латте со взбитыми яйцами и ромом по четыре доллара с мелочью за порцию. Так они заранее давали понять, что включились в праздничный режим и готовы утешать и помогать все праздники напролет. Я уже настраивалась на то, чтобы сдабривать свой утренний кофе горячим ромом и маслом. Приближение праздничных месяцев нервировало меня больше, чем мою пугливую собаку. Нужно было строить планы на праздники. «Хотя нет, дайте кофе без кофеина».
Когда у вас есть близкий человек, то при наступлении праздников, как бы вам это ни надоело, вы терпите и выжидаете, пока последняя елочная гирлянда не возвратится в свою коробку, и только тогда порываете с ним. Вы тратите время на размышления о подарках. Вы оцениваете свои финансовые возможности, отказываетесь от слишком экстравагантных приобретений и подбираете покупку себе по карману. Вы беспокоитесь о благодарственных письмах его родителям и о том, не расстроится ли одна семья, если вы проведете праздник с другой. Если вы женщина, то подыскиваете удобные наряды, которые будут более уместны, чем спортивный костюм. Кашемировые брюки и свитера, женственный шелк, кроличий мех, кружевное белье. Вам хотелось бы надеть майку без лифчика, но сейчас слишком холодно. Степень сексуальности зависит не от обнаженности, а от доступности. Глубокий вырез не поможет, если на вас корсет с завязками и к вашим прелестям не подобраться, не развязав все тесемочки до единой. Это уже слишком трудоемко. Вы должны быть и притягательной, и осязаемой. Когда парень видит вас в майке, ему начинает казаться, что он допущен в святая святых. Он попадает в особый мир, за кулисы, и ему это по душе. Поэтому вы надеваете майку под ангорский свитер.
Вы вслушиваетесь в мелодии универмагов, которые заманивают вас музыкой, улыбками жизнерадостных манекенов, переливами огней. Кажется, даже самые маленькие магазины пропитаны хвойным ароматом и упаковывают свои товары в коричневую бумагу с красными ленточками и старомодными восковыми печатями. Вы начинаете спрашивать: «А коробка у вас к этому есть?», даже если покупку вы делаете для себя. Да вы даже в красное наряжаетесь, Господи Боже ты мой.
Слишком много праздничных нарядов усыпано блестками; это, конечно, зажигает праздничные искры и восторг, но прикасаться к таким вещам ужасно неприятно. А праздники созданы для варежек и тесных объятий, горячего какао «Мейкерс Марк» со специями, и чтобы смотреть на дыхание друг друга, дымком тающее в воздухе. Праздники – не для одиночек. И конечно, не для тех, чье сердце недавно было разбито. Нет ничего хуже, чем порвать с близким человеком накануне праздников. Вы чувствуете себя так, будто вам положили лишнюю порцию дерьма, и вам остается только гадать, какой вилкой ее есть. Хотя бывает и хуже. К примеру, весь душераздирающий праздничный сезон вы вынуждены слушать психотерапевта, которая каждую минуту поминает слово «менять» рядом со словосочетанием «ваши привычки». На языке психологов это значит: «Вам нужно измениться».
– Я понимаю, о чем вы говорите, – ответила я Психотерапевту-по-телефону, – но не представляю, как этого добиться. Мне даже из постели вылезать не хочется. А менять привычки – это мне про спортзал и тренажеры напоминает.
– Стефани, вам приходилось переживать вещи и пострашнее окончания романа, – напомнила она.
И да, и нет. Я так и не успела толком осознать все, что произошло. Я стала ходить на свидания через месяц после аборта. И теперь, после расставания с Оливером, мне предстояло заново обдумать, как жить дальше. Я должна была обрести целостность, понять, наконец, кто же я такая, черт побери, и чем мне заполнить свою жизнь. И все это в одиночку, а одиночество пугало меня больше, чем слова «злокачественная опухоль».
Так с чего же начать избавляться от страха? Если коротко, то с психотерапии. С ума сойти, как здорово. Я удвоила количество бесед с психотерапевтом. Двойной повод сойти с ума от радости!
– Вам нужно научиться любить себя, – заявила она безапелляционно, словно объявляла о том, что вероятность дождя – девяносто пять процентов. Ну, ладно. «Полюбить себя». Просто, как мычание! Это ведь все могут, правда?
– Для любви к себе я слишком скверно себя чувствую, – прохныкала я.
– В каком смысле?
– Мое тело ничего не ощущает, я двигаюсь, словно автомат. Будто сплю наяву. Как меня от всего этого тошнит.
– А знаете, вы правы.
– Что?
– Вы правы. – Черт, о чем это она? – Вы только что сказали: «Меня от этого тошнит», и это истинная правда – именно от этого вас и тошнит. – Наверное, если бы мы были сейчас рядом, она указала бы на мое тело, на толстые артерии, проходящие сквозь мое сердце. – Ваше тело предупреждает вас, Стефани. Во время наших прошлых бесед вы жаловались на здоровье, на простуды и грипп, на все, что угодно. По моему мнению, ваше тело буквально рассыпается на части, чтобы не дать вам броситься на новые свидания. – Да ладно. Я не из-за загрязненной ауры болею или там сдвинутых чакр. – Человеческий разум весьма могуществен, а лично ваш еще и очень упрям. Силы вашего организма на исходе, значит, близится пробуждение. Вам нужно попробовать себя в другой роли.
– В какой именно? Как? Что мне нравится, так это окружать кого-нибудь заботой, готовить для него, доставлять ему радость.
Едва договорив эту фразу, я уже знала, что услышу в ответ:
– А почему бы вам для разнообразия не сделать все то же самое, но для себя самой? – Ну да, теперь я могу готовить только для себя, но перспектива «готовить на одного» заставляла меня хвататься за нож, и вовсе не для разделки цыпленка.
Передо мной стояла сложная задача. Стать утешительницей самой себе, взглянуть на себя глазами окружающих и понять, что их во мне привлекает. Осознать, что кроме любви может, черт побери, меня осчастливить. Невыполнимо!
С какой это стати поиски счастья стали работой? И как я пойму, что сделает меня счастливой, если я в двадцать восемь лет и себя-то саму не понимаю? Просто позорище. На занятиях по психологии в колледже, изучая теории становления взрослых, я узнала, что период с двадцати до тридцати лет предназначен для экспериментирования, знакомства с различными профессиями и самопознания. Мой профессор предостерегал нас от поспешного поступления в магистратуру:
– Вы еще не сформировались. Ваш опыт недостаточен для того, чтобы решить, чего вы хотите, вы еще слишком мало пробовали. – Ну да, а ко мне это, конечно, не относится. Я поспешила выйти замуж в двадцать четыре года. – Если вы поспешно займетесь чем-то, в чем не уверены, дело может закончиться кризисом среднего возраста, – вещал профессор.
А можно потерпеть крушение еще раньше и понять, что ранней пташке достается «кризис до тридцати».
– Для начала, – продолжала Психотерапевт-по-телефону, – научитесь заботиться о себе. Успокаивайте и воспитывайте ту маленькую девочку, которая живет в вас. Поймите: ваша самая надежная опора – это вы сама. Вспомните, что приносило вам утешение в ранней юности.
Тарелки, полные хлопьев, политых душистым оранжевым медом, которые ждали меня после школы. Возможность поводить пальцем по краю тарелки с картофельным пюре. Я знала, что мне следовало подумать «чай» или «ванна», но я не вспомнила. Она что, хочет, чтобы я отвечала вслух?
– Поджаренный сыр? – произнесла я, поколебавшись.
– Хорошо. Что еще?
Мне вспомнился театр марионеток, где я, держа маму за руку, поглядывала на нее в смешных местах, чтобы понять, нравится ли ей, а еще сандвичи с грудинкой и кетчупом, которые заказывал в кафе папа. Раздвижные двери амбаров, корзинки с коричневатыми яйцами, запотевшие окна, подвернутые носки, цветная бумага, свитера с высоким воротом. Пикники, на которых отцы жарили мясо, сдобное тесто, слизанное со сбивалки; рождественские украшения; арахисовое масло на кусочках яблока; звуки и проблески света под перевернутым каноэ; дорожка к океану возле маминого дома, усыпанная хвоинками; скрип снега под красными зимними ботинками; истории, рассказанные перед сном.
– Мои родители, – сказала я.
Черт. Я чувствовала себя так, будто она выудила у меня сокровенную тайну и получила дополнительные бонусные очки в большой психологической игре. Любая терапия в конце концов сводится к разговору о родителях.
– Ну хорошо. До нашей следующей беседы ознакомьтесь, пожалуйста, с книгой Марты Бек «В поисках вашей собственной Полярной звезды». Вы записали название? Запишите. В этой книге множество полезных упражнений, вот и займитесь ими до следующего раза. Вспоминайте, что вас утешало в прошлом, и постарайтесь воссоздать чувство былого комфорта, а объявления на сайте знакомств пока оставьте в покое, ладно?
Ну вот. Об этом-то она зачем?
– Да, – ответила я вслух, но если честно, перед нашим разговором мне пришел интригующий е-мейл из онлайновой службы знакомств от мужчины тридцати семи лет с ником «Приоритет диафрагмы».
Я не могла на него не ответить, потому что в качестве первого свидания он предложил совместный выход на фотоэтюды. Я подумала, что это хороший знак, и чуть не ответила: «Почему бы и нет?» Но потом я передумала и написала: «Сейчас я занята, давайте перенесем на будущее».
– Стефани, ваше «да» звучит не очень убедительно, – заявила Психотерапевт-по-телефону.
– Да нет, я знаю, что сейчас мне не стоит ни с кем встречаться. Я устала от этой рутины, меня мутит от необходимости убеждать себя в своей значимости в промежутках между свиданиями.
– Надо прислушиваться к голосу своего тела. И мне бы хотелось, чтобы вы припомнили ситуации, когда вам внезапно становилось плохо.
Задача несложная. Одного упоминания имени Ром хватало, чтобы на меня накатила дурнота.
– В то утро, когда мне пришлось участвовать в соревнованиях вместе с Оливером, у меня начался понос.
– Хорошо. А теперь представьте себе две противоположные ситуации. Сначала вспомните, в каких случаях вы оказывались в наилучшей форме и были полны жизни, энергии. Обратите внимание на вашу позу, мимику, дыхание. А затем припомните ситуации, порождавшие тревогу и нездоровье. Не думайте только о людях, попробуйте вспомнить то, чем вы занимались. Так мы с вами поймем, что приносит вам счастье. Сосредоточьтесь на том, как реагирует на разные ситуации ваше тело. Это станет для вас важнейшим индикатором на будущее. – Потрясающая женщина! – И не забывайте: нет ничего ужасного в том, что вы испытываете душевную боль и страдаете, однако постарайтесь не позволять себе приступов тоски более чем на час в день. Выпустите чувства наружу, дайте себе время излечиться, утешиться и позаботьтесь о себе. Вы не излечитесь, если не будете печалиться. Скорбеть полезно. – Полезно? – Да. Для этого требуется мужество. – С таким же успехом она могла бы добавить: «Единственно верный путь вперед – преодоление».
И правда, скорбь полезна.
Побеседовав с психотерапевтом, я взялась за составление списка. Нет, я опять наврала. Я занялась очень модным и современным делом, ничуточки не устаревшим: плачем, хныканьем и стонами. На всю катушку. Списком займемся позже. На этот раз я не побежала к ноутбуку, чтобы поискать себе мужчину на сайтах знакомств, а бросилась на диван и закуталась в кашемировое покрывало – свадебный подарок Вермишелли. Я хранила его бережно, даже не спорола ярлычки. Слишком хорошая вещь, казалось мне. Лучше поберечь ее до тех пор, пока у меня будет собственный дом. К черту! Сейчас самое время. Я отпорола все бирки, выбросила их в помойку, поставила самую грустную музыку, какая у меня только была, и включила ее на полную громкость. Я распевала во все горло вслед за Карли Саймон: «Никто не делает это лучше», пока горло не заболело, пока Линус не прыгнул на меня, чтобы слизнуть мои слезы, пока не начали возмущаться соседи. А если честно, музыка гремела до тех пор, пока она не стала про меня, пока я не почувствовала, что это я тот самый никто, который «делает это лучше», и скоро я стану кем-то. Ну ладно, я переигрываю, и что с того?
Я справилась.
«Утешительное» домашнее задание помогло. Подтянув колени к подбородку, я погрузилась в воспоминания, которые рассеивали одиночество.
Каждое утро в родительском доме меня будили шаги отца. Он со стуком спускался по лестнице, отключал охранную сигнализацию, открывал переднюю дверь, а потом я слышала, как скрипит под его ногами гравий, когда он идет за утренней газетой. И даже не видя отца, я знала: на нем спортивные штаны и коричневые «яхтенные» туфли, которые он никогда не носил на яхте.
А по вечерам о его возвращении возвещал грохот: открывались двери гаража, который, казалось, заглатывал папину машину. Голос отца раздавался внизу лестницы, потом он заполнял собой кухню с голубыми стенами.
– Эй, есть кто дома? – А увидев меня, он спрашивал: – И как ваши школьные дела сегодня, мисс Стефани Тара?
– Как обычно! – Я пожимала плечами.
И я, прихватив незаконченную домашнюю работу, направлялась по застеленной ковром лестнице в его кабинет. И доделывала уроки возле отца, пока он смотрел по телевизору футбольный матч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39