Галлон за галлоном Хью лишался своего восхождения. В действительности он не лишался ничего.
Льюис покончил с Анасази. Они спускались. Хью смирился с этим. Теперь Огастин мог воспользоваться всем, что у них оставалось.
Огастин поймал глазами взгляд Хью.
– Она жива, будь я проклят!
– Вы ее видели?
– Да, мы ее видели, – сказал Джо. – Она вся изувечена. Мертва, вне всяких сомнений. Кошмарное зрелище.
Кошмарное зрелище? Вся изувечена, три дня висит на веревке, но все же жива? Да разве такое возможно?
– Так значит, вы ее видели, – полуутвердительно протянул Хью.
– Прежде чем она исчезла.
Хью поглядел на Льюиса, предоставляя ему возможность задать вопрос.
– Исчезла? – повторил Льюис. – И как, по-вашему, я должен это понимать?
Огастин бросил на мальчишку поистине убийственный взгляд.
– Мы заметили ее на четвертом маятнике, как раз перед тем, как начало темнеть. Она висела на веревке футах в шестистах над нами. Но когда мы снова посмотрели туда сегодня утром, ее там не оказалось.
– Вы смогли разглядеть это место сквозь дым?
– Мы находились выше вас. Дым утром все еще поднимался. Да, мы определенно все видели.
– И веревка была пуста?
– Веревка ушла.
– Ну, братец, значит, все кончено, – сказал Льюис.
– Ничего подобного, – отрезал Огастин.
– Ясно же, что веревка оборвалась, – мягко пояснил Льюис.
– Вы ошибаетесь.
– Вы сделали все, что могли, – добавил Хью.
– Все равно она не твоя, – пробормотал Джо.
Хью словно окаменел. Что-то очень похожее сказал ему Джошуа при первой встрече.
– Повтори, пожалуйста, – попросил он. – Она не – чья?
Что-то здесь шло не так. Черт возьми, здесь все шло не так. Но вдобавок еще имелся какой-то глубокий подтекст. Хью это явственно чувствовал. «Не подпускайте его ко мне». За этим крылось что-то большее, чем ссора альпинистов во время отступления. Большее, чем злость мальчишки, доведенного до полного изнеможения сумасбродными рывками Огастина. Это началось до подъема.
Мальчишка, совершенно явно, был перепуган. Он боялся огня, боялся Огастина – настолько боялся, что даже не решился сесть рядом с ним и укрылся за Хью и Льюисом, чтобы напарник не мог до него дотянуться.
– Так… – Вот и все, что пробормотал Огастин в ответ на реплику Джо.
– Я вам объясню, куда делась веревка. Она взяла ее с собой. Как только Джошуа поджег лес, она поднялась в свой лагерь в Глазу и втянула веревку за собой. Анди там. Она ждет нас.
– Джошуа? – переспросил Льюис.
Огастин поднял рацию, как будто она могла подтвердить все его утверждения.
– Неандерталец угробил сам себя. Его обложили со всех сторон, он почуял это, вот и поджег лес. Сгорел сам и заодно спалил Кэсс. Вы разве не слышали, как он там поджаривался?
Так вот кто там кричал, понял Хью.
У Льюиса был растерянный вид. Он-то проспал развитие событий и увидел лишь последствия.
Хью восстановил в памяти крики животных, которые услышал в начале пожара. Он поражался, как же сразу не сообразил очевидного. Джошуа, конечно же, взял факел и побрел через сухой лес. А потом подул ветер.
– Какие новости? – спросил он. – Там что, очень плохие дела?
– Хуже всего было здесь, прямо под нами, – ответил Огастин. – Они перехватили пожар возле Навозной кучи и остановили встречным палом. Кое-где еще сохранились очаги, но огонь по большей части догорает. Часть асфальта на дороге расплавилась. Парк закрыли. А в остальном все как всегда.
– Нет, все изменилось, – возразил Льюис.
Если бы ничего не изменилось, они продолжали бы восхождение.
– Внизу, возможно, и изменилось. Но не здесь. Мы не изменились, – сказал Огастин.
– На стене случилось бог знает что. Украли тело. Лес сгорел. Мы отрезаны от мира.
Огастин махнул рукой, как бы отбрасывая в сторону все эти слова. Падение, пожар, отрезанность… все это происходило где-то там, за миллион миль отсюда.
– Мы в полном порядке. Вершинная группа стоит наготове. Носилки собраны, якоря подготовлены. Мне нужно лишь сказать одно слово, и они спустят носилки к нам. Завтра утром мы сможем вытащить ее.
«Мы… нам…» Хью уловил скрытый намек. Льюис – нет. Он и подумать не мог ни о чем таком. Это было вне его понимания.
– Вы пойдете назад? Этой же ночью?
– А зачем, по-вашему, я сюда приперся? – чуть ли не на ухо ему проговорил Огастин.
Льюис раскрыл рот, наконец-то сообразив, что Огастин вернулся со стены Троянок не для того, чтобы отвести перепуганного мальчика в безопасное место. Он пришел, чтобы попытаться обменять его на мужчину. Подбородок Льюиса утонул в его бычьей шее.
– Нет. – Он резко помотал головой. – Должны быть какие-то пределы. Абсолютно. Никаких!
Огастин без единого слова сбросил его со счетов. Мальчика он уже сбросил. Теперь он говорил только с Хью.
– На всем пути поперек и до высшей точки нашего подъема провешены веревки. – Он не приглашал. Не упрашивал. Не требовал. Лишь сообщал необходимые факты.
Хью не отводил взгляда от кроваво-красных глаз. Огастин оценивал его. В свою очередь он оценивал Огастина. И сам оценивал себя.
– Сейчас ночь. Вы предлагаете совершить траверс. Свет наших фонарей не пробьет дым. Нам придется идти вслепую.
– Вслепую мы шли сюда, – возразил Огастин. – Именно поэтому мы и потратили целый день. Впрочем, это нас не остановило. А теперь по всему пути висят веревки.
– Вы действительно думаете, что она еще жива?
Хью должен был прямо высказать свое сомнение. И то, как поведет себя Огастин – взорвется в яростном протесте или, напротив, разнюнится, – позволит принять окончательное решение.
– Я знаю только то, что у меня сохранилась надежда, – ответил Огастин. Он не сердился на тупость Хью. Он не пытался подбирать холодные фальшивые факты, чтобы вырвать у него согласие. – Возможно, ее уже нет. Но узнать наверняка можно только одним способом.
Двое мужчин смотрели друг на друга.
– Отвяжись от него, – сказал Льюис Огастину.
Огастин пропустил эти слова мимо ушей. Его внимание было сосредоточено на Хью. Это с ним он вел переговоры, не имевшие никакого отношения к Льюису.
– Утром, – заключил он. – Ночью отдохнем. Пусть дым хоть немного осядет. А с рассветом поскачем. Лады?
– Брось это дело, Хью. Ты не сможешь вернуть Энни.
– Анди, – поправил его Огастин.
– Я говорю с моим другом, – рявкнул Льюис, – о его жене!
Лицо Огастина помрачнело, а потом внезапно прояснилось.
– Энни… – проговорил он.
– Я вовсе не пытаюсь вернуть ее, – сказал Хью Льюису.
– Тогда кончай это, напарник. Это было бы большой ошибкой. Мы уходим со стены.
Хью позабавила последняя фраза – «уходим со стены». Они находились на высоте добрых полумили от земли. Он улыбнулся в ответ.
– Я не шучу. Все обращено против нас и непрерывно меняется. Началось с одного, перешло в другое и так далее, – настойчиво сказал Льюис. – Взгляни правде в лицо. Мы были обречены на поражение еще до того, как покинули равнину.
Хью продолжал рассматривать Огастина. Он сам вышел из пустыни со столь же красными глазами, как у этого парня, такими же растрескавшимися губами и голосом, похожим на скрежет проржавевшей жести. Но он не был Огастином, а Энни – ее призрак – находилась не так уж далеко от этих девушек, убитых Эль-Кэпом. Льюис же, вероятно, никогда не сможет понять, насколько ненужной вещью в конце концов оказывается память.
Что-то брало Хью за душу. Эти женщины, троянки, что-то нашептывали ему. Неважно, о чем они говорили, все равно он почти ничего не мог разобрать. И чем пристальнее он вслушивался, тем меньше понимал. Но он ощущал, как его влечет к ним. Его манила сама тайна. Она вытягивала его из самого себя, из его кокона одиночества.
Он измельчал после исчезновения Энни, а разве так должна была повернуться жизнь? Где чувство освобождения? Где новая любовь, открытый перед ним мир, вторая жизнь? Как и раньше, он делал свою работу, после нее шел домой, разогревал замороженные обеды, смотрел передачи Си-эн-эн и готовился к очередному спасительному бегству в горы. Собственная никчемность даже давала некоторое облегчение, оказавшись, по-видимому, единственной карой, которую ему предстояло претерпеть за то, что он потерял ее в пустыне. И при всем при том случившееся связывало его настолько сильно, что временами он с трудом мог заставить себя думать. Он должен был сделать нечто большее. Вот что он хотел расслышать в шепоте исчезнувших троянок.
Там его что-то ждало. Или ничто. Он покорил достаточно много вершин для того, чтобы доподлинно представить себе пустоту, которую найдет, но и это было лучше, чем та пустота, что ждала внизу.
К этому все и сводилось. Он еще не разобрался с пропастью. Или пропасть не разобралась с ним. Он пожал плечами.
– Ладно, – сказал он Огастину.
Огастин лишь кивнул в ответ. Льюис весь перекосился.
Говорить было больше нечего. Каждый из них принял свое решение, и теперь оставалось только переждать ночь. Огастин включил рацию, и рейнджер сообщил, что пожар у подножия Эль-Кэпа потух и температура быстро снижается. Они уже обнаружили в пещере два обугленных трупа, возможно Джошуа и Кэсс.
Огастин спросил, не было ли третьего трупа. Хью оценил то, что он сделал это открыто, перед всеми. Третий труп должен был бы принадлежать пропавшей Анди, и его обнаружение отменило бы необходимость броска вверх, в Глаз Циклопа. Ответ отрицательный, сказал рейнджер. Но они завтра утром пошлют в этот район поисковую группу.
Огастин изложил свой новый план. В динамике рации потрескивали статические разряды. Понял тебя, ответил рейнджер. Льюис и Джо могут завтра спокойно спускаться. На дороге их кто-нибудь подберет. По дороге непрерывно мотаются рейнджеры.
Альпинисты без всяких споров разделили снаряжение. Льюису и мальчику для спуска требовались три веревки, один «кабан», кое-какое железо и кварта воды. Пятнадцать или двадцать спусков по веревке до земли потребуют серьезного внимания – слишком уж много несчастных случаев происходит во время спусков – и некоторого времени. Но в любом случае к полудню они окажутся на земле.
Хью упаковал для похода к троянкам оставшиеся четыре галлона, еду и бивачные принадлежности. Огастин заметил, что лишний груз только задержит их. Хью не стал спорить и молча продолжал укладывать рюкзак.
– Ладно, будь по-вашему, – сказал Огастин.
Альпинисты разошлись спать по разным островам.
Температура постепенно снижалась. Уже не чувствовалось лихорадочного жара, а было просто тепло, как в хорошую летнюю ночь. Звезд, конечно, еще нельзя было рассмотреть. И вершины. Вообще ничего. Адская, кромешная мгла.
Через некоторое время на карниз Хью взобралась громоздкая неповоротливая фигура. Это был Льюис, измученный долгими раздумьями, истерзанный угрызениями совести и полный раскаяния.
– Ты только скажи, Хью, – прошептал он, – и я пойду с тобой.
Хью угадывал в нем неподдельное страдание. Возвращайся в свой магазин, к своим букинистическим книгам, своим поэтам и тишине, хотел он сказать, но, конечно же, сказал совсем другое:
– Ты поступаешь правильно.
– В таком случае почему я чувствую себя побитой собакой?
– Не думай о себе плохо, – сказал Хью. – Мы с тобой хорошие парни.
– Дух подталкивает меня идти с тобой, а плоть не пускает, – оправдывался Льюис.
– Не переживай, все равно идти нужно вдвоем, – успокоил его Хью. – А ты со своим коленом сильно задерживал бы нас. – Коленом, которое на самом деле было совершенно здоровым.
– Здесь все не так просто, – продолжал Льюис. – Что-то там есть этакое…
– Думаешь?
– Причем какое угодно, но только не хорошее. Скорее дерьмовое и становится все дерьмовее. Мальчишка вылетает из дыма, весь окровавленный, какие же его первые слова? «Не подпускайте его ко мне». Огастина. И я подумал, что, возможно, в этом вся суть. Возможно, вся история крутится вокруг Огастина.
– Огастин не был виновником падения. Он не заставлял Джошуа нападать на нас. Он не зажигал этот пожар.
– Стоит упасть одной костяшке домино, как тут же падают все остальные.
– Льюис, ты становишься чрезмерно суеверным и подозрительным.
– Нет, ты сам подумай. Вина живет своей собственной жизнью. У нее есть и ноги, и руки, и лицо. Она вырывается из-под контроля. Она кричит по ночам. Что, если эта пакость преследует его?
– Наподобие обострения психического заболевания? По-твоему, мы видим проекцию въявь души грешника?
Льюис скорчил гримасу.
– Ты не можешь не признать, что он чем-то одержим.
– Но я не верю в вину, – сказал Хью.
Льюис недоуменно развел руками. Под его могучими мышцами пряталась хрупкая основа, и он ничего не мог с этим поделать. Он боялся. Рэйчел покинула его, Хью шел дальше в горы, а он оставался в свободном падении. Да еще и полный чувства вины.
– Восхождения, предназначение… Хью, у меня совершенно не осталось куража на такие вещи. Не знаю, что ты хочешь там найти. Эти девочки были ровесницами моих дочерей. – И это тоже, подумал Хью. О его девочках давным-давно не было ни слуху ни духу. Его дом опустел.
– Ты должен идти вниз, – сказал Хью, – с высоко поднятой головой. Думай о девочках. Все еще образуется.
– Я никогда в жизни не бросал тебя. И подумать не мог, что так поступлю.
– Это не ты, а я бросаю тебя. – Хью попытался разрядить ситуацию, обратив все в шутку. – Только иду в неверном направлении.
– Я теперь даже не понимаю, где верх и где низ.
– Знаешь что, – сказал Хью, – ты должен позаботиться о малыше. А я позабочусь об Огастине. Мы с тобой должны сделать так, чтобы они выбрались из того, во что вляпались.
– Я буду ждать тебя.
– Внизу, в баре, – подхватил Хью. – Тоник и бесплатный арахис. Мы еще доведем бармена до белого каления.
Льюис услышал в этих словах прощание. Эль-Кэп завладеет его душой точно так же, как ею сейчас владеет Рэйчел, но это случится позже. А сейчас все закончилось. Он вздохнул и побрел назад к своему спальнику.
Той ночью Хью приснилась женщина, закопанная в песке прямо под ним. Он принялся копать, и это оказалась Энни… живая. Она лежала там, нагая, молодая, прекрасная. Ее руки раскрылись, чтобы обнять его. Он произнес ее имя. Когда она ответила, из ее рта посыпался песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40