– Он налёг на задвинутый в угол круглый стол и повёз его на середину комнаты.
Весна, весна на улице
Весной, как известно, дни становятся длиннее. На уроках географии в пятом классе ребятам даже объясняют, почему это происходит. Кореньков учился только в четвёртом классе, но кое-что, имеющее отношение к причинам этого явления, он уже знал. Во-первых, он знал, что земля – круглая. Во-вторых, что не солнце, хотя мы видим собственными глазами, как оно но утрам поднимается и вечером опускается, а земля вращается вокруг солнца. Ничего удивительного. Теперь эти премудрые истины знает, наверное, любой ученик не то что четвёртого, а третьего или даже второго класса. Но вот что земная ось во время движения земли по орбите всё время наклонена в одну сторону – к Полярной звезде, Кореньков не знал. Это проходят в пятом классе. Но если бы даже Кореньков учился в пятом и был бы таким же крепким отличником, как Игорь Агафонов, если бы он наизусть выучил параграф учебника географии «Смена времён года», он бы всё равно не поверил, что весенние дни длиннее. Наоборот, ещё совсем светло, даже солнце не завалилось за дом-громадину, возвышающийся как раз напротив их окна, а мама уже возвращается с работы. Наскоро приготовит ужин и тотчас же задаст неизменный вопрос: «Уроки сделал?» Удивительно, как это маме не надоест задавать его. И ещё удивительней, что Кореньков знает наверняка, что вопрос этот будет задан, но каждый раз он застаёт Коренькова врасплох. Если мама пришла с работы и приготовила ужин, значит, уже вечер. С этим надо согласиться. А как пролетел день, Кореньков и не заметил. Весенние дни летят очень быстро, значит, они короче, а не длинней. Как же им не лететь – весенним дням. Светит солнце, тёплый ветер вылизал тротуары. Девчонки скачут через верёвочку посреди тротуара. Но прохожие девчонок почему-то не ругают. А вот если мальчишки гоняют на тротуаре мяч, тут каждый второй непременно влезет со своими советами: «Играть на улице опасно! Вылетит мяч на мостовую…» И пойдёт: «… Машины… Движение… Без рук, без ног…» Борька Авдеев послушает, послушает, нетерпеливо придерживая в ногах мяч, и скажет: «Скорая помощь! Гроб с музыкой!» Что тут поднимется! «Вот, полюбуйтесь на них! И куда смотрит школа? Да что им школа! С ними милиция и та!..» Всякое настроение играть пропадает. Но и домой идти неохота. Кто же сидит дома, когда вовсю сияет солнце, над домами синее небо и ветер, словно бегун, бежит по улицам? Может, только Игорь Агафонов – самый крепкий отличник с самого первого класса. Что же касается Коренькова, то он так бы и не уходил с улицы, тем более, что в эту весну у него, кроме обычных, появилось ещё одно очень приятное и очень нужное занятие – гулять с Дымкой. Первое время он прогуливал Дымку только по Гвардейскому переулку, вблизи дома Анны Николаевны. Погуляет немного, подхватит Дымку на руки и поскорей назад. Не то, чтобы Кореньков думал такими словами: «А вдруг Анна Николаевна не захочет больше держать собаку и скажет – ступай с ней куда хочешь». Нет, ничего такого он определённо не думал. Но всё-таки, пока он гулял с Дымкой, какое-то беспокойство шевелилось у него в душе, и ему хотелось убедиться, что у Дымки по-прежнему есть над головой кров. И он торопился назад в квартиру 89. Но шли дни, Анна Николаевна Дымку не прогоняла и даже – Кореньков видел это – полюбила её. И он успокоился. Как-то он сказал Анне Николаевне, что неплохо было бы, если бы у Дымки был ошейник и поводок. И Анна Николаевна согласилась с ним. На следующий день он притащил в квартиру на Гвардейском переулке свой ремешок от новых шорт, которые мама недавно купила ему к лету. Уже потом, собирая сына в пионерский лагерь, мама долго искала и так и не нашла этот ремешок, ругала продавщицу, забывшую завернуть его вместе с шортами, ругала себя, что не проверила там, на месте, в магазине, свою покупку. А сын утешал её беспечно: «Да ладно! Больно нужен этот ремешок! Есть же старый. Всё равно потеряю». И мама успокоилась. Потому что сын и в самом деле забывал в лагере не то что какой-то ремешок – шорты и майки, рубашки и курточки. Такой уж он был растеряха – её ненаглядный сын. Вожатая пожаловалась маме: «Пойдём в лес на прогулку. С утра прохладно, а потом жарко. Вот он снимет рубашку и повесит на сучок, а потом и майку снимет и повесит на другой сучок. Вот так по всему лесу и висят на деревьях его рубашки и майки. А мне разве за каждым углядеть!»
Ремешок от новых шорт очень даже пригодился. Они вместе с Анной Николаевной смерили сантиметром Дымкину шею и даже поспорили, сколько надо отрезать от ремешка на ошейник. Анна Николаевна, хоть и надела очки, но всё равно видела не очень хорошо, потому что ей мешала лохматая Дымкина шерсть. И она хотела отрезать совсем маленький кончик. Ошейник получился бы очень свободным.
– Смотрите! Болтается! – кричал Кореньков, придерживая на Дымкиной шее будущий ошейник. Но Дымка вертелась и лизалась, несмотря на строгие команды: «Сидеть! Сидеть!», и Анна Николаевна была в сомнении, где отрезать. Тогда Кореньков смерил сантиметром собственную шею, потом обмотал её концом ремешка примерно в столько же сантиметров.
– Вот! Засуньте палец! Видите? – торжествующе кричал он.
Ошейник они смастерили. Вместо поводка Кореньков притащил кусок голубого провода.
– Красиво! – заключил Кореньков, довольный общим видом голубого провода с чёрным ошейником на белой лохматой шерсти. И Анна Николаевна согласно кивнула.
И вот теперь, с наступлением тёплых дней, Кореньков с Дымкой в чёрном ошейнике на голубом поводке разгуливал не только по переулку. С некоторых пор вместе с Кореньковым прогуливать Дымку стал ходить и Борька Авдеев. Втроём гулять было ещё веселей. Дымка радостно бежала впереди на своём голубом поводке. Шерсть на ней теперь не торчала грязными перьями. Она была белая, пушистая. Ещё бы! Дымку ведь не зря купали в тёплой воде. Дымкино купание совершалось обычно днём, пока не было соседей. Анна Николаевна приносила в комнату большой эмалированный таз, давала Коренькову бидон, и он таскал бидоном воду из ванной. Первый раз Дымка перепугалась до смерти. Когда Кореньков поставил её в таз, она задрожала, заскулила и всё норовила выскочить из таза. «Ну, чего ты, чего?» – приговаривал Кореньков, зачерпывая воду горстями и поливая Дымкину спину. И она успокоилась. До чего же она стала смешной, когда намокла и слиплась сосульками шерсть! На боках просвечивала розовая кожа. «Обезьяна! – хохотал Кореньков. – Смотрите, не собака, а настоящая обезьяна!» Но Дымка не обижалась. Она даже немного успокоилась, перестала дрожать и рваться. Наверное, ей даже понравилась тёплая вода, потому что она поворачивала голову и смотрела на Коренькова маленькими глазками, словно говорила: «Разговоры разговорами, а поливать мне спину не забывай!» В то первое Дымкино купание они заспорили с Анной Николаевной – купать с мылом или без. Кореньков считал, что – без. Он и сам не любил мыться с мылом. Разве мало стать под душ и облиться? Всё равно чистый. Он так и мылся, хотя мама каждый раз сердилась: «Опять без мыла мылся!» И откуда только она знала – с мылом или без мыла он мылся? Анна Николаевна всё же намылила Дымку – немного. И оказалась права – с Дымкиной шерсти потекли серые, грязные струйки. Зато потом, когда Дымку выкупали и вытерли старым полотенцем, шёрстка у неё стала белая-белая.
Сейчас, когда белая пушистая Дымка на голубом поводке бежала впереди мальчишек, всем сразу было ясно, что это не бездомное существо, голодное и сиротливое, за которое некому заступиться. И сама Дымка понимала это и гордо поглядывала на людей и на собак. Мальчишки тоже смотрели на собак.
Больше всего собак им встретилось на бульваре, куда привела их Дымка. Наверное, и другие собаки любили прогуливать здесь своих хозяев. И правильно. На бульваре ни толкотни, ни летящих мимо машин. И под ногами не асфальт, а влажная чёрная земля. И ступать по ней лапами мягко и когтями можно поскрести, если захочется, и нюхать, наверное, приятней стволы деревьев и кустики по краю дорожки, чем каменные стены домов на тротуаре. Вот какой-то пёс – рыжий с длинной мордой – потянул за поводок своего хозяина, читающего на ходу газету, в сторонку, деловито обнюхал бугристую кору старого дерева, сделал своё дело и не спеша пошёл дальше. Уткнувшийся в газету хозяин пошёл за ним. Пёс не против – читай свою газету на здоровье. Всё-таки читать на воздухе полезней, чем дома в кресле.
Дымка бежала резво, и они быстро обогнали рыжего пса и его хозяина с газетой.
Навстречу вышагивал бульдог, ведя за собой молодую женщину с растрепавшимися на ветру волосами. Женщина была в голубом пальто. А бульдог серый с чёрными пятнами, будто он вывалялся в мягком растопленном асфальте и асфальтовые лепёшки прилипли к его серой гладкой шкуре. Он косолапо ставил лапы на тёмных подушечках, и женщина, которую он вёл на натянутом поводке, тоже косолапо ставила ноги в туфлях на высокой платформе. Свой курносый нос он задирал так важно, что мальчишки прыснули безудержным смехом. Поравнявшись с Дымкой, пятнистый бульдог слегка наклонил свою тупорылую морду – поклонился Дымке. А она прошла – ноль внимания. Охота ей смотреть на пятнистого обормота с отвислыми щеками. Боря Авдеев обернулся вслед бульдогу и, всё ещё хохоча, схватился за живот.
– Ой, не могу. Жиртрест, а не собака!
Вообще-то Борис был не совсем справедлив к бульдогу. Конечно, красавцем его не назовёшь, с таким-то носом и болтающимися мешочками щёк, и жирноват он – тоже верно. Но жир жиром. А под серой шкурой явственно перекатывались крепкие мускулы. Такой если цапнет – ого-го! И всё же их Дымка была, без сомнения, в тысячу раз красивей! И не только этого тупорылого. Вот навстречу ещё одно чудище. Коричневого цвета, с длиннющей, вытянутой вперёд мордой и низенькими кривыми лапками. Не идёт, а ползёт по дорожке. Ну, самый настоящий крокодил! И смотрит злобно, не то что весёлая ласковая Дымка.
Много собак им встретилось на бульваре – и белых, и жёлтых, и чёрных, лохматых и с коротенькой гладкой шёрсткой, но красивей и лучше Дымки не было ни одной. Только один раз их сердца дружно дрогнули. Это когда они увидели чёрно-рыжую овчарку, шагавшую без поводка нога к ноге рядом со своим хозяином, молодым парнем в джинсах. Про овчарку и говорить не надо. Каждый мальчишка знает: овчарка – это овчарка. Они оба – и Кореньков, и Боря Авдеев – повернулись и долго молча смотрели вслед удалявшейся овчарке. Потом Кореньков перевёл взгляд на терпеливо стоявшую Дымку и подумал, что встреться им тогда овчарка – пусть даже самая распрекрасная, – её всё равно некуда было бы девать. Даже Анна Николаевна не взяла бы такую большую собаку. И Борис Авдеев, наверное, подумал об этом же, потому что сказал:
– Дымка не очень большая и не очень маленькая – в самый раз.
И они пошли дальше по бульвару, по мягкой влажной дорожке, миновали весь бульвар и снова оказались на улице, а потом на площади. И здесь неожиданно вышли к киоску с мороженым – тому самому, возле которого впервые увидели одинокую лохматую собачонку с грязной шерстью и тоскливыми глазами. Тогда здесь было пусто. Теперь же возле киоска стояла целая очередь мальчишек и девчонок. Кореньков с Авдеевым подсчитали мелочь. Общего капитала как раз хватало на одну порцию сливочного с вафлями и ещё оставалось три копейки на стакан газировки с сиропом. Кореньков стоял, держа Дымку на поводке, а Борька Авдеев стал пробиваться к окошку киоска. Стоявшая впереди девчонка – толстушка в красной курточке и белых гольфиках, закричала басовито:
– Ты почему без очереди? Тётенька, не давайте ему, он без очереди!
Остальные ребята тоже протестующе загалдели на все голоса.
Борька Авдеев сверху вниз глянул на толстушку, сказал весомо:
– А я не себе беру!
– А кому? Скажешь, ребёнку? – ядовито поинтересовалась толстушка.
– Вот ей, – показал Борис Авдеев на Дымку.
Толстушка смешливо фыркнула.
– Чего смеёшься? – презрительно сказал Борис Авдеев. – Ей некогда в очередях стоять, ей в цирк надо.
– В какой цирк? – уже менее сварливо спросила толстушка.
– Ты что, никогда в цирке не была?
– Побольше тебя была! Ну и что?
– А то, – сказал Борька снисходительным тоном, в котором звучало лёгкое презрение. – А то, что она выступает в цирке. Поняла?
– Как это выступает? – оторопело посмотрела толстушка на Дымку. И все ребята тоже посмотрели на Дымку.
– Да врёт он всё! – крикнул один мальчишка, маленький, и, судя по всему, вредный.
– Салага! – бросил ему Борис Авдеев. – Надень очки! Не можешь отличить дрессированную собаку от обыкновенной!
– Авдеев! – послышался вдруг знакомый голос. Это Борьку окликнула Наташа Бочкарёва. Оказывается, Наташа тоже стояла в очереди, совсем близко, через два человека от толстушки.
– Привет! – обрадованно сказал Борис Авдеев и протянул Наташе деньги. Наташа взяла два брикета сливочного с вафлями. Против этого никто не протестовал, потому что, если человек стоит в очереди, то может взять столько порций, сколько ему надо. Тут уж никто спорить не станет.
Наташа пошла вместе с мальчишками, держа два холодящих пальцы брикетика.
– Надо разделить их на четыре части, – предложила она.
– Это мы сейчас! – мигом откликнулся Борис Авдеев.
Он взял у Наташи один брикетик и попытался его разломить пополам. Но брикетик не ломался. Гнулись и скользили по подтаявшей плитке мороженого подмокшие вафли.
– Как же его… – пробормотал Борис Авдеев. – А-а, вот как!
Он подбежал к стоявшей неподалёку скамейке и попытался разломить брикетик о её спинку. Но и тут у него ничего не получилось.
– Может… его… по очереди… – неуверенно предложил Борис Авдеев.
Есть по очереди было, конечно, выходом из положения, но Борис не мог сразу сообразить, кто с кем будет есть пополам брикет. Один – они с Кореньковым. А второй? Наташа с Дымкой, что ли? Ещё обидится. Девчонок ведь не поймёшь, отчего они могут обидеться. Может, наоборот – он с Наташей, а Корешок со своей Дымкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14