Неужели и здесь нельзя без ханжества? Давай вам мысли, что-то изобретай... Все ясно и так! Ведь мы, простите, не дурачки и не мальчишки, собравшиеся змея в облака запускать, а...
- Змея! - крикнул не своим голосом Белов. - Стойте! Как вы сказали - змея?!
Игорь Никитич бросился к Синицыну, который от неожиданности попятился и чуть не упал, схватил его в свои могучие объятия и трижды расцеловал в обе щеки.
- Ну, товарищи, кажется, мы спасены! Лучше бы не придумал и сам Архимед!
- Да позвольте, в чем дело? Ничего не понимаю! Ну что вы, в самом деле!.. - Синицын всхлипнул и отвернулся, доставая платок.
Маша, пропустившая мимо ушей спасительную фразу Синицына, мгновенно схватила смысл восклицания Белова и на этот раз изменила себе. Она подбежала к окончательно растерявшемуся геологу и стала успокаивать его, как ребенка.
- Да что вы, Николай Михайлович, дорогой! Ну кто же над вами смеется? Ведь скоро подует ураган. Мы привяжем "Уран" на длинном-длинном тросе, и ветер его поднимет, как змея. Ну да, да, как змея, - что вас удивляет? Если на Земле ураганы дуют со скоростью двести километров в час, то на Венере и подавно! А нам такого ветра и не надо. Нам бы. ветерок километров в сто восемьдесят, и довольно! Дядя Ваня, верно я говорю? И как это раньше никому в голову не пришло?..
Синицын преобразился. Несколько секунд он глядел то на одного, то на другого, потом молча отстранил Машу и подошел к Белову.
Торжественно поклонившись, он произнес:
- Глубокоуважаемый Игорь Никитич! Прошу простить меня за грубость и бестактность. Обыкновенному человеку трудно примениться к вашей гениальности! - И он, глядя на командира блестящими глазами, протянул руку. Игорь Никитич от души пожал ее.
- За грубость и бестактность я вас прошаю. А моя "гениальность" существует только в вашем воображении. Я знаю, что многие приписывали мне одному создание межпланетного корабля. Это же нелепость! Над ним работали десятки ученых, сотни инженеров, тысячи рабочих. И каждый из них вложил в него крупицу своей души. А я в лучшем случае был цементом, который спаял эти крупицы. Конечно, и мою собственную в том числе!
Вот вы только что упрекнули меня, - продолжал Игорь Никитич, - что я не вовремя открыл общее собрание, которое, помоему, было техническим обсуждением. А как вы думаете, если бы не оно, вспомнил бы кто-нибудь о змее? Ведь человеческая мысль обычно течет по трафарету. Раз самолет, значит, он должен разгоняться по стартовой дорожке, раз вертолет взлетать без разгона. А о том, что на сильном ветре самолет может взлететь, как змей, вернее, как планер, никому и в голову не пришло. И только живое обсуждение в коллективе нас на это натолкнуло. Недаром говорят, что в спорах рождается истина! Однако, кажется, мы забыли,- что в любой момент может появиться смерч! Ну-ка друзья, давайте за работу, а то здесь становится горячо.
Все получилось гораздо сложнее, чем казалось вначале. Прежде всего до момента взлета нельзя было отпускать ни одной расчалки. Надо было найти способ мгновенного освобождения корабля от удерживающих его пут. Для этого решили изготовить и укрепить на расчалках толовые шашки с электрическими взрывателями, действовавшими от общего рубильника. Затем много времени ушло на то, чтобы вымостить короткую эстакаду для откатывания корабля под напором ветра после того, как расчалки будут разорваны и заводной канат натянется.
Для создания при взлете достаточного угла атаки крыльев эстакада была сделана наклонной. При этом освобожденный корабль должен был сразу же взмыть кверху даже без участия летчика, как объяснил Сидоренко.
Самой трудной задачей было найти подходящую "веревочку", на которой можно было бы запустить такого "змея", как "Уран". В конце концов пришлось пожертвовать запасным комплектом тросов, предназначенных для отделения кабины от корпуса. Игорь Никитич, опасаясь, что рабочий комплект может выйти из строя, берег запасной, как зеницу ока, так как конструкция тросов оказалась неудачной.
По первоначальной идее каждая проволока троса должна была быть полой внутри и в своем тончайшем канале содержать изолированную серебряную нить для обогрева. Но завод, которому был передан заказ, не сумел освоить в срок эту новую сложнейшую технологию. Поэтому на "Уране" были поставлены тросы из обычной канатной проволоки, а нити для обогрева наружных прядей были заложены во впадинах между ними. Таким образом, стоило повредить одну обогревательную нить, как сразу же выходили из строя две несущие пряди. Игорь Никитич ругался, жаловался, но ничего не мог поделать. Чтобы заменить тросы, нужно было время, а полет откладывать было нельзя: пропустить момент вылета - значило сорвать экспедицию. Посоветовавшись ее специалистами, Белов решил лететь, взяв с собой запасной комплект тросов. А теперь приходилось пожертвовать им, чтобы поднять корабль в воздух.
Общая длина тросов, составлявших комплект, достигала полутора километров. Однако один трос мог не выдержать напора взлетающей машины. Пришлось сделать заводной канат из двух тросов, скрепив их между собой.
Чтобы создать надежный якорь, в песке вырыли глубокую воронку. В нее уложили испорченные механизмы вертолета с привязанным концом заводного каната. Все это заложили грудой камней и засыпали восьмиметровым слоем песка. Второй конец семисотметрового двойного каната прикрепили к нижнему концу полой колонны, идущей сквозь гондолу корабля.
Все эти работы были выполнены за пятьдесят часов при пятидесятипятиградусной жаре. Команда валилась с ног. С отлетом нельзя было медлить ни минуты, так как температура быстро росла. Игорь Никитич сокрушался, что "Уран" не удастся даже осмотреть как следует после ремонта. Для этого нужно было задержаться на несколько часов, - а смерчи уже четыре раза проходили вблизи корабля.
Поэтому, как только закрепили заводной канат и к нему была привязана действовавшая от отдельного взрывателя толовая шашка, все заняли свои места, и Игорь Никитич приказал Сидоренко подниматься сразу же, когда это будет возможно.
Венера напоследок захотела побаловать гостей. Ветер, по которому был ориентирован корабль, не изменил своего направления. Скорость его была вполне достаточной: сто девяносто километров в час.
Иван Тимофеевич решил не испытывать судьбу. Окинув последним взглядом приборы, он твердой рукой нажал кнопку первого взрывателя. Короткий сухой треск, и корабль освободился от расчалок. Неистовый ветер. жадно охватил его своими липкими лапами и с силой повлек за собой. У всех замерло сердце: выдержит ли заводной канат? Но украинцы не подкачали! Натянувшись, как звонкая струна, канат вынес этот страшный рывок. Корабль пятился, замедляя движение. Вот он застыл... И вдруг плавно взмыл в воздух.
В тот же миг грянули воздушные двигатели, и в их торжествующем реве потонул слабый треск последней взорванной шашки.
Могучий, свободный "Уран", шутя преодолевая силу встречного ветра, поднимался все выше и выше. Через несколько секунд поверхность негостеприимной планеты скрылась из глаз, заслоненная хлопьями серых туч, плотно облепивших корабль. Начался новый этап космического путешествия.
Гале вдруг стало грустно. Она почувствовала, что с сожалением покидает этот странный бушующий мир, где было много борьбы и физических страданий, но неизмеримо больше радостей - радостей познавания, открытий и увлекательной творческой работы. "Прощай, Венера! - думала она. - Прощай, наверное, навсегда. Пройдут годы, и сюда, по проложенному нами пути, прилетят другие люди. Они покорят ураганы и заставят тебя раскрыть до конца свои тайны, отдать все богатства, которыми полны твои недра!"
Корабль вынырнул из облаков, и перед путешественниками впервые за тридцать земных суток засияло величественное Солнце. Путь в Космос был снова открыт.
Константин Степанович и Маша сидели за счетной машиной, определяя время и место взлета корабля. Сменивший Ивана Тимофеевича Максим по их предварительному указанию вел "Уран" на запад. Солнце, стоявшее уже довольно высоко, быстро клонилось обратно к востоку. Часа через полтора оно закатилось, и утренняя заря стала быстро переходить в ночь. К этому времени Константин Степанович закончил свои вычисления.
- Продолжайте лететь до полночного меридиана! - сказал он Максиму.
"Уран" взревел и понесся быстрее, Было 19 сентября 19... года.
Глава 10
ИСПЫТАНИЕ МУЖЕСТВА
Выказывай мужество при всяком испы
тании, хотя бы от жара пламенного Пса
растрескивались немые статуи или от
дыхания яростного ветра покрывались
пушистым снегом ледяные Альпы!
Гораций
- Отдых - отдыхом, а режим - режимом, - заключила Ольга Александровна предыдущий спор. - Слава богу, отдыхали без малого двадцать часов. Кончайте завтрак, пора начинать тренировку. Игорь Никитич, дайте же наконец команду подтянуть кабину к кораблю!
Белов пожал плечами.
- Воля врача - закон! А кроме того, на корабле непочатый край работы. Максим Афанасьевич, выполняйте!
Путешественники улеглись на койки в ожидании малоприятных ощущений от быстрого перехода в невесомое состояние. Максим включил лебедку. Кабина плавно пошла, но вдруг дернулась и стала крениться набок.
- Стоп! - крикнул Белов, вскакивая с места. Барабан остановился. Перекошенная кабина и корабль продолжали плавно кружиться друг около друга.
Игорь Никитич быстро поднялся к верхнему окну. Кабина висела только на двух тросах. Два других были ослаблены. Они вяло покачивались, не успев успокоиться после толчка.
Не покидая своих мест, все с беспокойством следили за Беловым.
- Что случилось? - озабоченно спросил Константин Степанович.
- Очевидно, один из тросов заело в блоках на корабле. Вот нас и перекосило, - ответил Игорь Никитич.
- Разрешите дать задний ход? - спросил Максим.
- Ни в коем случае! Вы можете повредить изоляцию отепляющих проводов. Тогда через несколько секунд тросы станут хрупкими, как стекло, и нас уже ничто не спасет.
- Как же это могло случиться? - вмешался Николай Михайлович.
- Наверное, блок был поврежден во время аварии, а мы не успели проверить его состояние. Вчера кабина благополучно отделилась от корпуса, а сейчас, когда мы стали ее подтягивать и направление движения троса изменилось, он, наверное, вышел из ручья и заклинился между блоком и обоймой.
- Как все это просто и как опасно! - задумчиво проговорил Константин Степанович.
- Что же теперь делать? - не успокаивался Синицын.
- Единственное, что остается, это попробовать влезть по тросу на корабль, - ответил Игорь Никитич.
- Что же может быть проще? - обрадовался "колючий геолог". - Остановим вращение, чтобы уничтожить центробежную силу; ктонибудь из молодежи наденет скафандр, подтянется к кораблю и исправит повреждение.
- Да, но это не так просто. Мы не можем останавливать вращение, когда кабина висит криво и сопла двигателей поворота перекошены: она начнет кувыркаться. И если при этом она запутается в тросах, аварии не миновать. У нас нет теперь средства сообщения с кораблем.
- Но ведь это же недочет! - воскликнул искренне возмущенный Николай Михайлович.
- Представьте себе, на этот раз вы угадали! - заметил Белов более чем сухо. - К сожалению, мы не могли предвидеть аварии, которая уничтожила почти все управление. Сейчас надо не критиковать, а постараться ликвидировать повреждение. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше! А в таком виде корабль не сможет ни маневрировать, ни, тем более, спуститься на Землю, если даже он подлетит к ней совершенно точно.
Пока шел этот разговор, Константин Степанович, придерживаясь за привинченный к полу стол, запрокинув голову, рассматривал корабль и беззвучно шевелил губами, что-то подсчитывая.
- Боюсь, Игорь Никитич, - сказал он, кончив вычисления, что добраться до "Урана" мы не сможем.
Все насторожились.
- Наше вращение вызывает вес, почти в точности равный земному притяжению. От кабины до корабля двести метров. Сейчас ее вес составляет примерно одну восьмую общего веса корабля. Значит, центр вращения системы корабль - кабина, где отсутствует тяжесть, находится от нас на расстоянии около ста семидесяти пяти метров. Чтобы туда влезть, надо затратить примерно такую же работу, как если бы на Земле подняться по канату на восемьдесят семь метров, то есть на смотровую площадку Исаакиевского собора! Какое же человеческое существо способно это сделать?
- Константин Степанович, вы все перепутали! - вмешалась Капитанская дочка. - Трудно будет только в начале подъема. С каждым метром вес будет уменьшаться, и большую часть пути можно будет проделать шутя.
- А что, если сделать какой-нибудь зажим, чтобы не соскальзывали руки? - спросила Галя.
- Глупости! - отрезала Маша.- Зажимом только повредишь изоляцию нитей обогрева, и все полетит к черту.
- А кто же из вас полезет? - спросил Игорь Никитич.
- Я!!! - одновременно крикнули Маша, Максим и Галя.
- Все сразу лезть не могут. Да это и не нужно.
Игорь Никитич испытующе оглядел "младшую тройку" и остановил свой взгляд на Максиме.
Через десять минут одетая в скафандры команда "Урана", кроме Сидоренко и Синицына, которые остались дежурить, осторожно вылезла из люка пропускника и поднялась на верхнюю площадку кабины.
Максим подошел к одному из натянутых тросов, подпрыгнул повыше, ухватился за него руками и, не торопясь, полез вверх. Он поднимался медленно, стараясь экономить силы.
С каждым метром его дыхание учащалось. На высоте двадцати пяти метров оно стало коротким и хриплым.
Максим остановился отдохнуть. Но пальцы на руках стали быстро неметь. Скорее еще более утомленный, чем подкрепленный остановкой, он полез дальше. Перехватывая трос руками и ногами, Максим спешил преодолеть самую трудную часть пути. Огромным напряжением воли он подтянулся еще метров на пять. Частые судорожные вздохи вылетали из его груди.
Сохраняя мертвое молчание, все напряженно следили за подъемом. Гале казалось, что она слышит гулкие удары Максимова сердца. Вот он еще раз перехватил трос, делая отчаянную попытку подтянуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26