Этот холод исходил от человека, который лежал сейчас радом с ней, - близкий, как шепот, и холодный, как далекие звезды.

Она кусала губы, не зная, что сказать и что сделать. Ведь не мог же он сначала любить ее - так жадно, так ненасытно! - а потом вдруг сразу отвергнуть, хотя то ощущение, которое волнами исходило от него в эту минуту, означало именно это. Неожиданно все показалось ей отвратительным и мерзким: их тела, распростертые со сладострастно-развязной непринужденностью, страсть, которая, казалось, на короткое мгновение возвысилась над физической похотью, а теперь проявила свою грубую, животную суть.

Жгучее чувство стыда и унижения пронзило ее. Не в силах унять охватившую ее дрожь, она стала подниматься с дивана.

- Лежи спокойно, - мягко скомандовал он. Повернувшись, он притянул ее к себе. - Ты замерзла?

- Нет.

- Тебе одиноко? - Он тихо засмеялся, когда она крепко прижалась к нему всем телом. - Прости меня, - сказал он. - Я не привык к такому... к такой бурной реакции. Неужели сейчас я свалял большего дурака, чем когда бы то ни было?!

- Ты? - Приподняв голову от подушки, она посмотрела на него с крайним изумлением.

- Да, я. - Он криво усмехнулся. - Несмотря на твое не слишком лестное мнение обо мне, я не тот, кто делает это с каждой встречной. - Она промолчала, а он улыбнулся, хотя улыбка была далеко не из приятных. - Я не сплю с каждой, кого приглашаю в ресторан, или с каждой, кто проводит в моем доме свой отпуск. До сих пор я умел сдерживать свои аппетиты. До сегодняшнего дня.

В груди ее вспыхнула надежда, глаза заблестели. Или, может быть, он имел в виду Лидию? Конечно, то, что он сейчас сказал, ничего общего не имело с любовью, но она была настолько без ума от него, что согласна довольствоваться и этим. Она улыбнулась ему, глаза ее искрились. Сейчас они были в полной темноте, луна спряталась за выступ крыши прямо у них над головой, но Кэндис все-таки заметила, как он улыбнулся ей в ответ, и удивилась тому цинизму, который, как ей показалось, она уловила в его словах.

- Я тоже не занимаюсь этим с первым встречным, - резко сказала она.

- Это у тебя впервые?

Неожиданно смутившись, она кивнула, краем глаза наблюдая за его реакцией.

Он лежал совершенно неподвижно, потом, окунув пальцы в густую гриву ее волос, запрокинул ей голову и решительно прижался к ее губам в нежном и медленном поцелуе. Еще не веря своим ощущениям, она почувствовала, как ее насытившееся тело снова пришло в движение, а по жилам побежал огонь.

Она тихо застонала, а он засмеялся таким чувственным смехом, что еще несколько дней он все звенел у нее в ушах.

- Поразительно, правда? - пробормотал он. - Для меня и для таких маленьких девственниц, как ты.

Ослепительно прекрасный в своей наготе, он встал с дивана и, протянув ей руку, сказал:

- Пойдем со мной.

Без малейших колебаний она вложила свою руку в его сильную ладонь и последовала за ним в темноту дальних комнат. От отпер дверь и включил свет.

Она вскрикнула от удивления. Они стояли в комнате, где все было устроено для любви: начиная от выразительной и изысканной картины, висящей над огромной, широкой тахтой и изображавшей сплетенные в объятии тела, и кончая шелковыми покрывалами, небрежно разбросанными в головах, и чувственной фактурой огромных шкур на полу.

- Тому, кто украшал эту комнату, воздержание было неведомо, - сказал Сол, с улыбкой гладя на изумленное лицо Кэндис, - поэтому мне кажется вполне естественным, если мы снова займемся любовью. По крайней мере я не чувствую себя здесь незваным гостем, а ты? Может быть, и сама комната давно мечтает стать раем для двух влюбленных.

Она была не в силах оторвать от него своих глаз, чтобы еще раз хорошенько рассмотреть эту удивительную комнату, но, почувствовав витавший здесь легкий запах мускуса, быть может след от духов той женщины, что когдато дарила наслаждение своему возлюбленному, она вся замерла и напряглась в сладком предчувствии.

- Нет, я тоже не чувствую себя здесь чужой и хотела бы быть с тобой именно здесь.

Он легко поднял ее на руки и бережно опустил на прохладный мягкий шелк широкой тахты.

Что-то дерзкое промелькнуло в искрящейся глубине его глаз, что-то, что не имело названия, но на что она все равно бы откликнулась, даже если бы не доверяла ему.

- Пусть теперь это будет медленно и нежно, - сказал он, садясь рядом с ней, - мы будем любить друг друга так, словно это последний, единственный раз, когда мы вместе.

Какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось в ней. Что-то было не так, она чувствовала это. Она нахмурила брови, но он нагнулся к ней и поцеловал крохотное углубление ее пупка. Лишь только она почувствовала горячее прикосновение его языка, как все поплыло и завертелось у нее перед глазами.

Он сказал, что он не занимается этим с первой встречной. Она верила ему: он был слишком разборчив, чтобы потакать любым своим желаниям. Но он наверняка познал немало женщин, чтобы уметь так искусно взять у нее в постели все, что только возможно, для своего наслаждения, умело используя свой опыт и чувственность для того, чтобы продемонстрировать ей те способы, которыми мужчина и женщина могут дополнить друг друга в момент любовной страсти. Она слепо следовала за ним во всем, что он делал, и шептала слова, которые раньше и не мыслила произнести вслух, лаская его с невинной похотью, превознося его тело, его мужскую силу так, как была способна выразить свои чувства в тот момент. Она познала его на вкус, на запах, на ощупь - все это великое множество оттенков и ощущений, восторгаясь контрастом бледной мраморности своей кожи радом с бронзовым оттенком его загара, мягких изгибов своего тела рядом с его стройным и мускулистым.

Он брал ее с пьянящей силой уверенного в себе самца, унося ее с собой в тот храм чувств, в котором оба были верховными жрецами.

Ей было теперь неважно, что она больше не властна над своим телом, что, окутанная чувственным туманом, она полностью подчинилась ему, так как стоило ей только взглянуть в это сильное, искаженное любовной мукой лицо, встретить взгляд его пылающих, манящих глаз, и она убеждалась в том, что он, как и она, захвачен этим жарким, огненным потоком их страсти, чувствуя только одно - его руки сжимают ее в своих объятиях, а рот не в силах оторваться от ее губ.

Наконец, послушная его страстной мольбе, она поменяла положение. Он направил ее на себя, а сам, как паша, уверенный, что ему не осмелятся перечить, откинулся на подушках. Она попыталась воспротивиться, но только на миг, а потом подчинилась и, гордо держа свое тело, опустилась на него.

- Так я могу видеть тебя всю, - хрипло произнес он. Глаза его, устремленные в темноту, расширились, разглядывая ее стройное, разгоряченное страстью тело, шелковистую округлость высоких, гордо стоящих грудей, выпуклость сосков, отвердевших от его яростных ласк.

Краска стыда заливала ее тело. Он засмеялся и медленно коснулся руками ее груди, узкой изящной талии. Его пальцы цепко держали ее, пока она обхватывала, обнимала его коленями, принимая его в глубь себя. Острое, как стрела, ощущение заставило ее тихонько вскрикнуть и начать двигаться, сперва медленно и беспомощно, и предательская краска стыда густой, медленной волной заливала ей грудь и лицо, пока постепенно они не нашли ритм, устраивавший их обоих.

Это уже были иные ощущения, хотя в чем-то еще более насыщающие, чем в самый первый раз их любовного экстаза. Но исход, как и тогда, был неизбежен: экстаз, изнеможение, насыщение такой силы, которую, казалось, невозможно было выдержать.

Она уснула, лежа с ним радом, и спала так крепко, что не слышала и не чувствовала ничего.

Когда она проснулась, рассвет еще не наступил, но на тахте радом с ней никого не было. Она лежала и ждала, что он сейчас вернется, но через несколько минут, проведя рукой по другой половине тахты, она обнаружила, что та давно остыла, словно он ушел сразу же, как только она уснула.

Она встала, пошла в ванную комнату и включила свет. То, что она увидела, поразило ее. Часто мигая, она стояла, оглядывая удивительное убранство комнаты. Она напоминала грот, с водопадом и маленьким прудом, который был окружен камнями и большими валунами и отделан черным мрамором. Среди камней цвели белые, розовые и зеленые орхидеи, росли какие-то растения с необыкновенно пышной листвой и папоротники. Обнаженная женщина, должно быть, выглядела здесь гурией, изнеженной и белокожей, оказавшейся здесь для того, чтобы утолить страсть своего хозяина.

Кэндис судорожно проглотила слюну и на мгновение закрыла глаза. Затем она сняла с крючка банную простыню, вышла из ванной и выключила свет. Завернувшись в мягкую махровую простыню, она подошла к окну и, повернув ручку холодными как лед руками, широко распахнула его.

Прямо перед ней в серой предрассветной дымке раннего утра высоко к небу поднимались тончайшие струи фонтана, с приглушенным звуком падая в черный пруд. Из чащи леса донеслись чистые и прозрачные звуки птичьего пения, насмешливые, словно эхо жестоко преданной любви... Это пела та самая легендарная птица тикау, которую редко кому удавалось увидеть, птица, про которую думали, что она призывает возлюбленного к тому, кто слышит ее пение.

Нет, не просто возлюбленного. Эта птица звала свою единственную любовь, свою единственную настоящую страсть...

Кэндис горько улыбнулась. Что ж, птица тикау звала к ней ее возлюбленного, но, как это часто бывает в легендах, она обманула, хотя сначала, казалось, и дала то, что обещала. В Соле Джеррарде было все, чего только могла желать женщина: дикий порыв, нежность, страсть и честность. В его объятиях она познала тот восторг, который нельзя было измерить обычными мерками, и то освобождение и покой, которые и радовали, и пугали ее.

Мягкое и ровное журчание фонтана, падающие струи которого морщили подвижную гладь пруда, монотонно отдавалось у нее в голове, где в сумасшедшем вихре кружились сейчас ее мысли.

Когда быстро наступивший тропический рассвет разлился над островом во всем великолепии своих розовых и золотистых красок, она все еще стояла у окна, глядя, как играют в свете наступающего утра тонкие струи фонтана. Тому, кто в эту минуту бесшумными шагами шел по дорожке, ведущей от фонтана к дому, она казалась призраком.

Когда он вошел в эту чудную, напоминавшую о недавних наслаждениях комнату, она не обернулась, ничем не показав, что заметила его приход. И только когда он подошел ближе и встал радом, она подняла на него свои огромные, пустые глаза. Он был одет так же, как и накануне, в темную рубашку и более темные брюки, но рукава его рубашки были до половины засучены, и в неярком свете раннего утра он казался холодным и суровым.

- Так сколько ты хочешь? - резко спросил он.

Она промолчала, но ресницы ее вздрогнули и опустились.

- Так сколько? - продолжал настаивать он. - Девственность пользуется изрядным спросом среди некоторых мужчин. Меня это, правда, никогда не волновало, но я готов возместить тебе потерю невинности. А ты была сегодня такой обворожительной, такой соблазнительной распутницей. Я редко получал такое наслаждение.

Она почувствовала, как что-то сдавило ей горло, ее голос звучал низко и глухо от обиды и боли, и она с трудом смогла произнести только его имя.

- Или ты пришла сюда, надеясь на более крупную добычу? Может быть, ты считаешь, что, являясь незаконной сестрой, ты имеешь полное право жить за ее счет?

Глаза ее вспыхнули яростным огнем. Он улыбался. Выражение его хищного, ястребиного лица сковало холодом ее сердце. Она закрыла лицо рукой и прошептала:

- Нет! Нет! Как ты можешь?..

Он собирался еще что-то сказать, но она сделала запрещающий жест рукой и, проглотив стоявший в горле ком, продолжила уже звонким, бесстрастным голосом:

- Я приехала на Фалаиси, надеясь, что увижу ее. Это все, что я хотела. Когда я узнала, что смогу встретиться с ней, я не могла упустить такую возможность. Я не собиралась говорить ей, кто я. Я даже не знала, известно ли ей то, что она дочь приемных родителей. Я бы сама никогда не сказала ей об этом. Я просто очень хотела увидеть ее. - Она умоляюще посмотрела на него. - Ты должен понять, Сол. Ведь она единственный родной мне человек.

- А твой отец?

Она упрямо сжала рот.

- Он сбежал в Австралию, когда узнал, что моя мать ждет ребенка. Еще мальчиком он приехал из Европы сразу после войны; никто не знал, кто он по национальности, но здесь ему дали фамилию Смит. Я пыталась найти его, но не смогла.

- Но даже если бы и смогла, вряд ли он был бы так же богат, как Стефани.

По ее бледным губам скользнула холодная улыбка.

- Я могу до хрипоты доказывать тебе, что мне не нужны твои проклятые деньги, но ведь ты все равно не поверишь мне! Еще хорошо, что я не питала никаких иллюзий, что ты будешь безумно счастлив узнать о какой-то невесть откуда взявшейся сестре, которая собирается выкинуть неизвестно какой трюк.

- У тебя есть прекрасная возможность доказать это, - сказал он. Он ждал, пока она подняла на него полный напряженного внимания взгляд, и ровным голосом произнес: - Ты уедешь и никогда больше не сделаешь ни одной попытки увидеться со Стефани.

Смертельная бледность покрыла ее лицо.

- Ты не понимаешь, о чем ты просишь, Сол. Имей хоть немного сострадания.

Но ни в тех словах, что сейчас прозвенели в воздухе, ни в его холодных глазах не было ни капли сострадания.

- Я не могу понять, почему тебе так необходимо встретиться со Стефани, но, даже если я и поверю, что у тебя нет никакого меркантильного интереса, посмотри на это с ее точки зрения. Она вряд ли будет в восторге от того, что у нее появилась сестра, с которой ее не связывает ничего, кроме, быть может, того, что они случайно родились от одной матери.

- Как ты можешь?.. - прошептала она побелевшими губами.

Он отвернулся и решительно засунул руки в карманы.

- Я думаю, что для всех будет лучше, если ты просто уйдешь из ее жизни, останешься для нее просто туристкой, с которой ей однажды довелось встретиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26