https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Sanita-Luxe/
– сказал Майа. – Кровь почти не идет.
Он искоса поглядел вправо. Двое солдат без гимнастерок, зажав в зубах сигареты, наводили порядок среди трупов. Рядом лежала груда одеял и стояли сложенные носилки. Крови не было видно, но повсюду были разбросаны лохмотья защитного цвета, прикрывавшие какие-то бесформенные куски. Двое солдат растягивали одеяло и складывали на него первые попавшиеся обрубки, а потом, когда, по их мнению, набиралось достаточно, взваливали тюк на носилки. Работали они не спеша, методически.
– С врачами всегда полезно поддерживать добрые отношения, а особенно в теперешние времена, – сказал Дьери. – Ведь не каждого станут лечить. Куда там. Им и вздохнуть некогда.
Когда они вошли в перевязочную, Майа затошнило от едкого запаха сукровицы и пота. Очереди ждали человек шестьдесят, большинство – на ногах. Некоторые сидели прямо на полу, привалясь к стене. Один из ожидавших, смертельно бледный, лежал посередине комнаты. Большинство было без рубашек, и пот стекал по их лицам, сбегал струйками с затылка, струился между лопаток.
В дальнем углу перед закрытой дверью сидел за столом низенький капрал, безусый блондинчик в какой-то фантастической форме. Стол был с умыслом поставлен так, чтобы загородить проход в операционную. Перед капралом лежала огромная книга для регистрации, какие-то разноцветные карточки, большие листы, отпечатанные типографским способом. Он то и дело записывал что-то на отрывном листке, затем переносил записанное в книгу, хватал отпечатанную типографским способом карточку, перечеркивал ее решительным движением синего карандаша и подкалывал скрепкой к странице книги. Время от времени он вскидывал голову и скучающе-надменным взглядом обводил раненых.
Все втроем они подошли к столу. Капрал, опустив глаза, стал копаться в своих записях.
– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли, – начал Дьери.
Низенький капрал даже головы не повернул. Безусый блондинчик, щеголь. Воздух вокруг него чуть благоухал одеколоном.
– Он занят.
– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли.
– Занят, – ответил капрал, почти не шевеля губами.
Дьери даже бровью не повел. Он прочно стоял перед столом. Стоял угрожающей громадой.
– Сходите, пожалуйста, за ним.
Капрал поднял голову, посмотрел на всех троих, не задержавшись ни на ком взглядом.
– Если вы ранены, – все так же не разжимая губ, сказал он, – станьте в хвост. Когда придет очередь, вас перевяжут.
– Да я не об этой царапине говорю, – сказал Дьери. – Соблаговолите передать помощнику хирурга Сирилли, что с ним хочет поговорить лейтенант Дьери. По срочному делу.
Говорил он вежливо, но голос его звучал сухо и отрывисто, как свист хлыста.
Капрал одним взглядом окинул Дьери с головы до ног. Дьери был без куртки, в одной рубашке, но зато брюки прекрасного покроя. Хорошие ботинки. Капрал поднялся.
– Попытаюсь его найти…
– Так-то лучше, попытайтесь, – с великолепной небрежностью бросил Дьери.
Он навис всей своей массой над столом, и холодные его глаза впились в капрала из-за толстых стекол очков.
– Попробую. Только он действительно очень занят.
– Скажите ему, что его хочет видеть лейтенант Дьери.
– Попытаюсь, – повторил капрал.
И скрылся за дверью. Александр расхохотался.
– А давно ты лейтенантом стал?
– Раз говорю, значит, надо.
– А этот тоже еще, стерва, – сказал Александр, – так бы и отрезал ему кое-что. Все равно ему без надобности.
– Сволочь, да еще из окопавшихся, – сказал Майа.
– Свинья!
– Давай сожжем все его бумажонки? – предложил Майа.
– А еще лучше отрежем ему кое-что, когда он вернется. Он и без этих подробностей прекрасно обойдется.
– Курва, – добавил Майа.
– «Он очень занят»! – передразнил Александр. – А задница твоя, сволочь, тоже очень занята?
– Поросенок!
– «Когда придет очередь – вас перевяжут», – продолжал передразнивать Александр. – А главное ведь, эта сволочуга прав.
– В том-то и беда!
– О ком это вы? – удивленно спросил Дьери.
– Об этой сволочи.
– А-а, – протянул Дьери, – я его и не заметил.
– А что бы ты стал делать, если бы твой трюк с лейтенантом не прошел?
Дьери вытащил из кармана пачку «голуаз».
– Все было предусмотрено. Но я сразу понял, что с этим сопляком надо действовать не бакшишем, а престижем.
– Благодари бога, что ты не нарвался на меня, – сказал Александр, – ведь со мной – где сядешь, там и слезешь.
Дьери окинул его холодным взглядом.
– А тебя бы я взял на обаяние.
В эту минуту вошел капрал. Он склонился перед Дьери с игривой вежливостью:
– Пройдите, пожалуйста, сюда, господин лейтенант.
Все трое очутились в абсолютно пустой комнате поменьше, выкрашенной в белый цвет. Широко открытое окно выходило в сад санатория. Вдруг справа or них внезапно распахнулась дверь. На пороге появился высокий молодой человек в белом халате, забрызганном кровью. Он быстро подошел к ним. Это был настоящий красавец.
– А-а, это вы, Дьери! – воскликнул он и открыл в улыбке два ряда ослепительных зубов. – А вестовой сказал, что меня хочет видеть какой-то лейтенант Дьери. Я и не догадался, что это вы. Чуть было вообще не отказался выйти.
Майа с улыбкой посмотрел на Дьери.
– Очевидно, вестовой ошибся, – примирительно сказал Дьери. – Разрешите, доктор…
Сирилли пожал руку Майа и Александру. Волосы у него были черные, безукоризненно гладкие, а лицо редкостной красоты.
– Пока что я еще не доктор. До войны я был интерном в Биша.
Он улыбнулся, и снова блеснули ярко-белые зубы.
– Чем могу вам служить?
– Приходите-ка сегодня вечером к нам пообедать, доктор, – сказал Дьери. – Отдохнете от вашего санатория, все-таки разнообразие, тем более что у нас превосходный шеф-повар.
И показал на Александра.
– Охотно, но пораньше, скажем, в шесть вас устроит?
– Вполне.
– С удовольствием выберусь из санатория. Мы тут совсем сбились с ног. С трудом урываешь свободный часок. А что это у вас с рукой?
– Где? – небрежно спросил Дьери. – Ах это, да так, пустяки. Просто в воздухе порхал осколочек снаряда, и я ухитрился его поймать.
Сирилли с озабоченным видом склонился над раной. Был он так хорош собой, что казалось – это не врач, а прославленный кинолюбовник, играющий в фильме роль врача.
– Страшного ничего, и рана чистая.
– Мы ее промыли виски.
– О, черт! Значит, вы свое виски пускаете на такие дела. Я лично предпочитаю его пить.
– Мы для вас кое-что приберегли, – быстро сказал Дьери. – Выпьете вечером вместе с нами.
Сирилли улыбнулся.
– Все-таки сделаем вам перевязочку.
Он ввел их в соседнюю комнату. Трое, а может, четверо молодых людей в белых халатах возились с ранеными. Здесь уже не пахло потом и кровью – все заглушал запах эфира. Белокурая сестра переходила от одного врача к другому и разносила бинты. Когда в комнату вошел Сирилли, она быстро оглянулась. Они обменялись улыбкой.
– У вас, должно быть, дела сверх головы.
Сирилли, не скупясь, поливал рану эфиром.
– А как же, – весело откликнулся он, – бывает до пятидесяти перевязок в час. А многие загибаются раньше, чем их успеваешь осмотреть.
К ним приблизилась белокурая сестричка. Она вложила в руку Сирилли бинт. Он поблагодарил ее, не подымая глаз.
– Здесь у нас только легкие ранения. Настоящая мясорубка в другом крыле.
И снова одарил их своей лучезарной улыбкой.
– А вы сделаете мне противостолбнячный укол?
Сирилли замялся.
– Конечно, стоило бы, но у нас так мало осталось сыворотки, что, в сущности, мы ее бережем для тяжелых больных.
Белокурая сестричка стояла рядом с Сирилли, обхватив ладонями свои круглые локти. И не шевелилась. Не глядела ни на кого. Будто ждала чего-то. Майа посмотрел на нее, и вдруг ему показалось, что он случайно попал в самый центр излучаемого ею света и тепла, не предназначавшихся ему. «Красивая ты баба, – подумал Майа. – Белая, розовая, и будто ждешь чего-то. Само ожидание, как августовский луг перед дождем».
– Вот и спеленали младенчика, – сказал Сирилли. – Через неделю останется только изящный рубец. Как раз такой, чтобы по возвращении растрогать домашних.
– Жаклина, – позвал кто-то из молодых людей в белых халатах.
Белокурая сестричка резко повернулась на каблуках и пошла на зов в дальний угол операционной, Майа завороженно глядел на ее мерно покачивающиеся бедра.
– Простите, – сказал Сирилли, – но дела у нас свыше головы…
– Значит, до вечера, – сказал Дьери.
– Буду ровно в шесть.
Но Дьери и не собирался уходить. Его щеки как-то величественно раздвинула улыбка. Такая ласковая и нежная, какой Майа не только не видел, но и не подозревал за ним.
– Будьте так добры, доктор. Притащите с собой шприц. Сделайте мне укольчик. На душе как-то спокойнее будет.
Сирилли улыбнулся.
– Ну, если вы уж так настаиваете!
И Майа решил, что Дьери, конечно, думает сейчас про себя: «Моя взяла!»
На небе по-прежнему сияло солнце Лазурного Берега. Пахло близким морем. Если хорошенько прислушаться, то можно было различить всплеск волны, умиравшей на песке. Майа жадно глотал свежий воздух… Вдруг он почувствовал себя ужасно счастливым. Он удивился, что все части тела при нем, что не чувствуется уже запаха эфира, что не видно уже крови.
– Послушай, Дьери, – сказал Александр, – ты бы мог воздержаться от приглашения твоего врачишки. Особенно к шести часам. Ведь небось не ты будешь возиться с обедом. Это как с твоей рукой. На все пускаешься, лишь бы воды не носить.
– Ну и слава богу, – ответил Дьери.
Они проходили мимо трупов. Все теперь было в порядке. Воинской шеренгой выстроены носилки, словно для последнего парада. Но, очевидно, у солдат было плоховато с глазомером. Одни тюки получились явно больше, чем положено. Другие же значительно меньше нормы. Майа заметил на одних носилках две левые ноги.
– Хоть бы Сирилли привел с собой эту самую Жаклину! Я бы с ней не заскучал, с этой Жаклиной. А если бы она на меня покусилась, ей не пришлось бы раскошеливаться.
Дьери изумленно поглядел на Александра.
– Какая еще Жаклина?
– Блондиночка, которая бинты подавала.
– А-а, – сказал Дьери, – а я и не заметил.
– Он, видите ли, не заметил! – взорвался Александр, воздев к небесам свои волосатые лапищи. – Нет, ты понимаешь, Майа, не заметил? А ты-то хоть, Майа, заметил? Как она на твой вкус?
– Недурна. Только насчет бюста слабовато.
– Вот уж без чего обойдусь, – сказал, стараясь быть беспристрастным, Александр, – мне бюст ни к чему.
Оба расхохотались. Потом одновременно закинули головы и посмотрели на небо, потому что как раз над ними пролетал канадский истребитель. Он был один с светлом полуденном небе и без помех кружил над берегом.
У ворот санатория Дьери остановился, кинул взгляд на свою забинтованную руку.
– Одно дело сделано, – удовлетворенно сказал он.
Потом повернулся к своим спутникам:
– Простите, ребята. Но мне надо идти. Должен кое с кем повидаться. Тороплюсь.
И ушел, не дожидаясь ответа. Александр уперся кулаками в бедра.
– Нет, это уж слишком! Вот уж действительно тип, готов всем глотку переесть, только бы…
– Не разоряйся, – сказал Майа, – я с тобой вполне согласен.
– А главное, это бревно чертово ухитрилось не заметить блондиночку!
– Потому что скупердяй!
– Что? – сказал Александр, удивленно подняв свои толстые брови. – Скупердяй? Какое же это имеет отношение?
– Разве ты сам не замечал, что обычно скупердяи бывают равнодушны к женщинам?
– Говори, говори еще, – сказал Александр. – Ты даже не представляешь, до чего полезно слушать твою чушь собачью.
Они захохотали, потом сделали несколько шагов в молчании. На солнце было тепло, приятно. Гравий скрипел у них под ногами.
– Александр, сегодня я пойду в Брэй-Дюн.
– А-а! – сказал Александр.
– Попытаюсь сесть на корабль.
– А-а!
Майа ждал взрыва, но ничего, кроме этого «а-а!» и молчания, не дождался.
– Если ты так говоришь, значит, ты все хорошо обдумал.
– Да.
– Ладно. Помогу тебе собрать вещи.
– Спасибо. Я вещей не возьму. Только сигареты.
И после этих слов тоже не последовало взрыва. Александр лишь головой покачал и улыбнулся.
– Скажешь о моем отъезде нашим. Я не желаю прощальных сцен.
– Пьерсон расстроится.
– Ничего не поделаешь.
– Ладно. Скажу ему.
И Александр добавил, слабо улыбнувшись:
– Хоть одну новость я узнаю раньше, чем он.
– Ну, привет, старик.
– Ты прямо сейчас и уходишь?
– Да.
– Не зайдешь в фургон за сигаретами?
– Они при мне. Я их еще тогда взял.
– Когда тогда?
– Еще до того, как Дьери ранило.
– Разреши спросить, когда же ты надумал?
– Когда Дьери заговорил о миллионах.
– Тоже еще со своими миллионами!
– Он хоть верит во что-то.
– Ерунду порешь, друг, – сказал Александр, но без обычной убежденности в голосе, скорее потому он это сказал, что такого ответа от него ждали.
– Да, дурачок, ерунду!
Но и эта фраза прозвучала фальшиво. Фальшиво до боли. Несколько шагов они прошли в молчании.
– Ну, привет, старик.
– Привет, Александр, желаю тебе удачи.
– Мне-то что уж! – сказал Александр.
Он поднес к губам указательный палец и, покусывая ноготь, стал смотреть вслед уходившему Майа.
Суббота, после полудня
По правую от себя руку, между двумя разбомбленными домами, Майа заметил в загоне дохлую лошадь с неестественно раздутым брюхом. Она валялась, задрав к небу все четыре копыта. В нескольких метрах от нее неподвижно стояли еще две лошади. Одна из них была ранена чуть пониже холки. А вторая держалась рядом, тесно прижавшись к ней боком, и время от времени лизала открытую рану. Вдруг раненая лошадь задрала морду, словно собиралась заржать. Она широко раскрыла рот, но никакого звука не последовало. Потом несколько раз помотала головой, и Майа уловил на мгновение взгляд ее кротких и грустных глаз, обращенных к нему. Потом раненая лошадь снова задрала голову, отступила на шаг, положила морду на холку подруги и закрыла глаза. Так она простояла несколько секунд, и во всей ее позе чувствовалась непостижимая усталость и кротость. Ее задние ноги все время дрожали.
Майа свернул с шоссе, пересек железнодорожные пути и взял влево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Он искоса поглядел вправо. Двое солдат без гимнастерок, зажав в зубах сигареты, наводили порядок среди трупов. Рядом лежала груда одеял и стояли сложенные носилки. Крови не было видно, но повсюду были разбросаны лохмотья защитного цвета, прикрывавшие какие-то бесформенные куски. Двое солдат растягивали одеяло и складывали на него первые попавшиеся обрубки, а потом, когда, по их мнению, набиралось достаточно, взваливали тюк на носилки. Работали они не спеша, методически.
– С врачами всегда полезно поддерживать добрые отношения, а особенно в теперешние времена, – сказал Дьери. – Ведь не каждого станут лечить. Куда там. Им и вздохнуть некогда.
Когда они вошли в перевязочную, Майа затошнило от едкого запаха сукровицы и пота. Очереди ждали человек шестьдесят, большинство – на ногах. Некоторые сидели прямо на полу, привалясь к стене. Один из ожидавших, смертельно бледный, лежал посередине комнаты. Большинство было без рубашек, и пот стекал по их лицам, сбегал струйками с затылка, струился между лопаток.
В дальнем углу перед закрытой дверью сидел за столом низенький капрал, безусый блондинчик в какой-то фантастической форме. Стол был с умыслом поставлен так, чтобы загородить проход в операционную. Перед капралом лежала огромная книга для регистрации, какие-то разноцветные карточки, большие листы, отпечатанные типографским способом. Он то и дело записывал что-то на отрывном листке, затем переносил записанное в книгу, хватал отпечатанную типографским способом карточку, перечеркивал ее решительным движением синего карандаша и подкалывал скрепкой к странице книги. Время от времени он вскидывал голову и скучающе-надменным взглядом обводил раненых.
Все втроем они подошли к столу. Капрал, опустив глаза, стал копаться в своих записях.
– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли, – начал Дьери.
Низенький капрал даже головы не повернул. Безусый блондинчик, щеголь. Воздух вокруг него чуть благоухал одеколоном.
– Он занят.
– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли.
– Занят, – ответил капрал, почти не шевеля губами.
Дьери даже бровью не повел. Он прочно стоял перед столом. Стоял угрожающей громадой.
– Сходите, пожалуйста, за ним.
Капрал поднял голову, посмотрел на всех троих, не задержавшись ни на ком взглядом.
– Если вы ранены, – все так же не разжимая губ, сказал он, – станьте в хвост. Когда придет очередь, вас перевяжут.
– Да я не об этой царапине говорю, – сказал Дьери. – Соблаговолите передать помощнику хирурга Сирилли, что с ним хочет поговорить лейтенант Дьери. По срочному делу.
Говорил он вежливо, но голос его звучал сухо и отрывисто, как свист хлыста.
Капрал одним взглядом окинул Дьери с головы до ног. Дьери был без куртки, в одной рубашке, но зато брюки прекрасного покроя. Хорошие ботинки. Капрал поднялся.
– Попытаюсь его найти…
– Так-то лучше, попытайтесь, – с великолепной небрежностью бросил Дьери.
Он навис всей своей массой над столом, и холодные его глаза впились в капрала из-за толстых стекол очков.
– Попробую. Только он действительно очень занят.
– Скажите ему, что его хочет видеть лейтенант Дьери.
– Попытаюсь, – повторил капрал.
И скрылся за дверью. Александр расхохотался.
– А давно ты лейтенантом стал?
– Раз говорю, значит, надо.
– А этот тоже еще, стерва, – сказал Александр, – так бы и отрезал ему кое-что. Все равно ему без надобности.
– Сволочь, да еще из окопавшихся, – сказал Майа.
– Свинья!
– Давай сожжем все его бумажонки? – предложил Майа.
– А еще лучше отрежем ему кое-что, когда он вернется. Он и без этих подробностей прекрасно обойдется.
– Курва, – добавил Майа.
– «Он очень занят»! – передразнил Александр. – А задница твоя, сволочь, тоже очень занята?
– Поросенок!
– «Когда придет очередь – вас перевяжут», – продолжал передразнивать Александр. – А главное ведь, эта сволочуга прав.
– В том-то и беда!
– О ком это вы? – удивленно спросил Дьери.
– Об этой сволочи.
– А-а, – протянул Дьери, – я его и не заметил.
– А что бы ты стал делать, если бы твой трюк с лейтенантом не прошел?
Дьери вытащил из кармана пачку «голуаз».
– Все было предусмотрено. Но я сразу понял, что с этим сопляком надо действовать не бакшишем, а престижем.
– Благодари бога, что ты не нарвался на меня, – сказал Александр, – ведь со мной – где сядешь, там и слезешь.
Дьери окинул его холодным взглядом.
– А тебя бы я взял на обаяние.
В эту минуту вошел капрал. Он склонился перед Дьери с игривой вежливостью:
– Пройдите, пожалуйста, сюда, господин лейтенант.
Все трое очутились в абсолютно пустой комнате поменьше, выкрашенной в белый цвет. Широко открытое окно выходило в сад санатория. Вдруг справа or них внезапно распахнулась дверь. На пороге появился высокий молодой человек в белом халате, забрызганном кровью. Он быстро подошел к ним. Это был настоящий красавец.
– А-а, это вы, Дьери! – воскликнул он и открыл в улыбке два ряда ослепительных зубов. – А вестовой сказал, что меня хочет видеть какой-то лейтенант Дьери. Я и не догадался, что это вы. Чуть было вообще не отказался выйти.
Майа с улыбкой посмотрел на Дьери.
– Очевидно, вестовой ошибся, – примирительно сказал Дьери. – Разрешите, доктор…
Сирилли пожал руку Майа и Александру. Волосы у него были черные, безукоризненно гладкие, а лицо редкостной красоты.
– Пока что я еще не доктор. До войны я был интерном в Биша.
Он улыбнулся, и снова блеснули ярко-белые зубы.
– Чем могу вам служить?
– Приходите-ка сегодня вечером к нам пообедать, доктор, – сказал Дьери. – Отдохнете от вашего санатория, все-таки разнообразие, тем более что у нас превосходный шеф-повар.
И показал на Александра.
– Охотно, но пораньше, скажем, в шесть вас устроит?
– Вполне.
– С удовольствием выберусь из санатория. Мы тут совсем сбились с ног. С трудом урываешь свободный часок. А что это у вас с рукой?
– Где? – небрежно спросил Дьери. – Ах это, да так, пустяки. Просто в воздухе порхал осколочек снаряда, и я ухитрился его поймать.
Сирилли с озабоченным видом склонился над раной. Был он так хорош собой, что казалось – это не врач, а прославленный кинолюбовник, играющий в фильме роль врача.
– Страшного ничего, и рана чистая.
– Мы ее промыли виски.
– О, черт! Значит, вы свое виски пускаете на такие дела. Я лично предпочитаю его пить.
– Мы для вас кое-что приберегли, – быстро сказал Дьери. – Выпьете вечером вместе с нами.
Сирилли улыбнулся.
– Все-таки сделаем вам перевязочку.
Он ввел их в соседнюю комнату. Трое, а может, четверо молодых людей в белых халатах возились с ранеными. Здесь уже не пахло потом и кровью – все заглушал запах эфира. Белокурая сестра переходила от одного врача к другому и разносила бинты. Когда в комнату вошел Сирилли, она быстро оглянулась. Они обменялись улыбкой.
– У вас, должно быть, дела сверх головы.
Сирилли, не скупясь, поливал рану эфиром.
– А как же, – весело откликнулся он, – бывает до пятидесяти перевязок в час. А многие загибаются раньше, чем их успеваешь осмотреть.
К ним приблизилась белокурая сестричка. Она вложила в руку Сирилли бинт. Он поблагодарил ее, не подымая глаз.
– Здесь у нас только легкие ранения. Настоящая мясорубка в другом крыле.
И снова одарил их своей лучезарной улыбкой.
– А вы сделаете мне противостолбнячный укол?
Сирилли замялся.
– Конечно, стоило бы, но у нас так мало осталось сыворотки, что, в сущности, мы ее бережем для тяжелых больных.
Белокурая сестричка стояла рядом с Сирилли, обхватив ладонями свои круглые локти. И не шевелилась. Не глядела ни на кого. Будто ждала чего-то. Майа посмотрел на нее, и вдруг ему показалось, что он случайно попал в самый центр излучаемого ею света и тепла, не предназначавшихся ему. «Красивая ты баба, – подумал Майа. – Белая, розовая, и будто ждешь чего-то. Само ожидание, как августовский луг перед дождем».
– Вот и спеленали младенчика, – сказал Сирилли. – Через неделю останется только изящный рубец. Как раз такой, чтобы по возвращении растрогать домашних.
– Жаклина, – позвал кто-то из молодых людей в белых халатах.
Белокурая сестричка резко повернулась на каблуках и пошла на зов в дальний угол операционной, Майа завороженно глядел на ее мерно покачивающиеся бедра.
– Простите, – сказал Сирилли, – но дела у нас свыше головы…
– Значит, до вечера, – сказал Дьери.
– Буду ровно в шесть.
Но Дьери и не собирался уходить. Его щеки как-то величественно раздвинула улыбка. Такая ласковая и нежная, какой Майа не только не видел, но и не подозревал за ним.
– Будьте так добры, доктор. Притащите с собой шприц. Сделайте мне укольчик. На душе как-то спокойнее будет.
Сирилли улыбнулся.
– Ну, если вы уж так настаиваете!
И Майа решил, что Дьери, конечно, думает сейчас про себя: «Моя взяла!»
На небе по-прежнему сияло солнце Лазурного Берега. Пахло близким морем. Если хорошенько прислушаться, то можно было различить всплеск волны, умиравшей на песке. Майа жадно глотал свежий воздух… Вдруг он почувствовал себя ужасно счастливым. Он удивился, что все части тела при нем, что не чувствуется уже запаха эфира, что не видно уже крови.
– Послушай, Дьери, – сказал Александр, – ты бы мог воздержаться от приглашения твоего врачишки. Особенно к шести часам. Ведь небось не ты будешь возиться с обедом. Это как с твоей рукой. На все пускаешься, лишь бы воды не носить.
– Ну и слава богу, – ответил Дьери.
Они проходили мимо трупов. Все теперь было в порядке. Воинской шеренгой выстроены носилки, словно для последнего парада. Но, очевидно, у солдат было плоховато с глазомером. Одни тюки получились явно больше, чем положено. Другие же значительно меньше нормы. Майа заметил на одних носилках две левые ноги.
– Хоть бы Сирилли привел с собой эту самую Жаклину! Я бы с ней не заскучал, с этой Жаклиной. А если бы она на меня покусилась, ей не пришлось бы раскошеливаться.
Дьери изумленно поглядел на Александра.
– Какая еще Жаклина?
– Блондиночка, которая бинты подавала.
– А-а, – сказал Дьери, – а я и не заметил.
– Он, видите ли, не заметил! – взорвался Александр, воздев к небесам свои волосатые лапищи. – Нет, ты понимаешь, Майа, не заметил? А ты-то хоть, Майа, заметил? Как она на твой вкус?
– Недурна. Только насчет бюста слабовато.
– Вот уж без чего обойдусь, – сказал, стараясь быть беспристрастным, Александр, – мне бюст ни к чему.
Оба расхохотались. Потом одновременно закинули головы и посмотрели на небо, потому что как раз над ними пролетал канадский истребитель. Он был один с светлом полуденном небе и без помех кружил над берегом.
У ворот санатория Дьери остановился, кинул взгляд на свою забинтованную руку.
– Одно дело сделано, – удовлетворенно сказал он.
Потом повернулся к своим спутникам:
– Простите, ребята. Но мне надо идти. Должен кое с кем повидаться. Тороплюсь.
И ушел, не дожидаясь ответа. Александр уперся кулаками в бедра.
– Нет, это уж слишком! Вот уж действительно тип, готов всем глотку переесть, только бы…
– Не разоряйся, – сказал Майа, – я с тобой вполне согласен.
– А главное, это бревно чертово ухитрилось не заметить блондиночку!
– Потому что скупердяй!
– Что? – сказал Александр, удивленно подняв свои толстые брови. – Скупердяй? Какое же это имеет отношение?
– Разве ты сам не замечал, что обычно скупердяи бывают равнодушны к женщинам?
– Говори, говори еще, – сказал Александр. – Ты даже не представляешь, до чего полезно слушать твою чушь собачью.
Они захохотали, потом сделали несколько шагов в молчании. На солнце было тепло, приятно. Гравий скрипел у них под ногами.
– Александр, сегодня я пойду в Брэй-Дюн.
– А-а! – сказал Александр.
– Попытаюсь сесть на корабль.
– А-а!
Майа ждал взрыва, но ничего, кроме этого «а-а!» и молчания, не дождался.
– Если ты так говоришь, значит, ты все хорошо обдумал.
– Да.
– Ладно. Помогу тебе собрать вещи.
– Спасибо. Я вещей не возьму. Только сигареты.
И после этих слов тоже не последовало взрыва. Александр лишь головой покачал и улыбнулся.
– Скажешь о моем отъезде нашим. Я не желаю прощальных сцен.
– Пьерсон расстроится.
– Ничего не поделаешь.
– Ладно. Скажу ему.
И Александр добавил, слабо улыбнувшись:
– Хоть одну новость я узнаю раньше, чем он.
– Ну, привет, старик.
– Ты прямо сейчас и уходишь?
– Да.
– Не зайдешь в фургон за сигаретами?
– Они при мне. Я их еще тогда взял.
– Когда тогда?
– Еще до того, как Дьери ранило.
– Разреши спросить, когда же ты надумал?
– Когда Дьери заговорил о миллионах.
– Тоже еще со своими миллионами!
– Он хоть верит во что-то.
– Ерунду порешь, друг, – сказал Александр, но без обычной убежденности в голосе, скорее потому он это сказал, что такого ответа от него ждали.
– Да, дурачок, ерунду!
Но и эта фраза прозвучала фальшиво. Фальшиво до боли. Несколько шагов они прошли в молчании.
– Ну, привет, старик.
– Привет, Александр, желаю тебе удачи.
– Мне-то что уж! – сказал Александр.
Он поднес к губам указательный палец и, покусывая ноготь, стал смотреть вслед уходившему Майа.
Суббота, после полудня
По правую от себя руку, между двумя разбомбленными домами, Майа заметил в загоне дохлую лошадь с неестественно раздутым брюхом. Она валялась, задрав к небу все четыре копыта. В нескольких метрах от нее неподвижно стояли еще две лошади. Одна из них была ранена чуть пониже холки. А вторая держалась рядом, тесно прижавшись к ней боком, и время от времени лизала открытую рану. Вдруг раненая лошадь задрала морду, словно собиралась заржать. Она широко раскрыла рот, но никакого звука не последовало. Потом несколько раз помотала головой, и Майа уловил на мгновение взгляд ее кротких и грустных глаз, обращенных к нему. Потом раненая лошадь снова задрала голову, отступила на шаг, положила морду на холку подруги и закрыла глаза. Так она простояла несколько секунд, и во всей ее позе чувствовалась непостижимая усталость и кротость. Ее задние ноги все время дрожали.
Майа свернул с шоссе, пересек железнодорожные пути и взял влево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27