Он рассказал мне обо всем, что там произошло.
Итак, Викки сидела на диване и курила, пока Питер, стоя у зеркальной стены, возился с панелью автоматических переключателей.
– Я что-то не понимаю, Питер, – сказала Викки. – Как человек может «потерять» свой встроенный бар?
Питер продолжал колдовать над панелью. Кнопок не так уж и много. Всего штук шесть. Какая же из них?
– Клянусь, – ответил Питер, – бар был здесь минуту назад.
Он нажал кнопку «В», надеясь, что это означает «встроенный бар», однако же это была просто кнопка «В», третья после «А» и «Б». Когда Питер нажал на нее, диван, на котором сидела Викки, поднялся в воздух, сбросил девушку на пол, а затем растянулся над ней в полную длину.
Питер не обратил на это внимания. Он нажал на кнопку «Б», думая, что это «бар», и, по чистому совпадению, это сработало. Если бы слово «осел» начиналось с буквы «А», то Питеру не пришлось бы долго раздумывать.
– Нашел! – радостно закричал Питер, по всей комнате ища глазами Викки. – Викки, ты где?
– Не знаю! – раздался откуда-то ее приглушенный голос.
Питер заметил сигаретный дым, поднимающийся из-под дивана. Подавив первоначальное желание позвать кого-нибудь на помощь, он опустился на колени и сам вызволил Викки оттуда.
– Питер, – выдохнула Викки, выбравшись наружу. – Твой диван напрыгнул на меня, как какое-то животное! Кто бы знал, что ты такой опасный.
– Прости, прости меня, пожалуйста, – покаянно извинялся Питер. – Я такой неуклюжий. Наверное, я просто выпил слишком много шерри, пока готовил.
– Ты готовил для меня? – изумилась Викки. – Ни один мужчина еще не делал для меня этого. Я так… голодна!
Питер заморгал.
– Вообще-то, я не готовил… здесь, в моей квартире… для нас. Я готовил в квартире Кэтча. – Теперь он сам припер себя к стенке. Зачем ему готовить в квартире Кэтча? – Для… Кэтча.
– О, вот как.
– Но ты здесь всего минуту. – Он направился к бару, где взял пару стаканов для мартини. Как попугай, он повторил то, что я сказал ему у него дома и что совсем не предназначалось для ушей Викки. – Давай побудем здесь еще девять минут, и мы забудем об ужине.
Он ничего не сказал мне о ее реакции на такое заявление, возможно, потому что слишком нервничал и не обратил на это внимания.
Питер наливал джин в графин, пока Викки рассматривала фотографии на моих стенах.
– Это твои родители? – спросила она, указывая на одну из них.
Питер взглянул на стену и тут же снова занялся коктейлями, выверяя количество вермута.
– Нет, это родители Кэтча.
Викки, естественно, это показалось очень странным.
– Почему у тебя в квартире висит фотография родителей Кэтча?
Питер наконец сообразил, что к чему, и попытался сменить тему.
– Давай послушаем музыку! – нашелся он и нажал кнопку проигрывателя.
Одна из пластинок упала с автоматической подачи на вертушку, и в комнате тотчас раздались бравурные звуки «Торжественной увертюры, 1812 год» Чайковского.
С перепугу Питер нажал на другую кнопку.
В комнате погас свет.
Словно обезумев, он принялся нажимать на все кнопки подряд, колотя панель, как боксерскую грушу. Скорость подскочила до сорока пяти, потом перевалила за семьдесят восемь. Свет то выключался, то включался. Диван то раздвигался, то сдвигался. Когда Питер стал нажимать на кнопки двумя руками, пластинки начали выскакивать из проигрывателя, как летающие тарелки.
Питер и Викки, защищаясь от них диванными подушками, пытались докричаться друг до друга посреди этого хаоса.
– Прости, Викки, – извиняющимся тоном кричал Питер. – Знаю, я обещал тебе романтический домашний ужин.
– Может быть, нам стоит пойти в более спокойное место, – в ответ ему прокричала Викки, – например, в «Устричный бар» на Центральном вокзале!
– Отличная идея! – воскликнул Питер. – Я не в силах находиться здесь еще восемь минут! Пошли ужинать!
Он схватил ее за руку, и они побежали к двери.
Лично я никогда не забуду этот случай. Единственный раз, когда я получил серьезное нарекание от своей приходящей домработницы.
Барбара
Мы оставили стол в настоящих руинах: свечи в подсвечниках, оплывающие воском, остатки еды, разбросанные по скатерти. Это напомнило мне сцену из фильма «Том Джонс».
А теперь Зип кое-что шептал мне на ушко:
– А сейчас как? Скажи, когда я найду правильную точку. Положи сюда руку и направляй меня в нужное место.
– Почти… почти… О, Зип! – выдохнула я.
Конечно, я не раз делала это в своей жизни, но никогда с таким большим инструментом.
Успокойтесь, дорогой читатель. Налейте себе стаканчик водички со льдом.
Если уж я решилась на полное признание, то думаю, будет честно с моей стороны идти до конца.
Хм, этот диалог мог бы положить неплохое начало новой серии книг Барбары Новак, скажем, коротеньких сексуальных рассказов. (Хотя не думаю, что издатель, напечатавший их, вышел бы сухим из воды!)
Тем не менее правда заключается в том, что картина, столь откровенно воссозданная мной, – сплошная выдумка.
Вот что на самом деле происходило.
После ужина мы с Зипом вышли на его великолепный балкон. Перед нами расстилался ночной Манхэттен во всей своей красе: многочисленные огоньки поблескивали, как драгоценные камни, разбросанные по черному бархату в ювелирном магазине.
Над нами светила полная луна, до которой, казалось, можно дотянуться рукой.
Все было так романтично.
Однако, думаю, вы не слишком удивитесь, если я скажу, что астронавты смотрят на луну не так, как большинство людей. У Зипа на балконе стоял мощный высокотехнологичный телескоп, и теперь он показывал мне, как им пользоваться.
Одной рукой Зип обнимал меня, а другой держал мою руку и помогал найти нужный угол зрения. Мы почти касались друг друга щеками.
– Вот! – воскликнула я, сощурив один глаз и пристально глядя в фокус телескопа. – Теперь идеально чисто. О, Зип! Никогда в жизни не видела ничего более красивого!
– Я тоже.
У меня вырвался смешок.
– Но ведь ты даже в телескоп не смотришь.
– Знаю, – выдохнул Зип.
Не понимая, куда он клонит, я повернула голову, и в то же мгновение наши глаза встретились.
Он все это время смотрел на меня. Он что, имел в виду, что я красива?
Я не могла пошевелиться. Внутри меня полыхал пожар.
В моем мозгу промелькнули тысячи вариантов различных позиций из астрологической таблицы сексуальной совместимости, которую я бы поместила в приложении, если бы начала писать сборник маленьких рассказов. Я чувствовала себя как женщина, которая открывает коробку шоколадных конфет и хочет надкусить каждую из них.
Но я не сделала этого. Я положила крышку от коробки обратно.
Хорошо-хорошо, знаю, вы возмущены. Погодите, я объясню вам, почему же, черт возьми, все-таки нет.
А все потому, что в этот момент мое сердце поразил мощный раскат грома и невидимая молния ярко осветила все темные уголки моей души.
И я поняла, что мое чувство было не просто физическим желанием. Это было нечто большее. И я чертовски испугалась.
Секс должен оставаться всего лишь игрой – маленьким развлечением для двух равноправных взрослых людей, маленькой передышкой на пути карьерного роста.
Однако я опять оказалась в ситуации, когда эмоционально гораздо больше, нежели мой партнер, была вовлечена в зарождающиеся любовные отношения.
Грубое нарушение правил теории «К черту любовь».
Поэтому, глубоко вздохнув и поежившись, я медленно освободила свою руку из-под ладони Зипа и вернулась к кофейному столику, где мы несколько минут назад наслаждались десертом.
– Десерт просто восхитительный, – придя в себя после нескольких ложек шоколадного суфле, сказала я. – Ты превзошел самого себя.
– Что ж, – хрипловатым голосом произнес Зип, – я мечтал об идеальном завершении идеального вечера.
Я повернулась к нему. Наши глаза встретились. Время остановилось. О черт!
Мои колени подогнулись, и я вынуждена была сесть на диван.
Зип присел рядом со мной. Затем он прошептал те слова, которые я так долго хотела услышать. Слова, означающие, что все еще может получиться.
– Я никогда прежде не был так готов идти в постель.
Дзинь! В моей голове раздалась трель маленького звоночка.
Забудем обо всем, что я говорила раньше. Он готов. Я более чем готова. Два равноправных взрослых человека друг против друга на тропе войны полов.
Разберусь во всем завтра утром.
– Я очень рада, что ты так думаешь, – выдохнула я со слезами счастья на глазах. Ложка со звоном упала из моих рук на дно стеклянной вазочки с остатками шоколадного суфле. – Знаешь, я тоже так думаю.
– Что ж, очень хорошо, – протянул он, глядя на меня, – тогда пора в постель.
Дзинь! Дзинь! Дзинь! Маленький звоночек в моей голове прозвенел три раз подряд. Дрожа от возбуждения, я взяла его за руку.
Он не сводил с меня глаз. Я подалась вперед и закрыла глаза, ожидая поцелуя. Затем он прошептал с сексуальными нотками в голосе:
– Позволь вызвать для тебя такси. Вам! Мой взгляд заметался из стороны в сторону, а в голове раздался визг тормозов, как при резкой остановке машины, мчавшейся на большой скорости.
– Такси? – повторила я вслед за ним, как полная идиотка.
Зип в удивлении уставился на меня, растерянное выражение лица придавало ему даже более мужественный вид.
Затем в его глазах загорелся огонек.
– О! Когда я сказал про постель, ты думала, я имел в виду… постель! – Он поспешно вскочил с дивана, как маленький мальчик, которого только что застукали с банкой варенья. – Прости, Барбара! Но… господи… ты ведь первый раз у меня дома… и мы только начинаем узнавать друг друга…
Я встала, поправила юбку и волосы, затем натянуто улыбнулась.
– Ничего, Зип. Все хорошо. Давай скажем друг другу спокойной ночи. И… – я протянула ему руку, – до свидания.
– До свидания?! – воскликнул Зип. – Ты имеешь в виду – навсегда?
– Боюсь, что да, Зип. Я начинаю чувствовать, что… видишь ли, я просто начинаю чувствовать.
Он кинулся к двери и загородил выход.
– Ты не могла бы дать мне еще один шанс? – взмолился он.
– Я бы очень хотела, Зип, – сказала я, решив более не отступать от принципов теории «К черту любовь». – Я бы правда очень хотела. Но именно из-за того, что очень этого хочу, именно по этой причине я и не могу.
Тут он неожиданно взял мое лицо в руки и поцеловал меня – нежно, страстно и очень искусно.
Астронавт вознес меня прямо на Луну.
Когда мы наконец оторвались друг от друга, я несколько секунд смотрела на него непонимающим взглядом, приходя в себя. Маленькие звоночки в моей голове превратились в колокольный звон, наподобие заутрени в «Рождественских историях» Диккенса.
– Хорошо, – произнесла я сиплым голосом. – Еще один шанс… И… пожалуй, я возьму остатки шоколадного суфле с собой.
Взяв в одну руку пальто, в другую десерт и шатаясь из стороны в сторону, как пьяница, пытающийся сохранить равновесие при виде полицейского, я направилась к двери и вышла из квартиры.
Кэтчер
Барбара ушла, закрыв за собой дверь, а я все стоял, не двигаясь, после нашего страстного поцелуя. Наконец я пошевелился. На полусогнутых ногах подошел к столу, взял ведерко, в котором стояла бутылка шампанского, и потащил на балкон. Там я поднял его над собой, набрал в легкие побольше воздуху и совершил то, что мне сейчас больше всего было нужно.
А именно – принять холодный душ.
Обретя над собой контроль, я решил, что мне следует вернуться в свою квартиру и поискать там спасения.
Пока ехал в лифте, я снял очки Зипа Мартина и стал размышлять над тем, что со мной происходило. Что бы это ни было, мне сейчас могло помочь только одно средство – скотч со льдом и полное уединение в моей славной холостяцкой квартирке. Когда двери лифта открылись, я услышал приглушенные звуки джаза, доносящиеся непонятно откуда. Я с легкостью узнал джаз-группу, потому что по чистой случайности у меня имелась абсолютно такая же пластинка. Через минуту я осознал, что именно эту запись и слышу. Из моей собственной квартиры.
Я подошел к двери и открыл ее ключом. Когда в лицо мне хлынул дым, я испугался но затем быстро успокоился, поняв, что это не пожар.
«В КВАРТИРЕ ПОЛНО БИТНИКОВ, И У НИХ ЗДЕСЬ ВЕЧЕРИНКА!» – пронеслось у меня в мозгу.
– Простите, – спросил я проходящего мимо представителя контркультуры. – Вы, случайно, не видели Питера Мак-Маннуса?
– Вы имеете в виду Кудесника? – переспросил меня Джек Керуак-младший. Он махнул рукой в глубь комнаты. – Он там.
Я нашел глазами человека, на которого мне указывали, и с трудом распознал в нем Питера. Не сразу, конечно. На это потребовалось несколько секунд. Мой друг восседал на столике бара по-турецки, босой, на голове у него был берет, а вокруг шеи – бусы. Он то появлялся, то снова исчезал за зеркальной стеной.
Я решительно направился к нему, нажал на кнопку, чтобы остановить бар и вытащить моего с трудом узнаваемого друга из фантазийного Зазеркалья.
– Питер? – позвал я.
Он качнул головой в мою сторону.
– Ты звонил в дверь?
– Нет, Мейнард. Я открыл своим ключом. Как попали сюда все эти люди?
Питер мечтательно улыбнулся.
– Я пригласил Викки в «Гринвич-Виллидж» на чашечку кофе. Представляешь, на кофейню был совершен налет, и я пригласил всех сюда. Ты врубаешься, папочка-а-а?
Я оглядел комнату и вдруг заметил девушку с подведенными глазами, на которой не было ничего, кроме берета и тяжелых ботинок. Поражало и то, что все ее интимные места были прикрыты черными густыми волосами в стиле леди Годивы. Она направлялась прямо ко мне. Мое мнение о вечеринке резко изменилось.
– Да, врубаюсь, – заверил я Питера. – После вынужденной посадки длиною в двадцать четыре дня астронавту не терпится полетать.
Я нажал на кнопку, и Питер опять исчез за зеркальной стеной. Я не собирался ни с кем делиться. Особенно таким лакомым кусочком.
Я улыбался, глядя на нее. Восхищаясь тем, как искусно длинные волосы скрывали ее наготу, я лихорадочно вспоминал, где у меня хранился веер.
– Спроси, почему я в трауре, – сказала она скорбным голосом.
– Почему ты в трауре, детка? – спросил я, подыгрывая ей.
– Я в трауре, потому что тебя одели в саван из костюма и галстука, в котором Мэдисон-авеню похоронит тебя заживо, – изрекла она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19