Все для ванны, советую
Комиссию поразила простота устройства нового автомата, удобство разборки и сборки.
В автомате Шпагина совершенно не было винтовых устройств – боец мог обходиться без отвертки: достаточно было отстегнуть застежку, чтобы деталь за деталью разобрать весь автомат. Оказалось в автомате и еще много достоинств. Шпагину удалось достичь большей начальной скорости пули, чем в автоматах иностранных марок и ППД, сделать переключатель для одиночной и непрерывной стрельбы и т. д.
Но некоторые из членов комиссии, вероятно уже осведомленные о результатах обсуждения в наркомате, выразили сомнения в прочности системы и предложили при испытании автомата на живучесть произвести не пятьдесят тысяч положенных выстрелов, а семьдесят. Шпагина это предложение обескуражило. Он даже подумал, что оно исходит от его недругов, а может быть, и вредителей. У него вдруг защемило сердце, чего раньше никогда не бывало. Он ушел в лесок в сторону от стрельбища и сел на пенек у старой сосны. Он слышал трескотню автоматных очередей, но так как для сравнения стреляли одновременно из ППД и некоторых иностранных автоматов, не мог разобрать голоса своей машины. Сердце кололо. Шпагин лег на траву, успокоился и, хотя автоматы яростно трещали, уснул. Напряжение последних дней было так велико, что стоило ему лишь сомкнуть глаза, как крепкий сон сразу же сковал его.
Он не проснулся бы, вероятно, до утра, но его хватились. Кто-то видел, как Шпагин шел в лес. К нему прибежал Гриша Шухов, взятый на полигон стрелком:
– Георгий Семенович, вставайте, вас ищут. Победа! Честное слово, победа! Автомат без единой поломки сделал семьдесят тысяч выстрелов!
В мае – июне 1941 года – в самый канун войны – энскому заводу было поручено приступить к серийному производству автоматов ППШ (пистолет-пулемет Шпагина).
38
Энский завод все еще не был достроен, поэтому организация массового производства ППШ сразу же натолкнулась на серьезные трудности. Не хватало помещений, не хватало нужной оснастки, недоставало специалистов и рабочих. А самое главное – на заводе почти не было прессового оборудования, так как он предназначался для производства автоматов Дегтярева, в которых штамповочные работы не проектировались.
В связи с изменением технологии приходилось срочно создавать кузнечно-прессовый цех, доставать и монтировать гидравлические прессы.
На это ушло немало времени. Шпагин нервничал, ездил в наркомат, жаловался в военное ведомство.
Наконец, когда все, кажется, уже было готово и завод начал производство ППШ, выяснилось, что в кузнечно-прессовом цехе смонтированы маломощные прессы. Они не могли из трехмиллиметрового листа штамповать необходимую вырубку. Пришлось мельчить операции, усложнять работу, делать главные штампованные части в несколько приемов.
Это бесило Шпагина. В воздухе пахло порохом. Что будет, если вспыхнет война? Можно ли при таком оборудовании организовать массовый выпуск автоматов?
Надо было срочно исправлять положение. Шпагин поехал в Москву и, добившись приема у Наркома, высказал свои сомнения.
Нарком внимательно выслушал его и немедленно позвонил в Кремль.
На другой день, когда Шпагин явился на завод, там уже была получена телеграмма: «Срочно высылайте людей для приемки выделенного вам двухсоттонного пресса».
Шпагин просиял и чуть не заплясал от радости, но счастливое выражение исчезло с его лица так же быстро, как и появилось.
– Вы что это приуныли вдруг? – спросил директор.
– Боюсь, что опять начнется волокита.
– С прессом?
– Да… Ведь его нужно демонтировать, погрузить на платформы. А платформ может не быть.
– Ну-ну, пустое… Я сам прослежу за доставкой, пошлю надежных людей.
– Это хорошо, но ведь монтаж тоже может затянуться на месяцы?
– А мы на что? Давайте вместе возьмем это дело под личный контроль. Согласны?
Шпагин пожал протянутую руку и ушел от директора успокоенный.
В середине июня большой пресс был смонтирован и опробован в работе. И директору, и мастерам, и рабочим было ясно, что теперь завод может начать действительно массовый выпуск автоматов.
Шпагин долго сосредоточенно смотрел, как из-под пресса с методической размеренностью вылетали готовые части автомата. Сердце его радостно стучало. На глазах выступили слезы.
Директор заметил это и подошел к конструктору:
– Ну, вот видите, Георгий Семенович, как дело-то пошло! Вы собирались навестить своих. Теперь самое время. Поезжайте, отдохните и возвращайтесь со свежими силами.
Ночью Шпагин был уже в родном городке. По сонным улицам он направился к дому. Осторожно, чтоб не разбудить детей, постучал в дверь. Ему открыла жена, напоила чаем и уложила спать. Было решено с утра всей семьей отправиться в лес, провести воскресенье на природе, покупаться, половить рыбу, побродить по душистым лугам.
В то памятное воскресенье рабочие с семьями утром отправились в лес на берег реки. Завком выделил для этого автомашины, вывез буфет.
На лужайке, под тенистым дубом, играл оркестр. Молодежь танцевала. Шпагин, встретив старых друзей, пошел с ними прогуляться по берегу.
Вдруг из-за кустов на тропинку выехал велосипедист и замахал белым платком.
Шпагин с друзьями остановился: «Что это он?»
Велосипедист, растрепанный, в мокрой майке, подъехал к ним и, тяжело дыша, облизав запекшиеся губы, выдохнул:
– Товарищи, война!..
В тот же день Шпагин вернулся в Энск и сразу направился на завод. Еще издалека он услышал гул толпы. В заводском дворе шел митинг второй смены. Рабочие стояли, сурово сдвинув брови, и слушали гневные речи. Многие из них записывались в добровольцы, другие клялись работать день и ночь, чтобы удвоить, утроить выпуск автоматов.
Шпагин протиснулся сквозь толпу к наскоро сбитой трибуне. Его заметили, попросили выступить.
Шпагин чувствовал смертельную усталость. Во рту пересохло, он тяжело дышал. А рабочие, услышав его фамилию, притихли, ждали.
Шпагин вышел вперед, сорвал кепку, откинул набок влажные волосы:
– Товарищи, случилось самое страшное. Фашисты напали на нас неожиданно, внезапно. Они рассчитывают вызвать в наших рядах растерянность и панику, подавить наши войска превосходством техники, запугать население жестокими расправами.
Он глубоко вздохнул, подбирая слова.
– Мы знаем, битва будет нелегкой. Мы знаем, что враг силен, коварен и опытен… Но он не запугает нас. Мы поднимемся все, как один. Мы способны выставить войск вдвое больше. Нужно лишь дать этим войскам современное оружие. А это зависит от нас. Мы должны удвоить, утроить, удесятерить выпуск автоматов. В этом – наша главная задача! В этом – наш священный долг!
– Правильно! Верно! – раздались голоса. Толпа зашумела, зааплодировала. Кто-то крикнул: «Ура!» – и оно гулко раскатилось по всей территории завода.
39
Вести с фронтов день ото дня становились тревожней. Наши войска отступали, оставляя врагу села, города, целые области. Помимо авиации и танков противник бросал в бой все новые и новые пехотные дивизии, вооруженные автоматическим оружием. Вражеские автоматчики заходили с флангов, появлялись в тылу. Дикая трескотня автоматов в первые дни обескураживала наших бойцов, сеяла панику. В эти грозные дни родные переслали Шпагину письмо с фронта, сложенное треугольничком.
«Дорогой Георгий Семенович!
Я снова воюю и спешу сообщить Вам кое-что о наших делах. Гитлеровцы прут и прут, как очумелые. Они вооружены до зубов. У каждого солдата – автомат Шмайсера. Нам очень трудно. Вынуждены пока отступать… Передайте рабочим, инженерам, конструкторам, что бойцы и офицеры с нетерпением ждут Ваш автомат. Выпускайте автоматы как можно скорее и как можно в большем количестве. Дайте нам новейшее оружие, и мы разобьем врага.
По поручению бойцов
младший сержант, бывший стрелок-испытатель,
Григорий Шухов».
В обеденные перерывы Шпагин зачитал это письмо в главных цехах. Рабочие приняли на себя повышенные обязательства. Несколько молодежных бригад объявили себя «фронтовыми». Было решено выпустить сверх плана пятьдесят автоматов и послать их в часть, где служил Григорий Шухов.
Шпагин в это время получил возможность ознакомиться с трофейным автоматом Шмайсера. Он почти не отличался от «Рейн-металла». Шпагин принес его на завод, показал рабочим.
– Наш лучше, надежней!
– А главное – проще, удобней для бойца.
– Главнее всего – легче в изготовлении. Скоро мы запустим его на поток…
Шпагин между тем дни и ночи проводил в цехах. Он тщательно следил за работами, на ходу внося упрощения и улучшения в конструкцию.
А фронт с каждым днем приближался к Москве. Уже пали Минск и Смоленск. Завод неоднократно пытались бомбить вражеские пикировщики.
Завешанный маскировочными сетками, раскрашенный защитными зигзагами, погруженный в темноту, завод продолжал ковать оружие для фронта.
Когда спускалась темнота, из его ворот уходили зеленые машины, крытые брезентом или замаскированные ветками. Они увозили оружие прямо на фронт.
40
Шпагину отвели маленькую комнатку в общежитии ИТР, но он там не показывался. Дни и вечера проходили в горячих делах, а ночью идти в общежитие уже не было сил. Он спал у себя в кабинете на диване или склонясь за столом, готовый вскочить в любую минуту,
Враг остервенело рвался к Москве. Завод превращался в своеобразную крепость: на крышах его цехов стояли зенитные пулеметы, вокруг завода – зенитные пушки. Было введено казарменное положение.
Начальники цехов, мастера и рабочие наиболее важных узлов переселились в цехи. Красные уголки и конторские помещения были превращены в общежития. Одна смена работала, другая отдыхала и несла охрану завода. Рабочий день по воле рабочих с восьми увеличился до 11–12 часов. От трехсменной работы перешли на двухсменную, чтобы заменить людей, которые ушли на фронт. К станкам пришла молодежь, женщины, старики-пенсионеры.
Шпагину в кабинет поставили походную кровать, надеясь, что он будет спать хоть урывками, в ночные часы.
После тяжелого дня, проведенного в цехах, Георгий Семенович снимал сапоги и, не раздеваясь, ложился отдохнуть.
Однако Шпагин не мог уснуть. Помимо нервировавшей всех воздушной тревоги с диким завыванием сирен его мучила душевная тревога. Это была тревога за семью, оставленную в родном городе, подвергавшемся бомбежкам, и за свой автомат.
Раньше Шпагина мучило лишь одно: как покажет себя автомат на испытаниях, примут ли его на вооружение армии? И когда автомат показал себя с лучшей стороны, он подумал: «Ну, теперь отдохну – трудности уже позади!»
Но с принятием автомата к производству возникли новые трудности. Нужно было участвовать в разработке технологии, упрощать и совершенствовать отдельные детали и части автомата. В связи с этим возникли споры, конфликты и множество самых непредвиденных дел, которые буквально закружили его.
«Вот наладим производство, – думал он, – тогда передохну, съезжу домой».
Но как только первые партии серийных автоматов были отправлены на фронт, Шпагин понял, что самая большая тревога только начинается.
Как покажут себя автоматы в боевой обстановке? Не будет ли осечек, заеданий, отказов в стрельбе? Достаточна ли их убойная сила? Ведь от них теперь зависит успех ближнего боя, жизнь сотен, а может быть, и тысяч людей… Эти мысли преследовали конструктора и днем и ночью.
Вот и сегодня, проведя день на важнейших участках производства – штамповке и сборке, уже поздно вечером он пришел в свой кабинет и лег на походную кровать.
Казалось, что после многих бессонных ночей, проведенных в убежище, под бомбами, сон мгновенно скует его тело, но нет – сон не шел. Его отгоняла все та же мысль: как автоматы?
Шпагин поднялся, по прямому проводу соединился с наркоматом:
– Ну что, есть какие-нибудь сведения с фронта? Как ведут себя наши «ребята»?
– От «ребят» пока нет никаких известий, – ответили ему.
– А, черт! – выругался Шпагин и, закурив папиросу, стал ходить взад и вперед.
Время приближалось к десяти. Вот-вот должна была завыть сирена. Фашистские самолеты прилетали, как по расписанию. Но шли минуты, десятки минут, а тревоги не было. «Очевидно, решили сделать выходной», – подумал Шпагин. Он позвонил в цехи, справился, хорошо ли идут дела, и, дождавшись половины одиннадцатого, включил радио.
Известия в те дни передавались тяжелые. Наши части отступали, неся большие потери, оставляя город за городом.
Но, как правило, после сводки Совинформбюро передавались сведения об отдельных боевых эпизодах: о мужестве и героизме летчиков, танкистов, артиллеристов, о бесстрашных подвигах пехотинцев. Эти сообщения любил слушать Шпагин. Они ободряли людей, укрепляли веру в нашу армию, в ее окончательную победу над врагом.
И вот, жадно ловя эти радостные, обнадеживающие вести об успешных стычках с врагом и разгроме отдельных частей противника, Шпагин вдруг услышал:
– Сегодня на центральном участке фронта батальон фашистской пехоты атаковал роту советских автоматчиков. Наши воины под командованием старшего политрука Плотникова подпустили врага на близкое расстояние и открыли шквальный огонь. Противник, не ожидавший такого отпора, растерялся и панически бежал, неся огромные потери. В боях особенно отличился взвод автоматчиков под командованием Огурцова, зашедший фашистам в тыл и отрезавший им пути отхода. Бойцы Огурцова были вооружены новейшими советскими автоматами конструкции Шпагина, которые показали отличные боевые качества и безотказность действия.
Шпагин бросился к директору, в партком, а оттуда в цехи, но оказалось, что об этом событии уже знал весь завод.
41
Когда фронт приблизился к Москве, на завод стали приезжать люди с передовой. Они горячо благодарили Шпагина и рабочих за добротное боевое оружие, передавали приветы и лучшие пожелания от бойцов и офицеров.
Рассказы бойцов о том, что созданный им автомат отлично показывает себя в бою, радовали Шпагина. Он решил сам поехать на фронт, поговорить с воинами, узнать, какие неполадки следует устранить, чтобы сделать автомат еще лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
В автомате Шпагина совершенно не было винтовых устройств – боец мог обходиться без отвертки: достаточно было отстегнуть застежку, чтобы деталь за деталью разобрать весь автомат. Оказалось в автомате и еще много достоинств. Шпагину удалось достичь большей начальной скорости пули, чем в автоматах иностранных марок и ППД, сделать переключатель для одиночной и непрерывной стрельбы и т. д.
Но некоторые из членов комиссии, вероятно уже осведомленные о результатах обсуждения в наркомате, выразили сомнения в прочности системы и предложили при испытании автомата на живучесть произвести не пятьдесят тысяч положенных выстрелов, а семьдесят. Шпагина это предложение обескуражило. Он даже подумал, что оно исходит от его недругов, а может быть, и вредителей. У него вдруг защемило сердце, чего раньше никогда не бывало. Он ушел в лесок в сторону от стрельбища и сел на пенек у старой сосны. Он слышал трескотню автоматных очередей, но так как для сравнения стреляли одновременно из ППД и некоторых иностранных автоматов, не мог разобрать голоса своей машины. Сердце кололо. Шпагин лег на траву, успокоился и, хотя автоматы яростно трещали, уснул. Напряжение последних дней было так велико, что стоило ему лишь сомкнуть глаза, как крепкий сон сразу же сковал его.
Он не проснулся бы, вероятно, до утра, но его хватились. Кто-то видел, как Шпагин шел в лес. К нему прибежал Гриша Шухов, взятый на полигон стрелком:
– Георгий Семенович, вставайте, вас ищут. Победа! Честное слово, победа! Автомат без единой поломки сделал семьдесят тысяч выстрелов!
В мае – июне 1941 года – в самый канун войны – энскому заводу было поручено приступить к серийному производству автоматов ППШ (пистолет-пулемет Шпагина).
38
Энский завод все еще не был достроен, поэтому организация массового производства ППШ сразу же натолкнулась на серьезные трудности. Не хватало помещений, не хватало нужной оснастки, недоставало специалистов и рабочих. А самое главное – на заводе почти не было прессового оборудования, так как он предназначался для производства автоматов Дегтярева, в которых штамповочные работы не проектировались.
В связи с изменением технологии приходилось срочно создавать кузнечно-прессовый цех, доставать и монтировать гидравлические прессы.
На это ушло немало времени. Шпагин нервничал, ездил в наркомат, жаловался в военное ведомство.
Наконец, когда все, кажется, уже было готово и завод начал производство ППШ, выяснилось, что в кузнечно-прессовом цехе смонтированы маломощные прессы. Они не могли из трехмиллиметрового листа штамповать необходимую вырубку. Пришлось мельчить операции, усложнять работу, делать главные штампованные части в несколько приемов.
Это бесило Шпагина. В воздухе пахло порохом. Что будет, если вспыхнет война? Можно ли при таком оборудовании организовать массовый выпуск автоматов?
Надо было срочно исправлять положение. Шпагин поехал в Москву и, добившись приема у Наркома, высказал свои сомнения.
Нарком внимательно выслушал его и немедленно позвонил в Кремль.
На другой день, когда Шпагин явился на завод, там уже была получена телеграмма: «Срочно высылайте людей для приемки выделенного вам двухсоттонного пресса».
Шпагин просиял и чуть не заплясал от радости, но счастливое выражение исчезло с его лица так же быстро, как и появилось.
– Вы что это приуныли вдруг? – спросил директор.
– Боюсь, что опять начнется волокита.
– С прессом?
– Да… Ведь его нужно демонтировать, погрузить на платформы. А платформ может не быть.
– Ну-ну, пустое… Я сам прослежу за доставкой, пошлю надежных людей.
– Это хорошо, но ведь монтаж тоже может затянуться на месяцы?
– А мы на что? Давайте вместе возьмем это дело под личный контроль. Согласны?
Шпагин пожал протянутую руку и ушел от директора успокоенный.
В середине июня большой пресс был смонтирован и опробован в работе. И директору, и мастерам, и рабочим было ясно, что теперь завод может начать действительно массовый выпуск автоматов.
Шпагин долго сосредоточенно смотрел, как из-под пресса с методической размеренностью вылетали готовые части автомата. Сердце его радостно стучало. На глазах выступили слезы.
Директор заметил это и подошел к конструктору:
– Ну, вот видите, Георгий Семенович, как дело-то пошло! Вы собирались навестить своих. Теперь самое время. Поезжайте, отдохните и возвращайтесь со свежими силами.
Ночью Шпагин был уже в родном городке. По сонным улицам он направился к дому. Осторожно, чтоб не разбудить детей, постучал в дверь. Ему открыла жена, напоила чаем и уложила спать. Было решено с утра всей семьей отправиться в лес, провести воскресенье на природе, покупаться, половить рыбу, побродить по душистым лугам.
В то памятное воскресенье рабочие с семьями утром отправились в лес на берег реки. Завком выделил для этого автомашины, вывез буфет.
На лужайке, под тенистым дубом, играл оркестр. Молодежь танцевала. Шпагин, встретив старых друзей, пошел с ними прогуляться по берегу.
Вдруг из-за кустов на тропинку выехал велосипедист и замахал белым платком.
Шпагин с друзьями остановился: «Что это он?»
Велосипедист, растрепанный, в мокрой майке, подъехал к ним и, тяжело дыша, облизав запекшиеся губы, выдохнул:
– Товарищи, война!..
В тот же день Шпагин вернулся в Энск и сразу направился на завод. Еще издалека он услышал гул толпы. В заводском дворе шел митинг второй смены. Рабочие стояли, сурово сдвинув брови, и слушали гневные речи. Многие из них записывались в добровольцы, другие клялись работать день и ночь, чтобы удвоить, утроить выпуск автоматов.
Шпагин протиснулся сквозь толпу к наскоро сбитой трибуне. Его заметили, попросили выступить.
Шпагин чувствовал смертельную усталость. Во рту пересохло, он тяжело дышал. А рабочие, услышав его фамилию, притихли, ждали.
Шпагин вышел вперед, сорвал кепку, откинул набок влажные волосы:
– Товарищи, случилось самое страшное. Фашисты напали на нас неожиданно, внезапно. Они рассчитывают вызвать в наших рядах растерянность и панику, подавить наши войска превосходством техники, запугать население жестокими расправами.
Он глубоко вздохнул, подбирая слова.
– Мы знаем, битва будет нелегкой. Мы знаем, что враг силен, коварен и опытен… Но он не запугает нас. Мы поднимемся все, как один. Мы способны выставить войск вдвое больше. Нужно лишь дать этим войскам современное оружие. А это зависит от нас. Мы должны удвоить, утроить, удесятерить выпуск автоматов. В этом – наша главная задача! В этом – наш священный долг!
– Правильно! Верно! – раздались голоса. Толпа зашумела, зааплодировала. Кто-то крикнул: «Ура!» – и оно гулко раскатилось по всей территории завода.
39
Вести с фронтов день ото дня становились тревожней. Наши войска отступали, оставляя врагу села, города, целые области. Помимо авиации и танков противник бросал в бой все новые и новые пехотные дивизии, вооруженные автоматическим оружием. Вражеские автоматчики заходили с флангов, появлялись в тылу. Дикая трескотня автоматов в первые дни обескураживала наших бойцов, сеяла панику. В эти грозные дни родные переслали Шпагину письмо с фронта, сложенное треугольничком.
«Дорогой Георгий Семенович!
Я снова воюю и спешу сообщить Вам кое-что о наших делах. Гитлеровцы прут и прут, как очумелые. Они вооружены до зубов. У каждого солдата – автомат Шмайсера. Нам очень трудно. Вынуждены пока отступать… Передайте рабочим, инженерам, конструкторам, что бойцы и офицеры с нетерпением ждут Ваш автомат. Выпускайте автоматы как можно скорее и как можно в большем количестве. Дайте нам новейшее оружие, и мы разобьем врага.
По поручению бойцов
младший сержант, бывший стрелок-испытатель,
Григорий Шухов».
В обеденные перерывы Шпагин зачитал это письмо в главных цехах. Рабочие приняли на себя повышенные обязательства. Несколько молодежных бригад объявили себя «фронтовыми». Было решено выпустить сверх плана пятьдесят автоматов и послать их в часть, где служил Григорий Шухов.
Шпагин в это время получил возможность ознакомиться с трофейным автоматом Шмайсера. Он почти не отличался от «Рейн-металла». Шпагин принес его на завод, показал рабочим.
– Наш лучше, надежней!
– А главное – проще, удобней для бойца.
– Главнее всего – легче в изготовлении. Скоро мы запустим его на поток…
Шпагин между тем дни и ночи проводил в цехах. Он тщательно следил за работами, на ходу внося упрощения и улучшения в конструкцию.
А фронт с каждым днем приближался к Москве. Уже пали Минск и Смоленск. Завод неоднократно пытались бомбить вражеские пикировщики.
Завешанный маскировочными сетками, раскрашенный защитными зигзагами, погруженный в темноту, завод продолжал ковать оружие для фронта.
Когда спускалась темнота, из его ворот уходили зеленые машины, крытые брезентом или замаскированные ветками. Они увозили оружие прямо на фронт.
40
Шпагину отвели маленькую комнатку в общежитии ИТР, но он там не показывался. Дни и вечера проходили в горячих делах, а ночью идти в общежитие уже не было сил. Он спал у себя в кабинете на диване или склонясь за столом, готовый вскочить в любую минуту,
Враг остервенело рвался к Москве. Завод превращался в своеобразную крепость: на крышах его цехов стояли зенитные пулеметы, вокруг завода – зенитные пушки. Было введено казарменное положение.
Начальники цехов, мастера и рабочие наиболее важных узлов переселились в цехи. Красные уголки и конторские помещения были превращены в общежития. Одна смена работала, другая отдыхала и несла охрану завода. Рабочий день по воле рабочих с восьми увеличился до 11–12 часов. От трехсменной работы перешли на двухсменную, чтобы заменить людей, которые ушли на фронт. К станкам пришла молодежь, женщины, старики-пенсионеры.
Шпагину в кабинет поставили походную кровать, надеясь, что он будет спать хоть урывками, в ночные часы.
После тяжелого дня, проведенного в цехах, Георгий Семенович снимал сапоги и, не раздеваясь, ложился отдохнуть.
Однако Шпагин не мог уснуть. Помимо нервировавшей всех воздушной тревоги с диким завыванием сирен его мучила душевная тревога. Это была тревога за семью, оставленную в родном городе, подвергавшемся бомбежкам, и за свой автомат.
Раньше Шпагина мучило лишь одно: как покажет себя автомат на испытаниях, примут ли его на вооружение армии? И когда автомат показал себя с лучшей стороны, он подумал: «Ну, теперь отдохну – трудности уже позади!»
Но с принятием автомата к производству возникли новые трудности. Нужно было участвовать в разработке технологии, упрощать и совершенствовать отдельные детали и части автомата. В связи с этим возникли споры, конфликты и множество самых непредвиденных дел, которые буквально закружили его.
«Вот наладим производство, – думал он, – тогда передохну, съезжу домой».
Но как только первые партии серийных автоматов были отправлены на фронт, Шпагин понял, что самая большая тревога только начинается.
Как покажут себя автоматы в боевой обстановке? Не будет ли осечек, заеданий, отказов в стрельбе? Достаточна ли их убойная сила? Ведь от них теперь зависит успех ближнего боя, жизнь сотен, а может быть, и тысяч людей… Эти мысли преследовали конструктора и днем и ночью.
Вот и сегодня, проведя день на важнейших участках производства – штамповке и сборке, уже поздно вечером он пришел в свой кабинет и лег на походную кровать.
Казалось, что после многих бессонных ночей, проведенных в убежище, под бомбами, сон мгновенно скует его тело, но нет – сон не шел. Его отгоняла все та же мысль: как автоматы?
Шпагин поднялся, по прямому проводу соединился с наркоматом:
– Ну что, есть какие-нибудь сведения с фронта? Как ведут себя наши «ребята»?
– От «ребят» пока нет никаких известий, – ответили ему.
– А, черт! – выругался Шпагин и, закурив папиросу, стал ходить взад и вперед.
Время приближалось к десяти. Вот-вот должна была завыть сирена. Фашистские самолеты прилетали, как по расписанию. Но шли минуты, десятки минут, а тревоги не было. «Очевидно, решили сделать выходной», – подумал Шпагин. Он позвонил в цехи, справился, хорошо ли идут дела, и, дождавшись половины одиннадцатого, включил радио.
Известия в те дни передавались тяжелые. Наши части отступали, неся большие потери, оставляя город за городом.
Но, как правило, после сводки Совинформбюро передавались сведения об отдельных боевых эпизодах: о мужестве и героизме летчиков, танкистов, артиллеристов, о бесстрашных подвигах пехотинцев. Эти сообщения любил слушать Шпагин. Они ободряли людей, укрепляли веру в нашу армию, в ее окончательную победу над врагом.
И вот, жадно ловя эти радостные, обнадеживающие вести об успешных стычках с врагом и разгроме отдельных частей противника, Шпагин вдруг услышал:
– Сегодня на центральном участке фронта батальон фашистской пехоты атаковал роту советских автоматчиков. Наши воины под командованием старшего политрука Плотникова подпустили врага на близкое расстояние и открыли шквальный огонь. Противник, не ожидавший такого отпора, растерялся и панически бежал, неся огромные потери. В боях особенно отличился взвод автоматчиков под командованием Огурцова, зашедший фашистам в тыл и отрезавший им пути отхода. Бойцы Огурцова были вооружены новейшими советскими автоматами конструкции Шпагина, которые показали отличные боевые качества и безотказность действия.
Шпагин бросился к директору, в партком, а оттуда в цехи, но оказалось, что об этом событии уже знал весь завод.
41
Когда фронт приблизился к Москве, на завод стали приезжать люди с передовой. Они горячо благодарили Шпагина и рабочих за добротное боевое оружие, передавали приветы и лучшие пожелания от бойцов и офицеров.
Рассказы бойцов о том, что созданный им автомат отлично показывает себя в бою, радовали Шпагина. Он решил сам поехать на фронт, поговорить с воинами, узнать, какие неполадки следует устранить, чтобы сделать автомат еще лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76