А за забор ни-ни. Макс с Данилой плескались в море, а Анна Николаевна сидела в тени полотняного грибочка. Гарика нигде не было видно.
– А вот и я, – сказала Настя и сбросила с себя легкий халатик. – Я поплаваю.
Она доплыла до качающегося на волнах Данилы и, взгромоздившись ему на плечи, толкнула его под воду. Не ожидавший нападения, толстый дружок через секунду пробкой вылетел наверх и стал как морж отфыркиваться.
– Ты что, очумела?
– А где мой лежак?
– Да вон он, твой лежак, – Данила брызнул ей в лицо водой и попробовал дотянуться рукой до макушки. Назад он забыл оглянуться. На этот раз под воду его толкнул Макс. Второй раз уже он выныривал, отплевываясь и ругаясь.
– Вы чего, белены объелись?
Данила покрутился на месте и, выждав момент, когда его оставили в покое, поднырнув, схватил за ногу Настю. Над побережьем разнесся душераздирающий крик. Данила выскочил на поверхность воды, выпучил глаза и дурным голосом заорал:
– Акула!
Макс тоже заорал:
– Спасайся, кто может! – и, колотя изо всех сил по воде руками, поплыл к берегу.
Купающиеся, не очень веря в подозрительно счастливые крики молодежи, все-таки медленно подплывали к кромке прибоя или совсем вылезали из воды. Серьезный мужчина, Борода, живущий этажом выше, подошел к Даниле.
– Не стоит народ пугать.
Данила, как от холода, поежился и ответил:
– Вы тут всего два дня живете, а мы вторую неделю… Я не пугаю, дед с третьего этажа того… плохо плавает… Купался, и вот, нету его. Кто знает, где теперь дед? Не вижу я его.
Данила внимательно всматривался в море. Борода не мог понять, серьезно говорит Данила или нет. Он еще ни разу не попадался на его мистификацию.
– Утонул? Или думаешь, акула?
– Ничего я не думаю.
– А куда же тогда дед девался?
– Который? – переспросил Бороду Данила.
– С третьего этажа, тот, которого не видно.
– Вы считаете, что пора телеграмму давать?
– Кому?
– Бабке!
Борода внимательно огляделся и увидел, что близлежащая часть отдыхающих прислушивается к их разговору.
– А где дедова одежда? – спросил он Данилу.
– Какого деда?
– Того, что, ты говорил, акула съела.
– Я вам такого не говорил, – Данила обратился за поддержкой к отдыхающим. – Я сказал, что дед с третьего этажа того… Купался дед, и вот, нету его. Кто его знает, где теперь дед, раз вещей нет, – Данила развел руками, – значит, он ушел уже. А вы что подумали? – и столько добродушия и детской невинности было в его глазах, что Борода, собравшийся поднять тревогу, передумал и решил преподать урок хорошего тона Даниле.
Борода, по определению Данилы, состоял членом распространенной на земле любительской касты отцов-воспитателей, кому было абсолютно все равно кого учить и чему учить, хоть толпу, хоть дворняг, хоть мальчишек, только бы выступить с нравственной проповедью, покрасоваться на людях, потрясти бородой. Именно такой профессиональный пастырь человеческих душ, считал Данила, стоял перед ним.
«Сейчас начнет воспитывать», – подумал Данила и не ошибся.
Как опытный оратор-демагог Борода знал, с чего начать. В начале беседы надо уважительно поднять собеседника на возможно большую нравственную высоту, чтобы оттуда, сверху, уронить его в хлев неблаговидных поступков и хорошенько вывалять в навозе.
– Молодой человек, – начал он патетически и почему-то внимательно посмотрел на Анну Николаевну. Ее он совершенно правильно принял за вожака их шумного прайда. – Если не ошибаюсь, вы, молодой человек, всегда вежливо, первый со всеми здороваетесь…
Данила невежливо его перебил:
– Не ошибаетесь, у нас в деревне принято всегда, когда встретишь старого человека, особенно с бородой, снять шапку или фуражку, поздороваться и уступить ему дорогу.
Бороде, видно, не понравилось, что Данила списал его в архив. Борода у него была украшением, а не показателем возраста.
– Это делает честь вашему воспитанию, – сказал он. – Приятно видеть молодое поколение с почтением относящимся к старшим. В наше бездуховное время нравственный стержень не каждый имеет. Я смотрю…
– Благодарствую, – сказал Данила. Он сразу понял, что если сейчас не остановить Бороду, на голову ему выльется Нагорная проповедь или десятая сура Корана. А любитель-проповедник, переступив с ноги на ногу, нашел устойчивое положение для всего тела и, косясь в сторону Анны Николаевны, продолжал:
– Но последним вашим необдуманным поступком вы обезличиваете все положительное, что заложено в вас воспитанием. Одно качество, одна черта вашего характера, тяга…
Настя, стоявшая рядом и слушавшая беспредметный разговор, не дала ему досказать. Она знала, каким приемом нужно срезать безответственных болтунов и демагогов. Когда разговор переходил из области абстрактных, морально-этических категорий в пугающую своей прозаичностью плоскость сегодняшнего дня, болтуны вроде Бороды сразу тушевались. Грешная земля всех отрезвляла. Этот тоже не был исключением из правила.
– Вы имеете в виду его тягу к алкоголю? – Настя выпучила глаза на Бороду.
– А он его употребляет?
Данила отрицательно завертел головой.
– Не, я самогонку не уважаю, больше одного стакана в день никогда, у меня норма, – в слове «стакана» Данила сделал ударение на последнем слоге и воровато повел по сторонам глазами.
Настя решила продолжить игру. Она понизила голос, чтобы не было слышно окружающим, и сказала:
– Он отстал в своем развитии. В школу не ходил. Сейчас наверстываем. Извините, Данила первый раз выехал из глухой деревни и сразу попал на море.
Борода оглядел всех троих. Макс и Настя выглядели как современная, продвинутая молодежь. А у Данилы был вид беспросветного простака. Его улыбающаяся рожа радовалась каждому встречному человеку. Он и сейчас засмотрелся на Бороду с широко открытым ртом и простодушно-доверчивыми глазами.
– Вы знаете, – счастливо заявил Данила, – если к ухам приложить раковину, море слышно.
Настя его тут же поправила:
– К уху, сколько раз тебе повторять, неграмотная бестолочь.
Незатейливая шутка, придуманная Данилой, иногда срабатывала. Он замечательно вживался в роль непроходимого дурака, если Настя или Макс ему подыгрывали. Зато сколько потом хохоту было. Анна Николаевна, увидев свою троицу, как цыганята обступившую малознакомого человека, встала с места и прошла разделявшие их тридцать метров:
– Идите на свое место, – приказала она.
Во всей ее фигуре, в жестах, в манере разговаривать проскальзывала профессиональная властность. Так ведут себя дрессировщики львов и тигров и прокурорские работники. Она относилась к последней категории, но окружающие воспринимали ее как дрессировщицу и постоянно ожидали удара хлыста. Взяв за руку Данилу, зачинщика всех мистификаций, она, не меняя тона, обратилась к Бороде:
– Вы не обращайте на них внимания, они не будут вам больше мешать, – Анна Николаевна строго посмотрела на Настю и одновременно ненадолго остановила свой взгляд на Бороде. Тот неожиданно церемонно поклонился.
– Честь имею представиться – ваш сосед Кудеяров Иван Иванович.
Анна Николаевна смерила его, беспортошного, долгим взглядом. Мужчина средних лет, чуть долговязый, не страшный, с ухоженной полуинтеллигентской, полупоповской бородой оставлял о себе благоприятное впечатление.
– Анна Николаевна, – после некоторого раздумья представилась она в ответ. На этом можно было бы закончить никчемный разговор, но Бороду неожиданно потянуло на философски-морализаторские обобщения. Он решил снять грех с души Анны Николаевны и переложить его на министерство образования.
– Не переживайте, вы здесь ни при чем, это всего лишь наглядный пример современного школьного воспитания. Мы в свое время в школе тоже пробовали, но в таких количествах…
– Сколько в свое время вы тоже пробовали и в каких количествах, я не знаю, но у него нет такого школьного воспитания, о каком вы думаете, – оборвав на полуслове непрошеного ментора-воспитателя, Анна Николаевна мгновенно поставила его на место.
– Совсем? – удивился моралист, имея в виду школьное образование.
– Совсем! – сказала Анна Николаевна, имея в виду бутылочно-тарную академию.
Мальчишки, идущие вслед за Анной Николаевной, оглянувшись пару раз назад, проводили Бороду Кудеяра недобрым взглядом.
– Козел, – пробурчал Макс.
– Хуже, – согласился Данила.
– Школьное воспитание – два стакана в день!
– Где он такое видел?
– С луны свалился.
– Пижон.
Данила присел рядом с остальными в тени грибка и с сожалением сказал:
– Зря вы, Анна Николаевна, вмешались, я ему собирался пару килограмм марихуаны продать. Пусть бы он вместе с местным отделением милиции всю ночь в засаде просидел. Сразу перестал бы поучать других.
Та не обрадовалась его заявлению, а может быть, и пожалела, что взяла чужих детей с собою на море.
– А мне потом расхлебывай.
– Не-е-е… расхлебывал бы он, – убежденно заявил Данила. – Отписывался бы в милиции, откуда взял, что у нас гашиш… Зря, зря вы вмешались… поторопились… мы бы сейчас на пару с ним деда по всему побережью и в отеле обыскались.
– А правда, где дед? – спросила Настя.
– В город с утра уехал, – заявил Данила. – Вот была бы потеха.
– Тебе бы только кого куснуть.
– Мы ему еще устроим, – пообещал Данила.
– А что он тебе плохого сделал? – спросила Настя.
Данила поманил ее пальцем и прошептал на ухо:
– Ты видала, как он на Анну Николаевну смотрел?
Все втроем, Данила, Настя и Макс посмотрели в ту сторону, где сидел Борода. Он надел на нос солнцезащитные очки и, казалось, смотрел в другую сторону.
– Сюда пялится, – заявил Данила, – вот скотина.
– Да нет, ты ошибаешься.
В это время Анна Николаевна встала и пошла к морю. Голова Бороды медленно, как флюгер, поворачивалась по ходу ее движения.
– Ну, что я говорил?
– Ничего, от мамы не убудет, пусть пялится, – спокойным тоном заявила Настя. – Вы, мужики, ни одну красивую женщину не можете спокойно пропустить, чтобы не обернуться.
– Ты кого имеешь в виду? – спросил ее Макс.
– Да хотя бы тебя, – Настя в упор смотрела на Макса.
– Я чтобы внаглую пялился? Что я тебе – Гарик?
– Значит, ты признаешь, что я красивая? – довольная Настя расхохоталась.
Макс решил вернуть разговор в исходную точку.
– Не о тебе сейчас речь.
– А о ком?
– О твоей матери, об Анне Николаевне. Чего этот хмырь на нее уставился?
– Тебе показалось.
– Ничего не показалось. Он и к Даниле прицепился, только чтобы найти повод и представиться. Интеллигент облезлый.
– Точно, – поддержал его Данила. – Я видел, как он с утра из бороды блох вычесывал.
– Фу, какой же ты, Данила, мужлан, – брезгливо отодвинулась от него Настя.
– Пой, ласточка, пой.
– Не смей прикасаться ко мне.
– Вобла. Я пиво не пью.

Глава V. Литературный конкурс

Конечно, Настя обиделась. Обиделась и отвернулась от ребят. Ее волновали собственные проблемы. Она долго лежала, уставившись в бездонное синее небо, и беззвучно шевелила губами. По-видимому, неотступные навязчивые мысли далеко унесли ее, потому что она вдруг привстала и попросила Данилу:
– Я тебе сейчас продиктую одну строчку, а ты подбери к ней в рифму другую.
Данила болезненно поморщился:
– Говори.
– Звезды!.. Нежная княжна…
Ее приятель не долго утруждал себя подбором благозвучной рифмы и пророкотал:
– Звезды!.. Нежная княжна
Вдруг отведала рожна.
– Дурак!
– Что, рифма не понравилась? – спросил ее Данила. – Зря ты, рифма точная.
– Ты знаешь, что такое рожон?
– Знаю, это кол.
– И как ты себе это представляешь, как княжна могла отведать рожна?
Данила аж взбрыкнул от удовольствия. Его хлебом не корми, дай только позубоскалить.
– Как? Элементарно. В революцию. Стоят по разные стороны баррикад комиссар и княжна, вот и отведала рожна, коли дома не сидится.
Настя презрительно отвернулась от Данилы и повернулась к Максиму.
– Макс, а ты можешь зарифмовать?
Она снова продекламировала первую строку:
– Звезды!.. Нежная княжна…
Максим долго морщил лоб, но, поскольку с самого начала его дружок на историческом фоне несколькими мазками нарисовал реалистичную картину, его мысль забилась в уже заданных рамках. Он представил пасмурный вечер, безлюдную улицу, баррикаду, себя в роли комиссара в кожаной куртке, рядом солдата, как две капли воды похожего на Данилу, и княжну – Настю. Ни о каком насилии, о рожне не могло идти и речи, просто солдат Данила изгалялся, как всегда, над княжной – Настей. После минутного раздумья Макс выдавил из себя:
– Звезды!.. Нежная княжна
Возле баррикад.
– Да она как черт страшна, —
Вдруг съязвил солдат.
Данила расхохотался. Настя, приготовившаяся услышать мелодичный, воздушный стих, была возмущена.
– Солдат откуда появился? Один приплел комиссара и баррикады, а второй еще и солдата. Солдат, я спрашиваю, откуда?
Максим невозмутимо пожал плечами.
– Если дело с рожном происходило на баррикаде, там должны были быть солдаты. Комиссары одни не ходят.
– А почему княжна как черт страшна? – Настя чуть не плакала. Она сто раз пожалела, что решила устроить обоим импровизированный экзамен.
– Почему, почему? Потому что в царских домах кровь порченая. Они только в своем кругу женились и замуж выходили. Во-вторых, княжна была худая и бледная. А солдат был из крестьян, а у них эталоном красоты считалась толстая и краснощекая девка. Поняла почему? – Макс выразительно посмотрел на Данилу.
Расстроенная Настя решила подойти с другого боку. Она сократила экзаменуемым друзьям поле маневра.
– Данила, представь себе тихий вечер. Княжна гуляет по парку и вдруг слышит песню. Я начну, а ты закончи так, как себе представляешь.
Данила снова стал уточнять детали и время:
– А дело происходило в революцию, в Петрограде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14