Скоро вернусь. Спи.
Ночной город пахнет озоном и пылью. “Секундо” летит по пустым виадукам, словно белая пуля. Меня останавливает полицейский патруль. Молодой полицейский проверяет мои документы, пока его товарищ демонстративно целится в меня из дробовика, стоя за ограждением блок-поста. Свет яркого прожектора слепит мне глаза. Во избежание недоразумений держу руки ладонями на руле. Сканер в руках копа тихо пищит.
— Проезжайте, сэр! — коп возвращает мне удостоверение, — Будьте осторожны, сегодня неспокойно.
— Спасибо, офицер, обязательно.
Снова пустые улицы мелькают по сторонам. Опять патруль. На этот раз передвижной. Опять проверка документов. Глухое раздражение заставляет меня нервно барабанить пальцами по панели.
— Офицер, извините меня, я опаздываю.
— Перекресток между Шестой и Восемнадцатой закрыт, поезжайте через Восьмую, — говорит полицейский.
— Что случилось? — интересуюсь я.
— Как обычно. Латиносы, — раздраженно отвечает коп. Похоже, ему сегодня задали этот вопрос уже раз пятьдесят.
Сворачиваю налево на ближайшей развязке. Где-то впереди зеркальные башни отражают яркие всполохи огня. Становятся слышны сирены пожарных. Через минуту звуки происшествия проносятся мимо и затихают позади. Оживает коммуникатор.
— Господин Трюдо? — интересуется мужской голос, не включая изображение.
— Слушаю вас.
— Управление полиции, западный округ. Сэр, это вам принадлежит склад на сороковом километре шоссе номер семь?
— Да, мне.
— Прошу вас срочно прибыть туда. Могу выслать за вами машину.
— Уже, офицер. Буду на месте минут через тридцать. Может, просветите меня, что случилось?
— Вам все объяснят на месте. Требуется ваше присутствие на месте происшествия. Всего доброго. — коммуникатор пискнул, подтверждая разъединение с абонентом.
Происшествия? Значит, молчание склада неслучайно. Неприятный холодок в груди растет. “Господи, не дай мне облажаться. Господи, не дай мне облажаться. Господи…”.
8
Багровое зарево в ночи вижу издалека, за несколько километров. Выжимаю из “Секундо” все, что могу. С визгом тормозов останавливаюсь у полицейского ограждения. Красные маячки на нем тревожно перемигиваются, растянувшись вокруг неровной цепочкой. Очень красиво, если смотреть со стороны и не знать, что эти маячки моргают вокруг того, что осталось от твоего бизнеса. На месте склада — полыхающее месиво, из которого нелепо торчат ребра металлических ферм в оплывающих потеках пластика. Несколько пожарных роботов, ослепительно сияя в отблесках огня, топчутся на границе пожара, заливая его потоками пены.
— Я владелец склада, — кричу я бронированному полицейскому за ограждением, — Мне позвонили из управления.
Коп опускает прижатый к груди дробовик, с кем-то коротко говорит по радио, разрешающе машет мне рукой. Пролезаю под ограждением. Ко мне спешит какой-то полицейский чин, тоже весь в броне. Мимо, расцвечивая деревья разноцветными вспышками маячков, с гулом проносится здоровенный пожарный автомобиль.
— Сэр, я лейтенант Саров, управление Западного округа, — представляется полицейский, подняв лицевую пластину, — Могу я взглянуть на ваши документы?
Я автоматически протягиваю ему пластиковый квадратик удостоверения. Терпеливо жду, пока сканер считает показания моего контрольного чипа на запястье. Все это время я, как загипнотизированный, смотрю на огонь. Роботы продолжают мельтешить вдоль его границы, словно танцуя в дымном пламени. Их стало заметно больше.
— Сэр, пройдемте со мной, — возвращает меня к действительности голос копа.
Мы садимся в припаркованный за деревьями полицейский джип. Через матовые тонированые стекла отсветы пламени пробиваются какими-то мутными багровыми разводами. А может, это у меня крыша едет. Лейтенант раскрывает электронный планшет. Снимает шлем. На вид он довольно молод — лет двадцать пять — двадцать шесть.
— Скажите, когда в последний раз вы были в своем офисе? — деловито спрашивает он.
— Вчера днем, около четырех часов.
— Вы всегда покидаете офис в это время?
— Когда как. Иногда позже, иногда раньше, — я отвечаю механически, не думая. Голос становится глухим, словно мне не хватает воздуха. Внезапно вспоминаю про Фреда. — Офицер, в складе был охранник. Он жив?
— Жив, сейчас его тоже допрашивают, — равнодушно отвечает лейтенант, что-то черкая световым пером, — Продолжим, если не возражаете. Когда вы покидали офис и склад, не заметили ничего необычного? Никаких припаркованных неподалеку автомобилей, брошенных предметов, незнакомых людей?
Я чувствую, что ему нет до меня никакого дела. Он просто выполняет необходимые формальности. Протоколы, свидетели, осмотр места происшествия… Обычная полицейская тягомотина. Мне от нее ни жарко, ни холодно.
— Нет, все было как обычно.
— Ваше имущество застраховано?
— Да, от пожара, кражи и стихийного бедствия.
— Ваши финансовые дела в порядке?
— Офицер!! — вскидываюсь я, — Вы что, не видите, что мои финансовые дела горят ясным пламенем?!
— Отвечайте на вопрос. Просто “да” или “нет”. Если не знаете ответа — так и говорите — “затрудняюсь ответить”. Ваши показания фиксируются, — лейтенант говорит, не меняя интонации. С оттенком легкой досады. Типа: “у меня столько работы, а тут ты еще выеживаешься”.
— Мои финансовые дела в порядке, — сдаюсь я.
— Ваш охранник, что дежурил сегодня, давно работает у вас?
— Больше пяти лет.
— Он не употреблял на службе наркотики, алкоголь, расслабляющие препараты?
— Нет… Не знаю… Нет, скорее всего…
— Нет, или не знаете?
— Затрудняюсь ответить, — вспоминаю я казенную формулировку, — Я за ним такого не замечал.
— Он получал жалование исправно?
— Да.
— Между вами не было неприязненных отношений?
— Зараза! Офицер, хватит меня третировать! — взрываюсь я, — Фред не такой идиот, чтобы сжечь свое место работы, как бы он ко мне не относился!
— “Да” или “нет”?
— НЕТ!!!
— Успокойтесь. Я просто выполняю свою работу. Что находилось внутри склада?
— Запасные части к сельхозоборудованию. К сеялкам, комбайнам, дренажным роботам.
— Никаких горючих и легковоспламенимых материалов?
— Нет.
— Откуда поступило оборудование?
— От моих постоянных поставщиков. Три оптовых компании.
— Среди ваших поставщиков были компании, расположенные в Латинской зоне?
— Нет. Это представители инопланетных компаний.
— Знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы испытывать к вам чувство мести?
— Нет.
Лейтенант терзает меня еще минут двадцать. Я отвечаю на целую кучу бессмысленных вопросов. Ставлю свою подпись на протоколе и прикладываю к сканеру запястье.
— Лейтенант, — устало интересуюсь я, — Может, все же просветите меня — что тут произошло?
— Взрыв на автозаправке по соседству с вашим складом. Пятый в городе за сегодня. Подозреваем диверсию, — отвечает коп, складывая планшет. Говорит куда-то в сторону, — Марк, передай пожарным, я закончил.
— В ближайшие несколько дней настоятельно рекомендую не выключать свой коммуникатор и находиться в пределах города. Вы можете понадобиться следствию, — говорит на прощанье лейтенант.
Равнодушно киваю. Как будто я не знаю, что выключенный коммуникатор — ненадежный способ избавиться от лишних глаз и ушей. В мое запястье имплантирован “стукач” — крохотный биоэлектронный контрольный чип, сигналы которого ежедневно регистрируют миллионы наземных датчиков и целая сеть следящих спутников. Программа распространения “стукачей” началась три года назад и ее целью была борьба с терроризмом и преступностью. Помню, сколько шума наделало тогда постановление полномочного представителя Императора на Шеридане о правомерности использования показаний регистрирующих устройств в качестве доказательства виновности. Глупо, но даже в такой момент, как сейчас, меня посещает неожиданная мысль о том, что на деньги, потраченные Имперской администрацией на организацию системы тотального контроля, можно было без лишних хлопот решить проблему радикально — просто провести войсковую операцию и перебить половину Латинской зоны к чертям собачим. Или нанести по Тринидаду удар звеном орбитальных бомберов. Или накормить всех голодающих и просто бездельников лет на десять вперед. Что кому больше нравится.
Тем временем, ночь сюрпризов продолжается. Следующим номером программы выступает щуплый офицер-пожарник, весь покрытый хрустящей зеркальной пленкой. В своей огнеупорной робе, яркими бликами отражающей огни пожара, пожарник переливается, словно уличная реклама синтетического пива “Шпунт”.
— Капитан-инспектор Фарид, — представляется он, — Сэр, я должен задать вам несколько вопросов.
— Валяйте, капитан, — равнодушно отвечаю я, глазея по сторонам. Пока мы общались с полицейским, количество спецмашин вокруг увеличилось в несколько раз. И они все продолжали прибывать. Моргание разноцветных маячков давно превратило окрестности в подобие дискотеки под открытым небом. Скорая помощь, пожарные, полиция, какая-то спецтехника. Даже одна бронемашина Национальной гвардии. Сверху явственно раздавался свист турбин невидимого пока вертолета. И все это хлопало дверцами, приезжало, отъезжало, выплескивало пену, выдвигало из себя какое-то сложное оборудование, подвывало сиренами и сияло прожекторами.
Пожарный ведет меня к передвижному штабу — красному автобусу, увешанному антеннами и прожекторами. По дороге мы пропускаем несколько медиков, которые сноровисто тащат закутанные в белое тела с торчащими из-под простыней трубками реаниматоров. Обугленные остатки того, что когда-то называлось ногами, выбиваются из-под белого и покачиваются в такт неровных шагов санитаров. Тут же, неподалеку, вдоль кипарисов со сбитыми и переломанными ветвями, я вижу длинный ряд скрюченных фигур с кое-как наброшенными поверх них пластиковыми чехлами. “Прямо как на войне”, — думаю я. Вот так же после боя нас выкладывали рядами в ожидании вертушки. Только вместо чехлов нас накрывали зелеными непромокаемыми пончо.
— Откуда столько трупов, капитан? — интересуюсь я.
Капитан оглядывается на ходу:
— В момент взрыва на заправке находилось два автобуса. С пассажирами. Точное число пока неизвестно.
— Вот зараза… — только и могу сказать я. Происходящее упорно не умещается в моих заторможенных мозгах.
— Там была заправщица. Марта. Она вечером дежурила. Симпатичная такая деваха, — зачем-то говорю я.
Капитан только пожимает плечами. И так все ясно. Рваные куски обшивки автобусов валяются тут и там. От здания самой заправки не осталось и следа. Только вонючий дым и кольцо переливающихся маячков вокруг него. Во всяком случае, отсюда я ничего другого не вижу.
Мы усаживаемся за крохотным выдвижным столиком в углу забитого аппаратурой салона. Капитан расстегивает свой космический наряд и тяжело наваливается локтями на скользкий пластик.
— Не буду ходить вокруг да около, сэр, — начинает он, закуривая. Я отрицательно качаю головой в ответ на протянутую пачку. — Понимаю, что ваше имущество уничтожено, и понимаю, каково вам сейчас…
Мне импонирует сочувствие незнакомого человека. Пусть даже такое казенное. Особенно после беседы с корректным роботом-полицейским. Но все равно, я не слишком вежливо прерываю его:
— Капитан, да уж говорите, как есть. Не надо предисловий. Я уже оценил вашу деликатность.
Офицер замолкает. Внимательно смотрит на меня своими бездонными в полутьме глазами.
— Дело в том, что ваш склад был заполнен с нарушением всех мыслимых норм безопасности. И это зафиксировано пожарной бригадой и системами тушения. Это довольно серьезное нарушение и вам грозит крупный штраф.
— Понятно, — устало киваю я.
— Но это не главное. Граница вашего строения на два метра пересекла зону безопасности заправки. Не знаю, как вам это удалось, но вы не могли получить разрешение на строительство в этой зоне. На вас спустят всех собак. Хорошо еще, что ваш сотрудник не пострадал. В момент взрыва он находился в дальнем конце склада и выбрался через разрушенную оболочку раньше, чем до него добрался огонь. Вам грозит уголовное наказание за незаконное строительство, нарушение правил безопасности, могущее повлечь человеческие жертвы, и за подлог. Ваш участок по документам на два метра короче.
— Весело, — киваю я.
Хотя какое уж там, к херам собачим, веселье. Я прекрасно помню, как пятнадцать лет назад дал в лапу чиновнику мэрии. Мой ангар никак не желал помещаться в границах арендованного муниципального участка. И добрый человек за не слишком высокую сумму подправил в базе данных результаты съемки. Как говорили в Корпусе — “за балдеж надо платить”. Дорого бы я дал, чтобы мои старые поговорки оставались просто фольклором. А не тем, чем они являются на самом деле — проверенными жизнью и оплаченными потом и кровью непреложными солдатскими истинами, облеченными в форму веселых хохм.
— Я должен задать вам несколько вопросов и зафиксировать ваши показания, — говорит капитан.
Я молча киваю. Судьба, поманив меня призраком удачи, становится на попа и с размаху бьет меня по лбу своею черною изнанкой. “Эх, не надо было вчера прибыли подсчитывать” — вспоминаю я свое суеверие.
Пожарник извлекает планшет и начинает задавать мне вопросы. Много-много вопросов. После него со мной желает побеседовать представитель прокуратуры. Потом мэрии. Потом офицер Национальной гвардии. Представитель владельца заправки. Офицер СБ. Весь остаток ночи я брожу между автомобилями, каждый раз проходя мимо длинной шеренги накрытых чехлами тел, и механически отвечаю на сотни вопросов. Все твердят мне, что я злостный нарушитель закона. Называют цифры ущерба. Взывают к моей порядочности. Гражданскому долгу. Состраданию. Законопослушанию. Через несколько часов я уже готов подписать что угодно, лишь бы карусель мерзких харь вокруг меня, наконец, прекратилась.
9
Выжатый, как лимон, я возвращаюсь домой поздним утром. Квартира, конечно же, пуста. Ника уже сбежала на работу, и, наверное, увлеченно возится сейчас с каким-нибудь макетом очередного рекламного шедевра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9