Аннотация
Люди, превращенные в ресурсы колониальных корпораций. Маленькие винтики больших машин, производящих деньги. Колониальная политика Земной Империи выверена до мелочей. Кто и чем расплачивается за видимость порядка, так ценимого обывателями? Ивен Трюдо — сержант Корпуса морской пехоты его величества Императора Земной империи, после длительного перерыва вновь призван на службу для участия в «операции по умиротворению». Под таким благозвучным названием значится в штабных документах корпоративная война на территории Латинской зоны планеты Шеридан. Приученный многолетней службой к безоговорочному подчинению приказам, он полной мерой хлебнул пота и крови в бессмысленной бойне. Выжить в современной войне — сложно. Еще сложнее остаться при этом человеком… Книга является приквелом к роману «Ангел-Хранитель».
Игорь Поль
Ностальгия
Предупреждение: В книге встречаются откровенные сцены и сцены насилия, а так же нелитературные выражения, включенные в текст исключительно для речевой характеристики героев. Не рекомендуется для чтения детям до двадцати лет.
Любые имена, географические, технические, военные, национальные названия и термины — выдуманы и случайны.
Часть первая
ЦЕПНЫЕ ПСЫ

1
Над нашей наспех выдолбленной траншеей, где мы сидим на корточках, прижавшись спинами к стене из сухой красноватой земли, летают рои рассерженных насекомых. Поверх брустверов, едва не задевая их осыпающиеся края, сердито гудят трассы пулеметов пятидесятого калибра. Мы пьем из мягких фляжек теплую воду, и молимся своим богам, у кого они еще остались. И под адский грохот начавшейся артподготовки мы засыпаем сном праведников и все, как один, видим один и тот же цветной сон. В этом сне мы, сосредоточенные и целеустремленные, как муравьи, бежим вдоль траншей к блиндажам, кое-как укрытым рваными маскировочными сетями. В мутной полутьме мы выхватываем из ящиков штурмовые винтовки М160, набиваем подсумки магазинами и гранатами, и торопливо, на бегу, цепляем к амуниции саперные лопатки и штык-ножи. Во сне нам совсем не страшно — ведь это все не по-настоящему, мы выбираемся на бруствер и сноровисто перебегаем на первый-третий к рубежу атаки, не обращая внимания на грохот разрывов и рев штурмовиков над нашими головами. Мы видим вокруг на сотни метров, прямо сквозь жирный дым и напалмовые сполохи. Мы слышим шорох мышей в подвале разбитого дома по соседству. Мы получаем инструкции по дешевым маломощным переговорникам и знаем наперед, что будет с нами в ближайший час. И с падением последней мины впереди, мчимся в атаку, прыгая по исковерканной взрывами палубе, стреляя на ходу в горящие скелеты зданий, часто припадая на колено, чтобы выпустить заряд из подствольника. Во сне мы — снова настоящие морпехи, безбашенные убийцы, затычки в каждой дырке, море по колено. Мы бежим прямо на дульные вспышки, что мелькают из дыма перед нами, навсегда спотыкаясь о трассеры, перепрыгивая через убитых, не обращая внимания на огонь снайперов. И чем ближе к нам оскаленные каменные морды, тем яростнее мы бежим и вот уже в груди поднимается непонятное чувство, и оно гонит нас по разрушенным лестницам вверх, и мы швыряем гранаты в обугленные оконные проемы, и стреляем в упор по маленьким фигуркам, что поднимаются нам навстречу из черных глубин, не разбирая толком, кто перед нами. “У-бей у-бей у-бей у-бей” — вместе с кровью стучит в наших головах тяжелый ритм. В упоении мы кидаемся наперерез струям свинца, мы вопим без слов, перекрывая выстрелы криками, и сыплем впереди себя длинными очередями, а когда пустые магазины отлетают в стороны, мы бросаемся в рукопашную и разбиваем легкие приклады наших неженок М160 о чьи-то груди и головы. Мы чувствуем вкус металла во рту от своей и чужой крови. Мы растекаемся по перекошенным плитам коридоров неудержимой волной, мы выхватываем ножи и лопатки и в слепой ярости режем и кромсаем, топчем еще живых, стремясь достичь того, что горит в наших мозгах пульсирующей красной линией. И когда достигаем, то нас не стронуть с этой линии даже танком. Прячась за разбитые кровати, перевернутые шкафы и почерневшие стены, мы вцепляемся в эту линию зубами. И один за одним докладываем о выполнении задачи. И нам так жаль, что приходится уходить, оставлять эту волшебную границу, но уже закованные в броню дружественные фигуры сменяют нас, и вновь хлопают минометы, заволакивая дымом и пылью улицу впереди, и штурмовики один за одним с ревом сваливаются сверху, обваливая вниз половинки домов и, как соломинки, раскидывая стволы деревьев в сквере.
Мы возвращаемся назад, обходя немые фигуры, подбирая своих ненастоящих раненых и не взаправдашних убитых. И бронированные фигуры больно хлопают нам по плечам и спинам и что-то шевелят губами из-под поднятых лицевых пластин. Но мы не можем разобрать ни слова, наши уши настроены только на сигналы наушника и мы равнодушно обходим сияющих великанов и спешим почистить винтовки и вновь уложить их в зеленые ящики. Ведь мы получили команду “отбой”, а даже во сне мы привыкли выполнять все полученные команды. Нам даже доставляет удовольствие выполнять их, ведь это все не на самом деле, и сами мы — ненастоящие.
Двое морпехов преграждают мне путь. “Дружественные цели” — шепчет кто-то внутри меня. Я обхожу их по большой дуге, но морпехи упрямы. Они тянут меня к себе. Они что-то кричат мне, и мне кажется, что я слышу их крик, словно придушенный подушкой. “Садж! Трюдо!” — орут мне на ухо и я ухожу прочь, потому что выбился из графика и потому что внутри что-то болезненно отзывается на эти крики.
А затем мы снова просыпаемся внутри траншей и запоздалый ужас наваливается на нас. И мы тихо скулим, скорчившись на замусоренной земле, сжав свои головы грязными руками со сбитыми в кровь ногтями. И мы никакие не морпехи, мы больше недостойны этого звания, нас лишили права называться так, потому что мы — оставшиеся в живых бойцы роты “Альфа” третьего дисциплинарного батальона Имперской миротворческой группировки, планета базирования Шеридан.
2
Мою подругу зовут Ника. Она моложе меня почти на двадцать лет. Целеустремленная, как пуля, с длинными ногами и потрясающе вылепленным лицом. Ника звонит мне в офис и спрашивает своим прерывистым контральто, при звуках которого у меня сладко щемит в груди: “Ив, чего бы ты хотел на ужин?“. Ее лицо среди разбросанных папок с бумагами, мерцающего голодисплея, прозрачных макетов оборудования, кучки сувениров вокруг недопитой кружки остывшего кофе, словом, среди бардака, царящего на моем столе, выглядит, словно неземное видение. Она с улыбкой ждет, склонив голову набок и рассматривая меня своими умными, чуточку ироничными глазами, пока я откинусь на спинку кресла и с хрустом потянусь, закинув руки за голову. Что поделать, я никогда не отличался воспитанностью. То, что мне всегда везло с женщинами, скорее следствие моей дикой необузданности, чем умения сознательно подать себя в выгодном свете.
— Тебя, моя сладкая, — наконец, мурлычу я, нимало не греша против истины. Нику просто невозможно не хотеть, даже если ты дал обет безбрачия и у тебя не все в порядке с осуществлением желаний.
— Ну, кто бы сомневался, — довольно улыбается Ника, — А на столе?
— И на столе, — отвечаю я со смешком.
— Ну, тогда я закажу мяса. Ужасно соскучилась по свинине. Просто вижу ее наяву!
— Дорогая, я оскорблен до глубины души! — возмущаюсь я, — Ты соскучилась по банальной свинине! Я ожидал, что ты скажешь что-то вроде — “я жду — не дождусь, когда ты вернешься”, или “мне без тебя грустно…”, или, на худой конец, “я соскучилась”!
Ника хихикает. Склоняется ближе к экрану. Показывает мне язык.
— Сначала ужин, — говорит она, смеясь. — И вообще, ты поразительно однообразен! Есть ведь интересные вещи и кроме секса.
— Например? — притворно удивляюсь я.
— Например, автомобильная выставка в Паблик-Сити. Отличная тусовка, много музыки, бесплатного вина и нужных людей.
— Милая, ты же знаешь — любым полезным контактам я предпочту часок-другой в твоем обществе. Тет-а-тет.
— Увы, дорогой… Именно поэтому твой бизнес — скорее хобби, чем средство для зарабатывания денег. Если бы ты меньше времени барахтался в постели, мы бы уже ездили на “Корвете-Элит”.
— Что есть, то есть, дорогая, — нимало ни смущаясь, отвечаю я, — Но меня уже поздно перевоспитывать, верно?
— Наверное, именно за это ты мне и нравишься. В мужчинах так редко встретишь постоянство. До вечера, ненасытное чудовище! — Ника посылает мне воздушный поцелуй.
— Я тебя люблю, — успеваю я сказать гаснущему лицу.
Звонок Ники отрывает меня от приятного занятия. Сидя за компьютером, я подсчитываю прибыль от крупнейшей в истории моей фирмы сделки. Пятнадцать лет подряд, день за днем, мухой о стекло я безуспешно бился в своем крохотном офисе с хроническим невезением, а попросту говоря — с собственной ленью и неумением вести дела. Пятнадцать лет жизни, когда я едва сводил концы с концами, делая хорошую мину при плохой игре, мило и победно улыбаясь соседям и банковским клеркам, излучая уверенность, которой в помине не было. Бесконечная череда закладных и банковских векселей, постные лица поставщиков, открывающих мне товарный кредит. Не менее постные лица фермеров и управляющих мелкими фермерскими хозяйствами — моих клиентов, делающих вид, что делают большое одолжение, покупая у меня запчасти к сельхозоборудованию по баснословно низким ценам. И вот, наконец — удача. Каким-то чудом я сподобился выиграть тендер на поставку партии запасных частей одной из крупнейших сельскохозяйственных компаний Английской зоны. Холдингу “TRI”. Бессонный месяц, хождение по банкам, получение долгожданного кредита под обеспечение сделки. И вот завтра, строго по графику, я приступаю к отгрузке товара. По самым скромным подсчетам, после уплаты налогов, расчетов с банком и поставщиками, после выплаты жалования и премий персоналу, после погашения задолженностей за аренду земли и еще целой кучи выплат, у меня еще остается около шестидесяти тысяч кредитов. И никаких долгов! Я даже зажмурился, стараясь представить себе, каково это — жить без долгов. Новые программы товарного кредитования и новые входные цены — я автоматически перехожу в другую категорию клиентов, плюс перспектива постоянного сотрудничества с “TRI”. Жизнь преуспевающего мелкого дельца. Ну и дела. Ника определенно приносит мне удачу.
Считать прибыль до завершения сделки — дурная примета. Я суеверен, как колдун вуду. Жизнь научила меня осторожности. Я отталкиваю от себя клавиатуру и иду остудить голову. Весело напевая, спускаюсь из офиса — небольшого стеклянного пузыря под крышей склада, на ходу оглядывая сверху ровные ряды ящиков, которыми склад уставлен так плотно, что почти не остается места для обязательных по требованиям пожарной инспекции проходов между штабелями. Боком протискиваюсь между ними, стараясь не задевать лоснящиеся свежей краской надписи “Сельхозоборудование Трюдо”. Трюдо, это моя фамилия. Согласен, глупое название. Совершенно не звучное.
— Сегодня еще вернетесь, сэр? — хмуро интересуется из своей выгородки у входа Фред — пожилой охранник, портящий мне настроение своей постной физиономией вот уже пять лет.
— Не знаю, Фред, возможно, — с улыбкой отвечаю я. Сегодня у меня такое настроение, что даже вечный скептик и недоверчивый зануда Фред не способен его испортить.
— Хорошо, босс, — кивает охранник и, отворачиваясь, смотрит в сторону, словно меня тут уже нет.
— Повнимательнее, Фред. Не спи. Если что — дави на кнопку. А там разберемся. Сам видишь, что у нас тут, — говорю я для порядка (хоть какой, а все же босс) и киваю на стену ящиков.
Фредди не удостаивает меня ответом. Снова молча кивает, по-прежнему глядя в сторону. Как всегда, считает меня неудачником и пустышкой. Хотя это никак не мешает ему каждый месяц получать из моих рук жалование.
3
Мой склад снаружи — просто списанный вертолетный ангар с полевого аэродрома, купленный по случаю через бывшего сослуживца. Легкие листы из ребристого пластика, должным образом уложенные вокруг полукруглых шпангоутов, и ничего больше. Дешево и функционально. Ярко-оранжевая краска придает ему какой-то футуристический вид и приятно контрастирует с зеленым рядом кипарисов, ровным строем возвышающихся вдоль шоссе номер семь.
Запрыгиваю в ослепительно белый “Форд-Секундо” с открытым верхом. Шикарную с виду тачку, которую при желании можно выдать за прихоть богатого коллекционера стильных машин. На самом деле я купил ее за бесценок на распродаже аварийных автомобилей. Лихо подруливаю к водородной заправке — бело-синему сооружению по соседству. Взмахом руки приветствую улыбчивую заправщицу. Молодая женщина — Марта, кажется, весело машет мне рукой в ответ.
— Привет, соседка! — кричу я через поднятый верх, — Мне полный.
Пока ферма заправщика присасывается к машине, успеваю перекинуться с Мартой парой ничего не значащих фраз. Она по-соседски угощает меня колой, такой холодной, что начинает ломить зубы. Жужжащий жучок камеры наблюдения пролетает над нами и Марта, улыбнувшись на прощание, срывается с места. Мелькая своим симпатичным округлым задиком, затянутым в бело-синий фирменный комбинезон: раз-раз, раз-раз, синий-белый, синий-белый, она спешит к следующему клиенту — здоровенному двухэтажному рейсовому автобусу.
Движение на шоссе сегодня не слишком плотное, так что я решаю рискнуть и веду “Секундо” вручную. Нет ничего лучше ощущения скорости, когда машина чутко отзывается на прикосновение к педали. Я обгоняю тяжелый трейлер, подрезаю истошно сигналящий семейный “Крайслер” и вырываюсь на скоростную полосу. Движок утробно урчит, разгоняя обтекаемую торпеду до разрешенных двухсот сорока километров. Встречный ветер шелестит над моей головой тугою волной. Я обожаю скорость и с удовольствием добавил бы еще, но чертова автоматика, настроенная на ограничения округа, ненавязчиво душит мой порыв — педаль вдавливается в пол вхолостую, без видимого эффекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9