Обе женщины, не говоря ни слова, сидели и ждали с терпеливым видом.
Эльза, широко раскрыв глаза, обрамленные длинными светлыми ресницами, наблюдала, как мальчик слезал с виктории. Вот он встал на землю – «ловко, как солдат», подумала Эльза, – и снял с головы круглую соломенную шляпу. Эльза не могла решить, серьезно ли он или только для собственного удовольствия приложил шляпу к своей блузе, вытянул свободную руку и отвесил глубокий поклон женщинам, сидевшим в коляске. Те в свою очередь поднялись, и он подал руку каждой из них. Очутившись на земле, обе поглядели вдаль с довольной улыбкой взаимного понимания. Мальчик занялся лошадью и отвел ее в узкую полоску тени за курятником.
Эльза почувствовала странную неловкость, когда увидела, что из дверей дома выглядывает во двор ее мать. Мать нервно ощупывала пальцами шею, как будто чувствовала себя неудобно в своем коричневом ситцевом платье с кудрявыми белыми листьями на оборке. Это было ее лучшее платье, и она всегда надевала его в случаях болезни ради визита доктора, а также для гостей. Но разве обе Кэрью могли знать об этом? Они шли уже по щебню на своих высоких каблуках – Эльза могла видеть только эти каблуки из-под их длинных юбок – и шли с таким видом, будто ношение хороших платьев не было сколько-нибудь заметным обстоятельством в их важной жизни.
Мальчик, продолжавший стоять рядом с лошадью, посмотрел наверх и увидел Эльзу. Он вгляделся в нее и потом угрюмо отвернулся. Но Эльза опять-таки не могла бы сказать, была ли эта угрюмость настоящей или притворной. Через прилегавшее к дороге поле брел человек, защищая рукой глаза от заливавших его солнечных лучей. Это был дядя Фред, который шел узнать, не понадобятся ли его услуги, раз теперь Риф потерял трудоспособность. Отец Эльзы уехал сегодня на дальний конец своих владений, на самый край Балки, и мог вернуться домой только к ужину. Эльзе придется спуститься вниз и помочь матери. Но ей ни за что не хотелось сходить в присутствии мальчика. Однако гостьи уже входили в дом, тщательно приподнимая на ступеньках юбки, так что из-под них чуточку виднелось кружево. Дядя Фред вошел в дом и разговаривал с мальчиком, указывая ему рукой на маленький луг к северу от риги, где можно было оставить отдыхать лошадь. Эльза выждала, пока мальчик двинулся вперед вместе с дядей Фредом, который повел в поводу лошадь. Тогда она встала, расправила передник и посмотрела, чистые ли у нее ноги.
ГЛАВА II
Через минуту Эльза остановилась у широко открытой двери риги, глядя, как дядя Фред отводил лошадь на луг, причем рядом с ним шел юный Кэрью. Дядя Фред был странный человек. Его всегда было как-то жалко, неизвестно почему. В его сутулых плечах и в тяжелой поступи было что-то придававшее ему такой вид, как будто он чего-то стыдился. Эльза и теперь заметила это выражение в косых взглядах, которые он бросал на Викторию. Это было неотъемлемой чертой дяди Фреда, как и его фетровая шляпа, которую Эльза видела на нем с самого раннего своего детства. К красивым, дорогим вещам, а также к богатым людям он относился так же, как и ее мать. Вся беда была в том, что они оба не могли делать вид, что и сами относятся к таким же людям и обладают такими же вещами. А Эльза, стоя здесь в тени, могла смотреть на Викторию и спокойно думать об экипаже, как о гладеньком живом существе, которому невтерпеж оставаться дольше под солнечными лучами. Потом она могла посмеяться над этими своими мыслями, вспомнив, что в конце концов это всего лишь коляска. Но дядя Фред и мать были люди иного склада. Они смеялись нечасто.
«Вот если бы здесь был папа, – думала Эльза, – он посмотрел бы на стоящую в тени коляску, поднял брови и скорчил такую смешную физиономию, что я покатывалась бы от хохота». Она вспомнила, как однажды к ним пришла в гости ее учительница, мисс Глайд, в высокой желтой шляпе помпадур и с «валиком» в прическе. Эльза сидела рядом с матерью, а мисс Глайд лицом к ним и спиной к кухонной двери. Папа выглянул из кухни и, должно быть, заметил помпадур мисс Глайд, потому что в следующий миг Эльза увидела его стоящим в дверях с караваем хлеба на голове. Эльза задохнулась от смеха и, чтобы не прыснуть, опрометью бросилась из комнаты. Таков уж был характер у отца. Он с усмешкой говорил себе, что он человек простой и живет по простоте, и что никаких фокусов ему не надо. Но Эльза помнила, как однажды он выписал Эмерсона в кожаном переплете; однако, когда книга пришла к ним, в доме не было ни пенни, чтобы заплатить за нее, и посылку отправили обратно. Но в тот вечер папа ушел из дому, и кто-то на следующее утро привел к ним домой их лошадей, а отец лежмя лежал внутри фургона.
Дядя Фред с маленьким Кэрью возвращался обратно с выгона. Эльза двинулась по дорожке к дому, немного досадуя на себя за то, что она размечталась тут, в то время как могла бы отлично добежать до дому до их возвращения. Ей не хотелось встречаться с мальчиком Кэрью в таком виде – в грязном переднике и с голыми ногами. Она пустилась бежать, но дядя Фред окликнул ее:
– Эльза!
Она остановилась, выжидая. В конце концов, что такое представлял собой мальчик Кэрью, чтобы его бояться? Только и всего, что у него более чистая блуза, соломенная шляпа и красные сочные губы.
– Пойди и спроси маму, не нужен ли я? – кивая головой на дом, сказал подошедший к Эльзе дядя Фред.
В этот миг сама мать Эльзы вышла из дому, настежь отворив в сенях дверь, на которой сверху, разгоняя мух, затрепыхался лоскут клеенки. Она спустилась во двор, и Эльза увидела багровые пятна на ее щеках. Эльза прижалась к юбке матери и скрыла лицо в коричневых складках, пока у нее не закружилась голова от приторного, острого запаха ситца. Как ей хотелось, чтобы эти гости не приезжали вовсе расстраивать ее мать своими изящными платьями, шикарной лошадью и экипажем!
– Мне нужно курицу к ужину, Фред, – сказала мать, – я попросила их остаться ужинать. Им нужно видеть Стива. Выбери из тех кур, что мы получили от Джонсона. И опали ее хорошенько, Фред. А ты, Эльза, ступай и принеси мне дров. Может быть, и наш юный гость пойдет с тобой?
Эльза внезапно струсила. У нее защекотало в больших пальцах, так что она почесала их друг о друга. У нее зашумело в голове, она сощурила глаза и криво улыбнулась. Мальчик медленно приблизился и снял свою круглую шляпу. Его голова была вся в блестящих коротких локонах темно-каштанового цвета, а там, где волосы образовывали маленький завиток над его лбом, солнце опалило их, придав им ярко-медный оттенок. Эльза уставилась на него, позабыв о себе самой. У него были черные брови, похожие на маленьких рыбок, как подумала Эльза, доходившие до самых висков, а под этими бровями странные глаза. Как у Рифа, они были мягко-агатовые, темно-зеленые с черными прожилками. Щеки и губы у него были пышные и яркие, как малина. Мальчик был похож на малину! Эльза слегка хихикнула.
Ее мать теперь двинулась обратно, а вместе с ней исчезло и убежище в виде ее юбки.
– Посмотри, где Ленни, и принеси мне дров, – сказала мать и направилась по дорожке к дому.
Мальчик Кэрью стоял, заложив руки в карманы и расставив ноги, как это делают взрослые мужчины. Он сжал губы и принялся тихонько насвистывать с самодовольным видом и вдруг резко остановился и спросил:
– Кто это Ленни?
– Это мой брат, Леон, – свирепо ответила Эльза.
– О, – заметил мальчик, подбирая камень и бросая его в траву, – а я думал, что это только другая девочка!
Эльзу бросило в жар, все в ней сжалось. Она быстро заморгала.
– Хо-хо, – сказала она с презрением, – я носила мужские штаны с блузой целых два лета там, в Айове. Я и теперь могла бы носить их, но мне больше нравятся платья, чем штаны.
Мальчик снисходительно, но колко улыбнулся, с таким видом, как будто он уже слишком большой для таких споров. Он переменил тему.
– Как вас зовут? – спросил он.
– Эльза Маргарита Гермина Бауэрс, – с гордостью осведомила его она, поднимая подбородок на первом слоге каждого имени и полузакрыв глаза.
– Ишь как! Как вы все это помните? Сколько вам лет?
Эльза колебалась.
– Одиннадцать, – наконец сказала она, едва переводя дух, и прибавила, еще увеличивая ложь: – Уже исполнилось. Мальчик нахмурился, причем темные рыбки его бровей сошлись вместе.
– Вы малы для вашего возраста, – заметил он, досадливо вытянувшись вверх. – А сколько лет вашему брату?
– У меня два брата.
– Леон, – сразу подсказал юный Кэрью.
– А… это еще ребенок. Ему восемь лет.
Их разговор был внезапно прерван окриком из дому:
– Эльза, да неси же дрова!
Она двинулась вперед, и мальчик Кэрью пошел следом за ней.
– Надо также найти Ленни, – сказала Эльза, – вероятно, он играет там, в домике среди лебеды.
Они пришли к этому «домику», представлявшему собой просто вытоптанное место среди густой лебеды, поднимавшей вверх свои сочные, мягкие головки на толстых зеленых стеблях, лоснящихся и холодных. Ямка дышала темно-зелеными влажными тенями и была устлана большими сухими листьями. Здесь было тихо и пахло землей, и тишиной, и дождями, которые налетали и уходили, и долгими далекими утрами, с облаками, проносившимися по синеве неба высоко над волнующейся зеленью трав. Здесь пахло и июнем, и июлем, и августом и всей дремой долгого лета. У Эльзы забилось сердечко, когда она ввела гостя в свое святилище. Леон находился тут, в этом гнездышке для маленького мальчика. Он свернулся клубочком и крепко спал. Его желтые кудри зарылись глубоко в кучу листвы, а пухлая грязная ладонь чашечкой выставилась вперед.
Эльза вся обратилась в нежность к нему. Он был такой беспомощный, такой маленький! Ей неприятно было будить его. Она опустилась на колени и подняла голову ребенка.
– Проснись, Ленни! Помоги своей Эльзе принести дров. У нас гости, – сказала она.
Леон стал отбиваться и тереть себе кулаками нос и глаза. Сестра засмеялась и не трогала его больше, втайне гордясь его мужественностью. Леон не терпел нежностей. Он смело встал на ноги и уставился широко открытыми глазами на пришедшего с Эльзой незнакомца.
– Как вас зовут? – спросил он, сразу стряхнув с себя сон.
Мальчик Кэрью засмеялся ему прямо в лицо, а затем обернулся к Эльзе.
– У меня только одно имя, – произнес он, как бы продолжая разговор, прерванный несколько мгновений тому назад. – В нашей семье мы никогда не даем двух имен. Но зато они идут из рода в род и о многом говорят нам, поэтому мы и не нуждаемся больше чем в одном имени. Так объясняет это мой отец. Моей матери – она уже умерла – не нравилось мое имя. Это имя – Бэлис, Бэлис Кэрью. Моего прадедушку тоже звали Бэлис, и он приехал из Англии на парусном судне, которому потребовалось восемь недель, чтобы пересечь океан. В то время были пираты, и за кораблем моего прадедушки гнались, но корабль все-таки удрал от них.
Наступило долгое молчание, во время которого Эльза переваривала это сообщение и досадовала, почему в истории семьи Бауэрсов не было ничего, чем можно было бы превзойти гонку с пиратами. Но Леон не мог с этим смириться.
– Моя мать из Германии, – заявил он. – Она переехала океан, когда была маленькой девочкой, и с ее кораблем случилось крушение, и она должна была плыть до берега. Она совсем уже утонула, но вдруг появилась собака, большая собака, и спасла ее.
Он тараторил быстро, и Эльза могла только с удивлением наблюдать за ним. Она чувствовала, что должна остановить его прежде, чем он зайдет слишком далеко, но только крепко сжала губы, отчего у уголков ее нижней губы образовались две ямки.
Бэлис с открытым недоверием переводил взгляд с Леона на Эльзу.
– Этого не могло быть! – крикнул он. – Как далеко ей пришлось плыть?
Леон вытянул руки и совсем зажмурил глаза.
– О, целые мили… – произнес он, – думаю, что сотню миль!
Бэлис улыбался теперь во весь рот.
– А когда же появилась собака и спасла ее? – спросил он.
Воображение Леона спасовало перед этим вопросом, или, может быть, он совсем уж потерялся перед той картиной, которую нарисовал для Бэлиса в надежде превзойти историю с пиратским судном. Во всяком случае, он ничего больше не мог придумать. Бэлис сам прервал наступившее тяжелое молчание. Он внезапно опустил руку в карман и сказал:
– Если ты отгадаешь, что у меня здесь, я подарю тебе это.
Леон, начинавший уже зевать, от неожиданности встрепенулся и сразу воскликнул:
– Нож!
– Ну нет! Отгадывай снова. Три раза.
Малыш уставился на карман, стараясь пронизать его взглядом. Оставалось угадывать только два раза. Эльза тоже смотрела на карман.
– Органчик!
И на этот раз Леон промахнулся, и Эльзе стало противно.
Леон пробормотал:
– Ну, хорошо… стеклянные шарики?
Бэлис засмеялся и покачал головой.
– Ну, ладно! Бери уж так, – сказал он любезно и вытащил из кармана эмалированную зеленую лягушку с красными выпученными глазами. Она могла открывать рот и квакать по желанию.
Оба, и Леон и Эльза, в восторге смотрели на игрушку, лежавшую на ладони Бэлиса.
– Вот, возьми ее, – сказал тот, протягивая лягушку Леону, – у меня дома есть еще одна.
Он с любопытством взглянул в глаза Эльзе. Его длинные ресницы сомкнулись и замигали. Внезапно она отвела руку Бэлиса.
– Нет! – резко сказала она. – Не надо давать ему! Он не отгадал.
Леон потянулся за игрушкой, но Эльза ударила его по руке. Мальчик сделал недовольную гримасу, топнул ногой и выпрямился. Бэлис поднял одну бровь.
– Гм, почему же это? У меня есть другая. Да если я захочу, так может быть целая куча, – сказал он.
– Ну, и у нас может быть, – возразила Эльза. – Пойдем же, Леон. Нам нужно принести дров.
Бэлис нахмурился, его глаза и щеки потемнели. Он стоял неподвижно. Игрушка глупо торчала на его ладони. Его благородный порыв был остановлен девчонкой в простом платье, с голыми до колен ногами, которые к тому же были слишком худы и не слишком чисты. С внезапным гневом он произнес:
– Вы не можете! Вам придется покупать их, и у вас не хватит денег. А у меня их сколько угодно в карманах, да еще больше дома.
Эльза на миг растерялась. Она бешено искала, чем можно было бы поразить этого юного самохвала и поставить его на место.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30