Ирке постоянно надо было уезжать – на месте она скучала и раздражалась. Меня Полозова оберегала. Как только Ирка вернулась, Островская и Волкова выпустили меня из своих когтей, и я жила относительно спокойно. Критику Полозовой я принимала безболезненно – она почти всегда была права, и ее замечания постепенно полировали мое глянцевое сознание.
– Алена, иди сюда, задание тебе! – позвала меня Ирка, и я с облегчением вышла из зоны конфликта. Пусть сами разбираются.
– Надо написать письмо министру культуры о поддержке конкурса. Журнал проводит новый конкурс для читательниц. Для девушек, которые мечтают попасть в глянец.
– То есть мы ищем кадры? – сообразила я.
– Хотим их собрать в школу глянцевой журналистики. Для министерства так формулировать не надо. Для министерства ты напишешь, что это школа молодых талантов, которым дается шанс реализовать креативный потенциал в лучших журналах страны.
– Будем рассказывать девушкам из Саратова, как стать Керри Брэдшоу, – к нам подскочила Островская. Без нее ничего не должно происходить.
– А кто будет преподавать? – спросила я.
– Никто. Мы с тобой. Девочки в лучшем случае будут работать на подхвате. Стилисты – ассистентами на съемках. Дизайнеры – статьи верстать. Художники – картинки для статей рисовать. За бесплатно. Они же учатся. – Лие нравилось быть циничной.
Ирка поморщилась:
– Лия, прекрати! Не порти мне Борисову, а то она письмо не напишет. Алена, все будет серьезно. Лучших девочек отберем и повезем на Лондонский форум. Чтобы они на мир посмотрели. Там же школу презентуем и олигархов поищем для финансирования.
Мой бывший начальник и Иркин нынешний муж каждый год ездил в Лондон на экономический форум. Мишка говорил, что это единственное место, где русские ведут себя как европейцы. Без охраны, без понтов – на неделю в Лондоне они становились обычными людьми.
– Долецкую, наконец, подвинем! – Полозова стеганула своего любимого конька.
– Давно пора. Ей, говорят, недолго в «Воге» осталось, – поддакнула Лия.
– А при чем здесь Долецкая? – спросила я.
– Она везде при чем. И там тоже. Долецкая в качестве эксперта по роскоши выступает. На ее выступлениях всегда аншлаг. Она давно там окопалась с «Вогом», – Лия смаковала подробности.
Ирка начала раздражаться.
– Нам нужен проект, который в Лондоне прогремит. О журнале надо заявить на европейском уровне! – Ирку всегда увлекали грандиозные идеи.
Ей шла должность главного редактора.
Меня восхищают эти контрасты. Вчера эпиляция, сегодня министр и Лондон. Жаль, что я не Пелевин и не Вуди Аллен, чтобы рассказать людям о том, из какого абсурда кроятся эти глянцевые страницы.
Министру по культуре и СМИ
«Редакция журнала Gloss проводит общероссийский конкурс, призванный дать шанс талантливой молодежи со всех уголков нашей страны…»
Удивительно, насколько жанр официальных писем диктует тебе стиль. Откуда это выпало, из каких советских времен – про «уголки нашей страны» . Это потому, что при слове «министр» представляется такой заросший мхом официоза дядька, которому надо переводить с человеческого языка на канцелярский. Я почему-то думаю, что если ему написать все как есть – в смысле, у журнала мало денег, хотим вашей помощи, чтобы хорошие девочки из Екатеринбурга или Ростова добрались до московских глянцевых редакций – так вот, если ему так написать, то он немедленно впадет в ярость и закроет журнал, позволяющий себе такие штучки.
«…дать шанс талантливой молодежи проявить себя в современном мире, где огромную роль играет пресса…». Так гораздо лучше.
Возле стола Полозовой разгорался скандал.
– Жаклин с нас рекламу снимет! – Это Островская.
– У меня с Жаклин отношения. А ты ничего не решишь! – Ага, Краснова.
– Лия, ты же не можешь ехать. Двадцатого сдача номера. Я в это время буду в Нью-Йорке, в Est?e Lauder. Сколько лет добивались с ними встречи, наконец пригласили…
«…Учитывая приоритеты провозглашенной Президентом политики, журнал Gloss считает главной задачей Конкурса выявление и поддержку талантливой молодежи не только в Нью-Йорке…»
Черт! В каком Нью-Йорке?!
«…не только в Москве и Санкт-Петербурге, но и по всей России. Средства массовой информации, представляющие актуальные новости в области культуры, моды, красоты и здорового образа жизни, формируют представления самой широкой аудитории в возрасте от 18 до 34 лет…»
Во всяком случае моду на эпиляцию мы уже сформировали.
«…Конкурс позволит создать социальные условия для прихода в журналистику новой генерации талантов…»
Чтобы талантливо и остро писать про целлюлит.
– Алена, у тебя загранпаспорт есть?
«…Надеемся, что этот актуальный проект сможет занять достойное место в комплексной программе Министерства…»
– Алена! – громкий голос Полозовой пробился сквозь государственно-идеологический туман.
Черт, сейчас мысль улетит! Ее и так сложно фиксировать на этой социально-бессмысленной бредятине.
– Загранпаспорт? Есть.
– Отлично! Значит, ты поедешь в Париж!
На Краснову было жалко смотреть. Но на меня она и не смотрела. Обиделась! Но я-то ни при чем!
Как трудно оставаться позитивной, находясь внутри сложносочиненных женских отношений. Здесь все решается нервно и эмоционально – со слезами, обидами, истериками. А в финале – поцелуи и совместное поедание шоколадок, символизирующее примирение.
В аэропорту я была первая. Из семи девушек, вылетавших в Париж, в лицо я не знала ни одной. Единственный ориентир – фотография Жаклин в журнале.
Я заняла стратегическую позицию в кафетерии под табло. Рейс был в 3.40 – это дешевле, чем лететь в 8 утра, объяснила Ленка. Концерн FLG денег на ветер не бросал. Регистрацию еще даже не объявляли. Слово check-in пульсировало только для Цюриха и Лондона. Я засела с кофе и вглядывалась в девиц, проходивших мимо, пытаясь угадать, кто из них те самые монстры, которыми пугала меня Краснова перед отъездом.
– Ты книжку какую-нибудь возьми, чтобы не сидеть дурой. Они с тобой не будут разговаривать. У них своя тусовка. Робски не покупай – засмеют.
– А если взять Толстого?
– Смеешься? Тоже не катит. Надо что-нибудь такое модное. Посмотри в «Воге», какие там книжки сейчас рекламируют.
Безо всякого «Вога» было ясно, что брать. Я вооружилась гламурным Бегбедером.
– А с чем поедешь? Чемодан у тебя хороший?
– Обычный, «Самсонайт».
Краснова, которая давно простила меня за Париж и теперь помогала изо всех сил, тяжело вздохнула:
– Плохо, конечно. И у меня нет нормального чемодана. Я бы тебе дала.
– То есть надо Виттон, что ли? – я смеялась.
– Что ты ржешь? Именно это и надо!
– Ладно, Лен, не до такой же степени.
– До такой!
Ленка добровольно взялась выполнять роль личного стилиста и далеко продвинулась по пути моего фешн-просвещения.
Мы ходили вместе по магазинам, и через некоторое время я уже могла покупать вещи самостоятельно.
Краснова неплохо расставляла флажки по границе хорошего вкуса, и я старалась на нее ориентироваться, чтобы с непривычки не перебрать в своем стремлении быть модной. Самое страшное, что можно услышать на наших тусовках – too much. Это нарушение негласного закона профессионального глянца – too much могут одеваться только девушки с Рублевки. Да, они носят те же бренды, что и глянцевые редакторы, но в том-то и состоит искусство дозировки, чтобы уметь выбирать вещи в тех же модных тенденциях, но не быть такими вульгарными.
У нас свои законы и правила. Например, неприлично носить вещи, которые фигурировали в рекламе. Это слишком узнаваемо, слишком much. Вещи с рекламного look’а адресованы тем, кто вне модной индустрии, – наивным (хоть и богатым) ее юзерам. Мы же находимся внутри, и наши вещи должны носить глубинный смысл, подчеркивать глубокое проникновение в мир моды. К тому же глянцевые редакторы люди экономные – рублевскими бюджетами располагают единицы. А вещь с картинки гарантированно выходит в тираж в следующем сезоне. Настоящий модный гардероб создается годами – как хорошее вино. Покупать каждый сезон total look, все новое и актуальное, – это удел обладательниц ограниченных интеллектуальных ресурсов и неограниченных нефтяных бюджетов.
Черный цвет был фаворитом глянцевой жизни. Он худил и позволял сэкономить. Черные вещи могли перетекать из сезона в сезон – в отличие от сиреневых или зеленых, которые носили явно выраженный временный характер. Пойди разбери, из какой коллекции черные брюки – вчерашней или 2004 года. На фундаменте черного держалась глянцевая карьера.
Настоящего редактора гламура отличает любовь не к Виттону и Гуччи, а к продвинутым маркам, неразличимым с высоких куршевелевских и николиных гор. Высшим пилотажем было одной из первых открыть такую марку, лежавшую вне масс-культа. Но где и как ее открыть – Краснова не сказала.
Мне пока далеко до таких изысков. Даже черный базис был недоделан.
Перед Парижем мы продумывали с Ленкой мой гардероб. Джинсы она одобрила – хотя и простецкий Levi’s, но сидели они хорошо. Сапоги были новые, на платформе – и тоже прошли ее контроль. Но требовалось два вечерних платья, а у меня не было ни одного. Мы заехали после работы в «Султану Французову», но мой 46-й не помещался в их 42—44.
Одно платье в итоге Ленка мне одолжила. Для второго выхода я придумала соединить черную юбку и белую блузку. Краснова поморщилась:
– Плохо, конечно. Если получится, беги там в магазин сразу.
Собранная, как в пионерский лагерь (вместо конфет – мешок косметики), я сидела курицей на высоком стульчике и вглядывалась в лица отъезжающих.
Под табло собиралась группка. По-моему, это они. Я узнала их по багажу. Louis Vuitton, Fendi, опять Louis Vuitton… И ни одного потрепанного «Самсонайта». Я посмотрела на свой чемоданчик. Пророчества Красновой сбывались.
Надо подойти и познакомиться. Но мне вдруг стало немного страшно. Как в детстве, когда мама засовывала меня в лагерный автобус, оставляя наедине с чужими людьми, с которыми, как предполагалось, я должна теперь подружиться.
– Девочки, вы в Париж?
Их было пятеро, представительниц старшего глянцевого отряда. Три девицы стояли в центре композиции, две поскромнее, совсем молоденькие, жались в сторонке. На меня никто не обратил внимания.
– А мне Мораг сказала, что мне подходят тени, которые у них будут.
– Поль написал, что ждет нас. В прошлом году они на презентации в Париже поселили меня в такой ужасный отель…
– Девочки, вы с Жаклин летите?
Они услышали кодовое слово. И среагировали. Осмотрели меня – сапоги, джинсы, чемодан.
– Давайте познакомимся. Я Алена Борисова, журнал Gloss.
– Ты вместо Красновой? – спросила меня брюнетка.
– Можно и так сказать.
– Ассистент, что ли?
– Нет, редактор отдела People.
– А, понятно.
И девочки отвернулись. Через двадцать минут ожидания, которые я провела в полном молчании, появилась Жаклин.
Расцеловала троицу – Луи Виттон, Фенди, Луи Виттон.
– Хароший, хароший! – это относилось к троице брендов. – Ты Борисоф? – она ткнула в меня пальцем.
– Я.
– Пошли за мной, бистро, бистро!
Мы побежали за ней, как цыплятки за курицей. Я в конце – как самый гадкий утенок. Кстати, вместе с Жаклин нас было всего семеро. Кто-то опоздал?
В самолете я сидела одна – через проход три девицы шептались о чем-то своем. Остальные спали. Я прикрылась Бегбедером.
Ступив на родную землю, Жаклин разволновалась. Звонила куда-то, спрашивала, где автобус, и кричала – «За мной!». Мы метались по аэропорту де Голля, пробиваясь сквозь плотные слои пассажиров.
«Экзит ту» – водител сказал. Если он сказал «ту», значит, надо идти номерь один». Мы послушно двинулись за Жаклин.
Спустились в какие-то катакомбы – коридор с тусклым светом, вонючий, пахнущий мочой и потом, пробирались мимо афроамериканцев в грязных робах, смотревших на нас с удивлением и вожделением. Жарко и душно. Кондиционеры на этом парижском дне не работали. Всем было понятно, что мы идем не туда, но никто ничего не говорил. Хотелось спать и есть.
– Жаклин, наверное, нам лучше вернуться обратно, – сказала я.
Она вздрогнула. Остановилась. Развернулась ко мне всем корпусом.
– Ты это говорить?! Ты случайно в Парис! Жаклин тебе ведет!
Зря я влезла.
– Я Лена скажу про тебя. Мне не надо сказать, что делать!
Боже, бедная Краснова. И бедная я – если теперь Жаклин отзовет свой бюджет из журнала, Аня меня убьет.
Одна из блондинок, с сумкой Виттон, тут же встряла:
– Жаклин, не волнуйся! Мы сейчас все найдем.
– Жаклин знает Парис! Я этот аэропорт каждую неделю бывать!
Я готова была провалиться сквозь землю, затеряться в парижских катакомбах. Жаклин рванула вперед. Мы побежали за ней.
Тупик. Мы уперлись в площадку, забитую грузовыми контейнерами. Девушки злились и переглядывались.
Она снова куда-то позвонила.
– За мной, все наверх!
Мы проделали путь в обратном порядке – коридор, аромат мочи, грузовой лифт, зал прилета.
На выходе номер два нас ждал автобус.
Небо над Парижем высокое и яркое. И впереди целых два дня по-французски. Я понемногу успокаивалась. Просто надо действовать осторожнее. Действительно, это было невежливо, вот так указывать ей.
Черт! А вот и нет! Я ничего такого не сказала. Ладно, лучше не дразнить гусей – чтобы не подводить журнал и Краснову.
В Париже я была очень давно – в гостях у институтского приятеля. Он постоянно пропадал на работе, а я разгуливала по городу с ключом в кармане от настоящей парижской квартиры. Вечером приезжала с последним поездом метро в непрестижный район Gare du Nord, где вечерами на улицах собирались стайки африканцев, мимо которых было страшновато ходить.
Город я осматривала в хаотическом произвольном порядке, нарушая все туристические стандарты. Сначала – Монмартр и Центр Помпиду, и огромный торговый комплекс под ним, который выкрал у меня целый день. Потом сомнительный район Сен-Дэни, где проститутки и видео-пип-шоу в подворотнях, куда ныряли неопрятные типы с несвежими лицами. Кафе «Ротонда», где Модильяни и Пикассо ели салат «Ницца», и я тоже ела, мне не понравилось, но я и не художник.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13