— Да, только бедный человек может быть честным и справедливым.
— С этим я категорически не согласен, как не согласен и с таким утверждением, будто только бедный способен каяться и искупать свою вину.
— Да, только у них есть ощущение своей вины.
— Но почему же богатый не может искупить свою вину?
— Может. Для этого надо, чтобы Он услышал мольбу богатого.
— Но ты же не молил об искуплении?
— Меня избрал Он своим орудием.
— Избранные люди, избранные народы, избранные страны — в этом уже есть какая-то несправедливость.
— Избранное не есть исключительное, — отвечал Павел. — Вам, греческим философам, это должно быть понятно. Первомученик святой Стефан, в смерти которого и я повинен, был избран Богом, чтобы нести Божественный свет всем язычникам, чтобы заставить иудеев задуматься… Избранник Божий есть великомученик человеческий. Высшая радость достигается только через страдания…
— Мы, стоики, утверждаем именно эти мысли. Вот уже несколько столетий как утверждаем, — сказал молчавший до сих пор Проперций. — Мы стоим за всемирное государство, в котором все будут равны — варвары и римляне, евреи и парфяне, женщины и дети, богатые и бедные, рабы и вольноотпущенники. Мир возник из творчества первоогня и погибнет от мирового пожара. Мы считаем, что бедность и самоотречение украшают человеческие добродетели.
Мы, стоики, не боимся умереть, и всякий раз, когда мы умираем, даем образец высокого мужества и высокой добродетели. Тому пример Сенека, Петроний и многие знаменитые римляне. Непонятно, почему мы должны считать учение Христа единственно верным?
— Когда я проповедовал Господа нашего Иисуса Христа в Афинах, — а афиняне очень набожный народ, они всей своей предшествующей историей приуготовлены к восприятию новой веры, — греки тоже мне постоянно задавали именно этот вопрос: "Почему мы должны отбросить наших Богов и принять твоего Бога?" Я им ответил так: "Осматривая ваши святыни, я нашел жертвенник, на котором написано: “НЕВЕДОМОМУ БОГУ”. Так вот, Его-то, которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам. Как пишут ваши стихотворцы, мы Его род и, будучи родом Божиим, не должны думать, что Божество подобно золоту, или серебру, или камню, получившему образ от искусства и вымысла человеческого. И сегодня Бог повелевает всем людям покаяться, ибо назначен день, в который Он будет праведно судить вселенную посредством предопределенного им Мужа…"
Как только были произнесены эти слова, раздался такой силы гром, что Друзилла в испуге пала на руки к Феликсу, а остальные, накрыв головы покрывалами, выбежали из темницы…
17
Вкрадчивый, ласкающий голос вот уже седьмой раз повторял слова Серафима Роуза: "Чудеса Антихриста будут происходить главным образом в воздушной стихии, где находится главное владение Сатаны. Знамения будут в основном действовать на чувство зрения, очаровывая и обманывая глаз. Это знамение Антихриста может быть блистательным и прекрасным.
Сознательный православный христианин живет в мире, который, несомненно, пал, и внизу, и на земле, и наверху, среди звезд — все одинаково далеко от потерянного рая, к которому он стремился. Он — частица страдающего человечества, и все одинаково нуждаются в искуплении, даруемом безвозмездно Сыном Божиим через Его спасительную Жертву на Кресте".
Я едва не потерял рассудок, когда увидел в прокураторском кресле Хобота, который говорил…
18
— Чего вы суетитесь, падлы? Впереди еще, по крайней мере, миллион тысячелетий, а мы протяпали только два — это же мизер. Предупреждаю, ловленный мизер. А не желаете в картишки скинуться, чем бодягу разводить?
Из-за занавески вышел не кто иной, как Тимофеич в сером плаще с перевязанной шеей. В руках у него было два огромных тома в кожаных переплетах. Я еще, глядя на эти два толстенных тома, подумал: "Зачем же он притащил эти два тома? Кажется, один из них был Библией, а другой двадцать четвертым томом одного из изданий безбожника Толстого. Он же этими книжками сразу себя выдаст с головой: не из первого века Тимофеич, а наш, нынешний гражданишко, этакий плут на побегушках у большого начальства". Не успел я так подумать, как Хобот протянул руку и в нее тотчас была вложена Библия.
— Нет, ты мне другую книженцию давай, — сказал Хобот.
— Охотно, — ответил Тимофеич, протягивая толстовское сочинение. — Хотелось бы сразу предупредить: изданьице с купюрами. И купюры сделаны исключительно по еврейскому вопросу. Точнее, сам Толстой в большей мере римлянин, чем христианин. Он тысячу раз готов был оборвать свою жизнь, когда узнавал, что дворянской чести грозит некоторая замарательность…
— Ты поточнее выражайся, — перебил его Хобот. И добавил шепотом, — хорошо, что эти турки не понимают нашей тарабарщины…
— Откуда им понимать? Хорошо, что мы толмача с собой захватили. Чего ему сказать?
— Скажи, чтобы вина побольше притащили. Этого фракийского или лидийского и непременно месопотамской браги пусть доставят три фиакра.
— И закусить, разумеется, не этих попугаев, а настоящих баранов и косуль, и крабов, побольше крабов с маслинами. — Тимофеич тут же набросал на листочке заказ и передал переводчику.
Через десять минут вино и закуски были на столе. Агафон и Проперций стояли разинув рты. Друзилла, обнимая Феликса, кричала:
— Салют, Рим! Салют, Иерусалим! Салют, Афины! Салют, Русь!
— Вот вам и вся истина, — рявкнул Хобот, опрокидывая кубок вина. — Поясню вам, рыбьи головы. Ничего нет в мире, кроме этих четырех великих салютов! Рим и Иерусалим — это две перекладины одного креста! И запомните, тыквенные попугаи: Рим — не Антихрист, а Иерусалим — не Христос, здесь другое сочетание, перекладинное. Горизонтали и вертикали. Земля и небо. Герой и торговец. Душа и расчет. Лед и пламень. Жизнь и смерть. Что там еще следует за этим? — пощелкивая пальцами, спрашивал нетерпеливо Хобот.
— Свет и тьма, рай и ад, мужчина и женщина, — протянул Тимофеич.
— Бабу ты зря сюда приплел. Изыми бабу! — рявкнул Хобот, надкусывая бараний бок. — И поясни, откуда чего и что. Только покороче. Светает.
— Изъял, — поспешно сказал Тимофеич. — А суть вот в чем. Диалог с миром пошел исключительно по двоичной системе: "Да — Нет", "Христос — Антихрист", "Бог — Сатана", "Огонь — Вода", "Господин — Раб". Чем невежественнее человек, тем больше ему подавай определенности. Чем шире и выше человек, тем больше он нуждается в унитарном принципе, тем больше ему нужен Бог, тем острее он испытывает нужду в единстве с Космосом, со Вселенной. Это, так сказать, вертикаль бытия. Ветхозаветный Бог такой же язычник, как и православный Нил или Сергий Радонежский. Он растекается исключительно по горизонтали. Ветхозаветный Бог создал и оправдал рабство. И охранять это рабство поручил безликому Закону. В этом Законе выше всего — обряд, внешнее, ритуальное. Не обрезал — смерть, нарушил субботу — смерть, прикипел сердцем к чужой жене — смерть, не соблюдал обряд — смерть! И поверх этой перекладины, состоящей из сплошной смерти, ветхозаветный Бог создал невидимый рой пчел, эти еврейские души, которые роились, веселились, нарушали субботы и запреты, доказывая, что тем самым они чтут великий Закон и только таким способом утверждают свою исключительность, свою неповторимость в этом мире. Эти тайные нарушения совершаются с благословения Божьего — и это единственная форма выражения своей исключительности, дарованная избранному народу.
— Пояснее, — брякнул вдруг Хобот, наливая третью кружку месопотамской браги. — Нам еще с парфянами предстоит разобраться, а ты заладил с подробностями. Сейчас подробности никому не нужны, бычья печень, век бы мне свободы не видать.
— Согласно этому учению ложь становилась правдой, а правда — ложью. Если Рим и Афины дают однозначное толкование всех проблем, то здесь — бесконечная вариативность, это с одной стороны, с другой — любой вариант может рассматриваться как беззаконие, если он противоречит пользе. Иудеи утверждают — нравственно то, что полезно, божественно то, что выгодно, правдиво то, что приближает к цели.
Когда лучшие из евреев увидели, что иудейство тонет во лжи, фарисействе, догматизме, когда древо иудейской веры стало на глазах сохнуть, они готовы были пойти на любой крест, чтобы спасти Иерусалим. И пошли. И спасли. Кто-то из мудрецов сказал, что только таким образом можно было спасти старую веру. И загадочность еврейского вопроса в том, что вместе с мировым пожаром, который зажгли иудеи, родилось и мировое сердце. Навсегда был положен конец еврейской исключительности, а избранный народ был объявлен в числе прочих равным.
— Это действительно так или очередная профанация? — спросил неожиданно у меня Феликс Трофимович.
— Как вам сказать? — замялся я. — Это вечный вопрос, поскольку Новый Завет отделился от иудейства, однако принял все его учения.
— Такого не бывает. Отвергнул и одновременно принял. — Хобот опрокинул в пасть еще одну кружку фракийского. — Как реально обстоит дело?
— А реально так, — сказал я. — Тимофеич прав. В первом веке рождено было новое сознание. Евреи, вобрав в себя греко-римский космогонизм, решили преодолеть иудейскую ограниченность. Они стали утверждать, что каждый человек есть посредник между Вселенной и самим собой. А тот, кто отсекает от себя Вселенную, а следовательно и Бога, тот враждебен и самому себе, и Богу, а тот, кто пренебрегает собой, тот убивает и не признает в себе богочеловеческое начало. И первым человеком, который показал, насколько прекрасно, упоительно и добродетельно воздвигать в душе своей Храм Божий, был Христос. И Храмом этим является Любовь — любовь к Богу, к Человеку, к врагам, к друзьям, ко всему живому, к траве и деревьям, к земле и птицам, к волкам и черепахам, к бабочкам и попугаям, к рыбам и крокодилам, к детям и женщинам, к армянам и парфянам, к грекам и римлянам, к ворам и убийцам, к живым и мертвым, к тупым и искалеченным, к толстым и тонким, к воинам и безоружным, к рабам и господам — ко всему, что есть в этом подлунном и подсолнечном мире.
— Ну а воров и убийц сам приплел? — рассмеялся Хобот не без ехидства.
— Никак нет, — отвечал я. — Апостол Павел был фарисеем и гонителем христиан. Он убивал христиан. Он вместе с римскими воинами грабил и преследовал, ибо жилище и вещи бежавших и преданных смерти христиан подлежали разграблению…
— И это правда? — обратился Хобот к Тимофеичу.
— Похоже, что правда… — отвечал Тимофеич. — А впрочем, лучше послушать самого Павла. Апостол в пяти шагах отсюда…
Молнии рассекли тучи, и снова раздался гром…
19
Человек средних лет махнул рукой, и на пороге появился крохотный мужичок в одеянии пастуха. Назвался Фаддеем.
— Покажи последние полсотни лет, — сказал человек средних лет.
— Юг? Или Север?
— И то и другое.
Фаддей вытащил из сумы две микропленки, вставил их в посох, направив его острие на белую стенку.
На экране объяснялось, как из-за ложки соли армяне перерезали азербайджанцев, а азербайджанцы убили сто тысяч армян. На подмогу тем и другим подоспели северяне, за короткий срок уничтожив двести тысяч армян и азербайджанцев. Потом было два предупредительных землетрясения, двадцать шесть заседаний в парламентах Армении и Азербайджана, после чего все пригородное население было согнано в народные ополчения, которые еще уничтожили по сто тысяч человек. А свара действительно вышла из-за ложки соли. В одном из селений, в котором проживали армяне и азербайджанцы, жили две женщины — Мадонна и Фатима. Мадонна была армянкой, и она первая попросила у азербайджанки Фатимы ложку соли. Фатима ответила, что не даст ей ложки соли, потому что у нее самой всего два мешка осталось. Тогда Мадонна сказала:
— Ах ты, жадина-говядина, турецкий барабан!
— Я не турчанка, а чистокровная азербайджанка, и вам нечего делать на нашей земле!
— Это наша земля! Наши предки захоронены здесь еще до Рождества Христова, когда вашего Магомета еще и на свете не было.
— Наш Магомет всегда был!
— Ах, она нашего Бога оскорбила! — крикнул муж Фатимы и бросил в Мадонну плоскогубцы. Плоскогубцы выбили Мадонне зуб с левой стороны, впрочем, говорят, этот зуб давно шатался и Мадонна собиралась его вырвать, а прибежавший муж Мадонны схватил плоскогубцы и разорвал ими ноздри мужу Фатимы. Вот тогда-то и пошла бойня в этом селении. Все армяне накинулись на азербайджанцев и, пользуясь своим преимуществом, перебили половину населения…
— Достаточно, — сказал человек средних лет. — Покажи последний документ.
На экране вспыхнули кадры боевых сражений: танки, самолеты, пулеметы, погони, убийства. Дальше последовали кадры, на которых были засняты президенты обеих республик. Они пожимали друг другу руки и заверяли, что никогда не повторится эта позорная бойня народов. Затем последовали эпизоды о новых ссорах двух разноплеменных граждан, которые вырвали друг у друга по клочку волос только за то, что овца одного хозяина зашла в огород к другому хозяину. И началась новая битва. Пошли сборы средств на оружие. Создавались добровольческие армии. Покупались танки и огнеметы.
А теперь взгляните на этот документ сорокалетней давности. Он точь-в-точь воспроизводит то, как развивались события в 1990 году.
27 мая
Группа вооруженных лиц предприняла попытку разоружить военнослужащих внутренних войск, сопровождавших поезд Кафан — Ереван. В результате конфликта, перекинувшегося затем в другой район города, погибли 23 человека. Многие получили ранения. Конфликт произошел непосредственно перед последним туром выборов в Верховный Совет Армении.
Перестрелки и нападения на отделения милиции, воинские части с целью захвата оружия становятся привычным явлением.
20 июля
Вновь сформированный Верховный Совет республики приступает к работе. В одной из воинских частей боевиками захвачено 20 автоматов.
25 июля
Принят Указ Президента "О запрещении создания вооруженных формирований, не предусмотренных законодательством СССР, и изъятии оружия в случае его незаконного хранения".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83