– Не знаю, о чем вы думали вчера, скрываясь с места событий, как в скверной мелодраме. Временами вы ведете себя до противности инфантильно!
– Не надо на меня орать, я не глухая, – дала она ему отпор. – Меня не интересуете вы и все, что с вами связано. Я покинула ваш дом, потому что у вас не было желания до конца выслушать меня… Вы меня вообще никогда не слушаете, – добавила Дорис, встревоженная тем, что, несмотря на обвинительный тон ее выступления, голос стал предательски дрожать.
Вдруг ей показалось, что ее комната выглядит очень примитивно – этот человек с его неуемной жизненной энергией подавлял, делал банальным все, что находилось рядом с ним.
– Так вы все еще намерены добиваться большего, чем то, что было предложено мной? Имейте в виду, я могу всерьез увлечься шкуркой прелестной лисички, – Брюс выразительно посмотрел на копну ее огненных волос, – но это вовсе не означает, что я намерен представить ей место у семейного очага. Мне надоели ваши игры, я утомился от них. Я предложил вам вполне определенные условия, и чем быстрее вы их примете, тем быстрее каждый из нас получит то, что он хочет.
То, что хочет? Да разве в голову ему может прийти то, чего хочется ей. Нет, то, о чем она страстно мечтает!
– Я буквально опустошена и очень устала. Уж очень нудное это занятие – служить раздражителем для последнего из величайших деспотов нашего времени. – А потом добавила уже значительно злее: – Вы так толстокожи и невежественны, Брюс Кейпшоу, что до вас не может дойти такая простая истина: я просыпаюсь по утрам вовсе не с вашим именем на устах и мысли мои тоже не о вас. И засыпая, я думаю о чем угодно, только не о вас.
Дорис не могла не отдавать себе отчета, что ведет себя как истеричный подросток… или как влюбленная женщина. Последнее сравнение ей услужливо подбросил ее внутренний голос.
Брюс сжал кулаки, и женщина физически ощутила флюиды, идущие от его мощного тела.
– Вам что, доставляет какое-то извращенное удовольствие издеваться надо мной? – В голосе Брюса было столько искреннего осуждения, что Дорис просто растерялась. О чем он вообще говорит? – спрашивала она себя. А он между тем продолжил: – Признаюсь, я говорил сам себе: что ты удивляешься? Разве ты не представлял с кем имеешь дело? С обыкновенной маленькой сучкой. Единственное, в чем я хотел бы убедиться, так это в том, что сердце у вас не на месте так же, как и у меня. Я хочу знать, больно ли вам так же, как и мне! – Брюс заметил на ее щеках румянец и замолчал.
– Зачем вам знать, что у меня на сердце? Уверена, что вчера вы решили все ваши проблемы в обществе очаровательной Милдред… – Слова вырвались у нее в запале. И в глазах Брюса она увидела удовлетворение.
– Вас это так глубоко задело, – поинтересовался он, напустив на себя безразличие.
– Совершенно нет! Просто пришлось к слову. Прошу вас, уйдите. Сейчас должен возвратиться Лэм.
– Лэм! Лэм? Лэм… – Это простое имя он повторял с разными интонациями, но все они не сулили его обладателю ничего хорошего.
Когда он сделал шаг в направлении Дорис, она даже не успела испугаться, потому что в этот момент из спальни донесся детский плач.
– Что это? – с неподдельным изумлением спросил Брюс. Гнев и злость в его глазах уступили место растерянности.
– Вот видите, что вы наделали! – вскричала Дорис, глядя на него в упор. – Вы разбудили малышку.
– Малышку? – спросил он в полном недоумении.
– Это такое маленькое создание, мистер Кейпшоу, которое требует огромной любви и терпения. Мне жаль, что вам не довелось испытать все муки и радости, связанные со становлением человечка, и эти ощущения вам неведомы. – Дорис одарила Брюса всепрощающей улыбкой и направилась к коляске, установленной в спальне перед камином. Она извлекла оттуда орущий комочек и, глядя в раскрасневшееся от напряжения личико, проговорила:
– Ну что, этот ужасный дядя разбудил тебя?
Брюс не оставался в долгу.
– Между прочим, вы орали гораздо громче, чем я! – При этом он подозрительно уставился на женщину.
– Чей это ребенок?
Дорис не глядя на него принялась успокаивать Джулию.
– Уж не думаете ли вы, что мой? Если бы это было так, то родиться он был должен уже после нашей первой встречи. И вы вряд ли бы не заметили моего интересного положения. К тому же я была в купальнике. – В противном случае в длинный перечень обвинений в ее адрес он с удовольствием бы внес: распутная мать-одиночка, подумала она.
– Так где же этот… как его там… Лэм?
– А зачем он вам? – Дорис рассмеялась, представив себе лицо своего друга, узнай он, что стал героем вымышленного любовного приключения. – Кстати, знаете, чем он принципиально отличается от вас: он не лишен чувства ответственности. – Брюс понял ее намек по-своему. Голова его дернулась, как от удара.
– У вас очень злой язык! – тихо сказал он.
Дорис стало неудобно за вырвавшиеся у нее обидные для Брюса слова. В том, что он безответственный отец, его обвинить было нельзя. И она тут же постаралась загладить свою вину.
– Простите, я считаю, что вы очень внимательно относитесь к воспитанию Пола, а он отвечает вам сыновней любовью. – Она волновалась, говоря это. Брюс собрался произнести что-то, но Дорис перебила его: – Мне пора кормить ребенка.
Она повернулась спиной к нему, и вовремя, потому что на глаза у нее навернулись непрошеные слезы. Когда Дорис возвратилась из кухни с бутылочкой подогретой молочной смеси, от слез не осталось и следа, зато опять появилось желание дерзить Брюсу.
– Вы все еще здесь? – спросила она с сарказмом и осеклась.
Он стоял над коляской и внимательно рассматривал малышку, как бы стараясь найти знакомые черты. Брюс смутился, когда она застала его за этим немужским занятием.
– Смотрите, смотрите, я могу подождать, – сказала Дорис смиренно.
– Вот уж никогда не думал, что терпение может быть одним из ваших достоинств, – в тон ей ответил Брюс.
– Как видите…
– Это доказывает, что в каждом человеке можно отыскать что-нибудь хорошее. В вас, например, любовь к детишкам…
Дорис взяла малышку на руки и села в кресло. Проголодавшаяся Джулия стала искать материнскую грудь, при этом громко чмокая. Она сначала ткнулась в шею, потом в грудь Дорис. Та рассмеялась:
– Я бы не возражала, дорогая, но мама оставила тебе кое-что повкуснее.
На какое-то время, занявшись ребенком, Дорис забыла о существовании непрошеного гостя. На ее лице появилось новое просветленное выражение, а он неотрывно смотрел на нее с застывшей полуулыбкой.
Когда Дорис, наконец, подняла глаза, то поймала взгляд Брюса, от которого у нее перехватило дыхание, и она растерянно замерла.
К действительности ее возвратил писк ребенка.
– Мне надо поменять ей пеленки, – сказала она, укладывая девочку на кровать. А вы, пожалуйста, идите домой. Здесь вам делать нечего.
– Я уйду тогда, когда получу то, за чем пришел, – оповестил ее Брюс напряженным голосом, заставившим ее повернуть к нему голову.
– Но я же сказала вам, что скоро возвратится Лэм, и может возникнуть неловкая ситуация.
– Пусть возвращается. Я как раз собираюсь сообщить ему, что вы скоро переедете отсюда. Где он шлялся, когда вы болели и нуждались в помощи? – Возмущение Брюса было столь неподдельным и искренним, что просто поражало. Неужели он так переживал из-за нее?
Дорис уложила в коляску засыпающего ребенка и, повернув лицо к Брюсу, твердо сказала:
– Я останусь здесь. А вы поезжайте в свои владения и там ведите себя как тиран. Здесь это не пройдет.
– Вы никогда не сможете простить мне, что я купил Блэквуд. – Ей подумалось, что любовь к дому связана неразрывно с теми, кто там обитает или обитал. – Я могу понять тех, кому дорог родной очаг и все, что с ним связано, – продолжил свою мысль Брюс. – Я заботился о нашем доме.
– Тогда почему же вы не постарались вернуть его, вместо того чтобы покупать Блэквуд? – Дорис интересовал его ответ, потому что нетрудно было представить, что дом, оказавшийся в руках мачехи, он забрал бы назад с превеликим удовольствием. И неожиданно она добавила: – И тогда вы не влезли бы в мою жизнь.
Его глаза блеснули, но он ответил на вопрос:
– Моя обожаемая мачеха решила получить за усадьбу большую страховку. Но в страховой компании ей не поверили, что пожар, не оставивший камня на камне от строений, произошел сам по себе.
– Вы уверены, что она способна на такой шаг, что все это не игра случая?
– Не будьте наивны, Дорис, – горько усмехнулся Брюс. – Доказать преступление не смогли, не хватило улик. Но никто не сомневался, что оно имело место. Кстати, она не прогадала, заработав хорошие деньги на восстановлении усадьбы. Не исключено, что это и было ее изначальной целью. – Привычным жестом он запустил пятерню в свои густые волосы и злобно изрек: – Дальновидная стерва! Я не желаю о ней знать, но вряд ли она бедствует. Вы могли бы воспользоваться ее богатым опытом.
Дорис стало дурно от приступа негодования, вызванного очередным голословным обвинением. Как же он должен ее презирать и ненавидеть, если наделяет самыми мерзкими и отвратительными чертами, не давая при этом ни малейшего шанса оправдаться или просто объяснить что к чему. Колени Дорис подогнулись, и она опустилась в ближайшее кресло. Было самое время переменить тему.
– Как Пол? Ему нравится в новой школе?
Брюс, посмотрев на Дорис с удивлением, заметил на ее лице отсутствующее выражение, словно она унеслась мыслями куда-то очень далеко и вопрос ее был просто данью вежливости.
– Я не хотел бы сейчас говорить о Поле.
– Ну, конечно, жизнь вашего сына – не моего ума дело! – в голосе Дорис было столько горечи и обиды… – Даже если Милдред и мать Пола, то она его не любит… Она просто не умеет любить… А я умею и люблю! Ну почему мне так не везет с мужчинами по фамилии Кейпшоу?
– Послушайте, Дорис! Постарайтесь быть справедливой. Как я могу позволить ему привязаться к вам, если вы в любой момент можете исчезнуть навсегда, оставив его с занозой в сердце. Ему ведь нужна мать, а не подружка! – добавил он жестко.
– Ну, естественно, куда уж мне, я не подхожу ни по каким параметрам! Но неужели вы собираетесь рассказать мальчику историю его появления на свет. Пол же возненавидит женщину, подарившую ему жизнь. Зачем вам это?
Впервые Брюс избегал смотреть ей в глаза, однако вопрос, заданный им, поразил ее своей бестактностью:
– Почему у вас нет детей? Я наблюдал, как вы обращаетесь к этой малышкой, и понял, что вы их любите.
– Считаю, что от родов безвозвратно портится фигура, – заявила она с деланным легкомыслием, резко контрастировавшим с общей тональностью их разговора. Но она понимала, что этот вопрос может перевести беседу в опасное русло. Ее ответ откровенно разозлил Брюса, и она сочла нужным смягчить его: – Просто как-то не получалось! – Да, появление у нее в браке с Дейвом ребенка было бы равносильно непорочному зачатию.
– Я не имел возможности видеть Пола, когда он был совсем маленьким. Его мать прятала его от меня, набивая будущую цену.
– Как же вам везло на женщин!
Дорис сделала попытку встать, но он быстрым движением руки удержал ее на месте. На лице его появилось извиняющееся выражение, и она задумалась, что бы он мог поставить себе в вину в отношении ее, какие его мучили угрызения совести?
– Нет, Дорис, на женщин мне не везло, – просто сказал он. Появившаяся на его губах улыбка была такой необыкновенной, что Дорис даже сощурилась, представив себе, каково тем, кого он решил пленить своим обаянием. – Не заключить ли нам перемирие? – неожиданно предложил Брюс.
– С чего бы это? Что вы сделали такого, чтобы я вдруг изменила свое отношение к вам?
– А очень просто, мы смогли бы более приятно проводить время вместе. – Его низкий, интимно звучащий голос обволакивал Дорис, лишая воли. Она обреченно вздохнула – опять он нагло, в открытую заявляет на нее свои неизвестно откуда взявшиеся права. Но она не могла не признать, что оборону держать сможет недолго.
– Вы не раз давали мне понять, что для вас не существует такого понятия, как «чувства», поэтому, надеюсь, это наш последний разговор. – Но его пронзительный взгляд рушил внутри нее какие-то преграды, и поток нерастраченных чувств уже грозил вырваться на свободу.
Брюс легко опустился на колени рядом с креслом, в котором сидела Дорис.
– На меня удивительно подействовала сцена, когда вы держали на руках ребенка, а он искал вашу грудь. – Голос Брюса дрожал от возбуждения, глаза уперлись в полные, слегка колыхавшиеся груди Дорис, обтянутые тонкой тканью джемпера. – Я завидовал ему. Я хочу попробовать вас на вкус, почувствовать вашу реакцию на мои прикосновения…
– Не-ет! – Дорис попыталась его оттолкнуть, действуя скорее инстинктивно, боясь, что он может прочитать в ее глазах желание, ничуть не меньшее, чем его собственное.
Он обхватил ее и стал пригибать к себе, пока его лицо не оказалось между ее грудями. Дорис вскрикнула и запустила пальцы в его густые темные волосы. Теперь ею владела всего одна мысль – скорее бы он взял ее жаждущее любви тело. Она желала его прикосновений и ласк, несущих удовлетворение – она не сомневалась в этом – не только ему, но и ей.
– Дорис, ну скажи же, что ты меня хочешь! Я мечтаю услышать, как эти слова слетят с твоих сладких губ!
– Да, Брюс, я тебя хочу. – Она с трудом узнала собственный голос.
Из глубины его тела исторгся громкий триумфальный рык самца.
– Ты удивительная! С первого момента, как я увидел тебя, мне до боли захотелось обладать тобой, каждым дюймом твоего тела… – Он целовал ее полуоткрытый рот жестко и требовательно и говорил, говорил низким голосом. Дыхание его стало таким же частым, как у нее. – Я думал, что сумею подавить вожделение, но оно нарастало, крепло и стало жить как бы своей собственной жизнью. – Его руки проскользнули под ее джемпер, кончики пальцев коснулись ее грудей.
Великая женская интуиция подсказала Дорис, что он так уверенно ведет себя сейчас потому, что мысленно проделал все это не один десяток раз. Он предвкушал, как будет раздевать и соблазнять ее!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24