одна щека и лоб горели, оттого что она при столкновении неловко ткнулась лицом в руль.
Отстегнув ремень, она открыла дверцу и стала выбираться из машины. Но едва поставила ногу на землю, как тело снова пронзила острая боль. Господи, неужели лодыжку сломала?
Она осторожно втянула ногу обратно. Да, боль просто адская. Дилан чуть приподняла ногу, что само по себе нелегко при таком животе, и спустила носок. Наклониться и пощупать лодыжку оказалось еще труднее. Как же она устала от этой беременности! Лодыжка покраснела и опухла, но, видимо, перелома все-таки нет, только растяжение.
Снова натянув носок, Дилан поставила ногу на землю, затем вытащила вторую; она совсем не болела. С трудом, держась за ручку двери, Дилан выпрямилась. Но сможет ли она идти – вот вопрос.
На капоте машины солидная вмятина; к счастью, у ограды насыпана куча земли – она смягчила столкновение, так что «цветочный фургон», возможно, еще удастся починить.
Так куда же её занесло? Дилан обвела взглядом окрестности и ничего не увидела, кроме бесконечных полей и припорошенных пургой деревьев. Снегопад и не думал прекращаться.
Она посмотрела на дорогу, по которой ехала, но подъем был слишком крутой, туда ей не добраться, тем более что придется прыгать на одной ножке.
Что же делать?
Сотовый телефон Росса! Слава богу, она захватила его с собой. Просунувшись в дверцу машины, Дилан стала искать его в сумке. По крайней мере, можно будет вызвать такси. Теперь до дома Дженни совсем немного осталось. Непослушными пальцами она набрала номер сестры. Дженни наверняка знает, как заказать местное такси. Но сигнала не было. Дилан попробовала еще раз, еще – безрезультатно! – и, закрыв глаза, тихонько застонала. Проклятье! Росс вечно жалуется на то, что пропадает сигнал – то ли места такие, то ли ветер разбивает радиоволны, кто его знает? Сотовые телефоны всегда были для Дилан загадкой.
Облокотившись на помятый капот, она прикинула свои шансы. Можно сесть в машину и дожидаться, что кто-нибудь проедет мимо. А если никто не проедет? Тут и замерзнуть недолго. Можно как-нибудь доползти до дороги – уж там-то кто-нибудь непременно встретится. Но со второго взгляда холм показался еще круче.
Неужели поблизости нет ни одной фермы, ни одного дома? Она в отчаянии осматривалась и наконец разглядела какой-то проблеск на той стороне поля. Дом! И обитаемый – вон дымок над крышей вьется.
Надо как-нибудь добраться до него – чем скорей, тем лучше. С каждой минутой её всё сильнее пробирал озноб. Она бросила телефон в сумку, заперла дверцу и отправилась в путь.
Идти было тяжело: очень болела нога, пожалуй, в таком темпе ей и к вечеру не добраться. Дилан подержалась за ограду и заметила в нескольких метрах впереди большое дерево. Что это за дерево, она понятия не имела, главное – несколько ветвей почти у самой земли надломились. Уже хорошо, сейчас она сделает себе палку, и будет легче идти.
Ухватившись за ветку, она потянула се на себя, и ветка обломилась – толстая, крепкая, почти что в рост Дилан. Опираясь на нее, она дохромала до калитки и еле-еле ее открыла – столько снегу навалило. Наконец она все-таки протиснулась в калитку и не меньше времени потратила на то, чтобы ее закрыть. Потом несколько минут постояла, привалившись к ограде и вглядываясь в белое марево.
Что это – поле или пастбище? Под снегом поди угадай. Ни коров, ни лошадей она не увидела и спокойно двинулась дальше. Но примерно на середине поля угодила в глубокий сугроб.
С трудом сдерживая слезы, Дилан крикнула:
– Помогите! Помогите, кто-нибудь!
Голос отнесло ветром, и сперва никто не отозвался. Но вдруг совсем рядом что-то шевельнулось, и Дилан испуганно вскрикнула.
Кто это? Корова? Нет, для коровы маловата. Овца? Может быть. Неясный силуэт придвинулся к ней; сквозь пелену снега полыхнули недобрым огнем глазки и прочертились рога.
Рога? Разве у овец бывают рога? Дилан замерла, пытаясь понять, насколько опасен этот пришелец: ведь в ее положении далеко не убежишь. Секунду спустя ее осенило: это козел! На шее у него она разглядела кожаный ошейник, к нему была прикреплена длинная цепь. Наверно, был где-то привязан и сумел вырваться.
С козлами Дилан еще не приходилось встречаться, и она внимательно разглядывала нового знакомого: боднет или нет?
Козел заблеял, смешно закручивая нижнюю губу. Желтые глазки поблескивали настороженно. И все-таки она решилась его погладить. Козел снова заблеял и потерся о ее ноги. Дилан облегченно вздохнула: какая-никакая, а компания, все лучше, чем одной в поле.
– Здравствуй, козел, – сказала она, пытаясь улыбнуться. – Тебе тоже холодно?
Козел внимательно ее оглядел: Дилан показалось, что взгляд задержался на ее животе.
– Да, у меня ребенок будет, – подтвердила она и поежилась.
Над полем быстро темнело, скоро она даже тропки не разглядит. Надо поторапливаться, пока совсем не замерзла.
Наверно, козел из того дома, подумала Дилан и уцепилась за его покрытую снегом шерсть, которая, тем не менее, оказалась теплой и мягкой на ощупь.
– Красавец, умница! – польстила она козлу. – Проводишь меня к себе домой?
Козел резво припустил по полю, и Дилан тут же пронзила боль в растянутой лодыжке.
– Постой, не беги так, я за тобой не поспеваю.
Глупая, как будто он понимает человеческий язык! Ну пусть глупая, зато не так страшно, а то еще родишь тут посреди поля, и роды принять некому, кроме козла.
Руфь уже часа два без передышки суетилась по дому; ей страшно захотелось чаю. Наливая в чайник воду, она рассеянно глянула в окно на все еще бушевавшую пургу. Завтра надо кое-что купить в деревне, ведь в Рождество все лавки на три дня закроются. Можно, конечно, доехать до туристического центра в Уиндермире, но тащиться в такую даль неохота, и потом, даже зимой там трудности с парковкой. Поэтому лучше все закупить заранее. Но, судя по всему, снегопад сильно осложнит ей жизнь. Даже если метель к ночи утихнет, наверняка сильно подморозит, и дорога превратится в каток. Руфь содрогнулась от одной мысли о поездке в деревню.
Она уже собиралась поставить чайник на плиту, как вдруг что-то мелькнуло за окном в белой поземке.
Руфь подошла к окну и пригляделась. Кто-то идет по полю, вернее катится, как снежный ком.
А рядом с большим комом ком поменьше, тоже весь белый, только на голове рога.
На мгновение она окаменела.
Но поземка, словно почуяв ее страх, чуть-чуть улеглась, и через минуту Руфь уже различала силуэты довольно четко. Сперва она узнала Фреда – своего Фреда, который вдруг вырос и округлился благодаря снежной шубе.
Вот дура-то, Фреда испугалась! Вечно ей что-то мерещится! Но кто это с ним? Два снеговика уже пролезают в садовую калитку, и тот, что повыше, держит Фреда за холку. Неужели второй снеговик – женщина?.. Да, очень толстая женщина.
– Мамочки! – вскрикнула Руфь и чуть не уронила чайник.
И вовсе она не толстая, а беременная – уже на сносях.
Поставив наконец чайник, Руфь поспешила к двери черного хода. Беременная незнакомка подняла голову, и у Руфи защемило сердце при виде нежного, смертельно бледного личика. Совсем ребенок, лет пятнадцать, не больше! В синих глазах страшная усталость, губы тоже посинели и дрожат.
– Что с вами? – спросила Руфь, понимая всю глупость своего вопроса. Как будто и без того не видно: девчонка сильно хромает, морщится от боли, промерзла вся, и на лице ссадины.
– Извините за беспокойство, – проговорила та еле слышно. – Нельзя ли вызвать от вас такси? И механику позвонить? У меня там машина разбилась. – Она махнула рукой куда-то на поле.
Вот оно что!
– Проходите, проходите в дом. Вам отогреться надо.
Руфь обхватила ее за плечи и повела в дом.
Фред было двинулся за ними, но Руфь ногой затворила дверь у него перед носом.
– Сиди тут. С тобой я после разберусь!
Он поглядел на нее с ненавистью и ударил в снег передними ногами, явно готовясь к штурму двери.
– Смотри у меня! – прикрикнула Руфь и повернулась к гостье.
Прежде всего надо ее переодеть: если усадить ее в мокром, она воспаление легких наживет.
– Давайте-ка снимем пальто и ботинки, а потом сядете поближе к огню. Камин у меня весь день топится. Эти старые камины – просто благословенье Господне – все жгут. Весь мусор там сжигаю. У меня электрический тоже есть – на всякий случай, если что срочно подсушить надо. Но перед ним не погреешься, и ноги на решетку не положишь. Вас как зовут? Меня – Руфь Николс.
Она проворно расстегнула на гостье обледеневшее пальто и стащила его с плеч. А мысль тем временем лихорадочно работала. Надо позвонить Генри и попросить его приехать.
– Дилан. Дилан Джефферсон.
– Какое странное имя – Дилан! – Руфь повесила пальто в прихожей: там пол выложен плиткой, пусть капает. – Вроде бы мужское. Валлийское, что ли?
– Да, валлийское. Означает: выходец из моря. Моя мать была родом из Уэльса.
Бедная девочка! Не хватало только ей здесь родить. Руфь подумала о том, что ей придется принимать роды, а она понятия не имеет, как это делается. От этой мысли по спине побежал холодок.
– Есть еще поэт…
– Дилан Томас. Да, мама в честь него меня и назвала. Она хотела мальчика, а когда появилась я, она уже привыкла называть меня Дилан.
Руфь усадила ее в кресло перед камином и принялась стаскивать с нее ботинки и носки. Надо же, такой мороз, а она в легких ботиночках!
– Ой! – вскрикнула женщина, стянув второй носок и увидев красную, распухшую лодыжку. – Больно-то как, наверное. Это что, во время аварии? А другие травмы есть?
– Ничего серьезного, – пробормотала Дилан, наклоняясь поближе к огню.
Руфь и сама заметила ссадины и царапины на лице, на шее. Да, все могло быть хуже, Дилан еще повезло.
– Я позвоню своему врачу, пускай приедет и осмотрит вас.
Генри, подумала она, найдет для нее место в родильном отделении. В такое время года там едва ли много рожениц.
Закипел чайник, наполнив кухню паром.
– Сейчас чаю вам налью. И не держите ноги слишком близко к огню, а то ознобыши будут.
Руфь заварила чай, накрыла чайник старой вязаной куклой, достала две большие ярко-желтые кружки и, прежде чем наливать, решила все-таки позвонить Генри. Но, сняв трубку, не услышала гудка.
Сердце у нее упало. Она повесила трубку, попробовала еще раз. Глухо!
Дилан с тревогой поглядела на нее.
– Что, отключился? Я еще утром подумала, что этого надо ожидать. У нас в снегопад тоже телефоны не работают.
Руфь выдавила из себя улыбку и постаралась, чтоб голос звучал как можно веселее.
– Да, и у нас такое сплошь и рядом. Ну ничего, скоро починят. Давайте выпьем чаю и я еще раз попробую.
Если она не дозвонится Генри, надо сажать Дилан в машину и везти в деревню. Ее коттедж стоит на отшибе Стоунли, ехать до дома Генри минут двадцать как минимум, но по пути крутой спуск и такой же крутой подъем к деревне. В любую погоду ехать не просто, а в снегопад по-настоящему опасно.
– Может, съедите что-нибудь?
– Спасибо, я не голодна.
Дилан обхватила обеими руками кружку и, прикрыв глаза, с наслаждением потягивала чай. Руфь положила ей три ложки сахару: может, сахар в крови – это и плохо, но только не для этой девчонки.
– Давайте я хотя бы тост сделаю, – уговаривала ее Руфь. – Где вам больнее всего?
Дилан усмехнулась.
– Да у меня уж девятый месяц каждый день то в одном, то в другом месте кольнет. Думаю, это аллергия на беременность. Когда я танцевала, у меня даже голова не болела ни разу.
Руфь вытаращила на нее глаза.
– Вы были танцовщицей? А где?
– В балете.
Руфь просияла.
– Я, когда жила в Лондоне, все время ходила на балет, а теперь уж забыла, когда была последний раз. После смерти отца маму инсульт разбил. Я бросила работу, квартиру, переехала сюда за ней ухаживать, да так и осела.
Руфь вдруг осеклась: зачем она все это рассказывает незнакомой женщине, очень ей надо знать ее биографию! Руфь редко с кем откровенничала и теперь сама себе удивлялась.
– Тоскуете, наверно, – живо подхватила Дилан. – Как я вас понимаю, сама всю жизнь в Лондоне прожила, а сюда только весной переселилась и никак не могу привыкнуть: тоскую по балету, по друзьям, по зрительному залу, а главное… по городской жизни. Там всегда есть чем заняться: театры, музеи, кафе, все время среди людей. Села в автобус или в метро – и езжай куда душе угодно.
– Да, в Лондоне жизнь кипит, – улыбнулась ей Руфь. – А вы теперь где-то неподалеку живете?
– Нет, мы у самой границы, за Адриановой стеной. Я ехала сестру навестить, она в нескольких милях от вас живет. – Дилан невольно глянула на телефон, висящий на стене. – Хорошо бы позвонить ей, а то волноваться будет. Может, уже заработал?
– Сейчас попробую.
Руфь снова подошла к телефону; Дилан прочла все по ее глазам и вздохнула.
– Все так же? А может, у соседей работает?
Руфь сокрушенно развела руками.
– Здесь на полмили окрест никто не живет. Ближайшие мои соседи – строитель с женой – сейчас в Канаде: поехали дочку с внуком навестить. У меня, правда, есть машина, но сейчас ехать в деревню небезопасно. Давайте выждем часок-другой: может, снег перестанет или восстановят линию. – Руфь помолчала и с тревогой уставилась на гостью. – А вы рожать не надумали? Схваток еще нет?
– Да вроде нет, слава богу. – Дилан улыбнулась, почувствовав ее беспокойство. – Я и так уж вас обременяю, не хватало вам только роженицы.
– Вы, наверно, хотите сообщить мужу, где вы.
– Нет! – отрезала Дилан, и лицо ее вмиг затуманилось.
Что-то там такое случилось, подумала Руфь, но расспрашивать не стала. Они встретились случайно и, скорей всего, больше не увидятся, так с какой стати ей рассказывать незнакомому человеку о своих бедах? Сама Руфь ни за что бы не стала.
– А чем ваш муж занимается?
– Он лесник. Наш дом стоит на опушке соснового леса. Его на вырубку выращивают. Рядом никакого жилья – одни деревья. Я их уже видеть не могу. – В голосе явственно послышалась горечь. – Но мужа сейчас дома нет, он уехал в Йорк на совещание. – Она помолчала, неотрывно глядя в огонь и вдруг воскликнула: – Мобильный! Совсем забыла!
– Что? – не поняла Руфь.
– Телефон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17