Сяо Чжао покачал головой:
- Один? Выручить коммуниста за один дом?
- Но Тяньчжэнь ведь не коммунист!
- Это не важно. Его могут не выпустить. Одно слово - и Тяньчжэня не будет, пусть Чжан Дагэ подумает.
- Сколько же ты хочешь?
- Может, я все хочу!
Лао Ли чуть не поперхнулся и побагровел от злости.
- У Чжан Дагэ всего три дома, это вся его жизнь.
- Ладно, я не злодей, у меня тоже есть сердце, пусть отдаст два. - Сяо Чжао тяжело вздохнул.
- А что ты скажешь, если я дам тебе немного денег и в виде любезности попрошу согласиться на один дом?
- Смотря сколько дашь!
- Двести. Больше нет, хоть на колени меня ставь.
- Двести пятьдесят, идет?
- Ладно. Чжан Дагэ отдает дом, а я двести пятьдесят юаней. Ты освобождаешь Тяньчжэня и оставляешь в покое Сючжэнь. Договорились?
- Ради друга я готов и на такую жертву!
- Ладно, бери ручку и ниши.
- Что там писать. Дело выеденного яйца не стоит. Разве моего слова не достаточно?
- Не достаточно! Пиши и ставь подпись!
- Пусть будет по-твоему. Беда с этими образованными! А что писать?
- Пиши, что ты сегодня взял у меня двести пятьдесят юаней. Когда Тяньчжэнь живым и невредимым выйдет на свободу, его отец отдает тебе дом. И еще - что ты оставишь в покое его дочь. В общем, в таком духе!
Сяо Чжао рассмеялся и вынул ручку:
- Не думал я, Лао Ли, что ты такой жестокий, хотя знал, что с тобой шутки плохи. Да, вредный ты человек. Подписывать такой пустяк! А может, еще приложить палец вместо печати?
Сяо Чжао написал два одинаковых документа.
Лао Ли едва вывел свою подпись, так у него дрожали руки. Ему хотелось уничтожить Сяо Чжао, но ради друга он готов был иметь дело даже с таким негодяем. Что и говорить, Сяо Чжао - человек более чем современный, а Лао Ли в конечном счете такой же, как Чжан Дагэ! Лао Ли бросил на стол чек.
Сяо Чжао взял его, осмотрел со всех сторон и, осклабившись, положил в бумажник:
- Держишь деньги в банке? Капиталист! Знай я раньше, поторговался бы с тобой. И много накопил?
Лао Ли пропустил его вопрос мимо ушей.
С распиской он отправился к Чжан Дагэ. Тот был очень растроган, и Лао Ли стало еще тяжелее. Он думал, что нашел наконец в этой серой жизни для себя утешение, стал героем трагедии. А вместо этого уподобился Чжан Дагэ; к великому удовольствию Сяо Чжао, позволил ему поглумиться над собой да еще сорвать куш.
«За что Сяо Чжао так ненавидит меня? - Это была единственная мысль, оставшаяся в душе Лао Ли. - Наверно, за то, что я еще не окончательно превратился в Чжан Дагэ. Должно быть, так. Как все это скучно!…»
Лао Ли возвращался от Чжан Дагэ с поникшей головой. Жене он ни слова не сказал о том, что отдал Сяо Чжао двести пятьдесят юаней. Даже жене приходится лгать!
4
Зарозовели абрикосы, а Тяньчжэнь все еще не был на свободе. Праздник лета принес веселье и радость. Все двери были украшены ветвями священной ивы, артемизиями, талисманами и изображениями судьи Бао . Только в доме Чжан Дагэ не слышно было смеха, сердца супругов, как стенные часы, отбивали одно лишь слово: Тяньчжэнь! Тяньчжэнь! Птички Дина Второго растеряли свои последние перья и стали еще более жалкими. Гранатовое дерево во дворе - ему не хватало влаги - пожелтело и терпеливо ждало дождя.
Когда Лао Ли встречался с Сяо Чжао, тот всякий раз заявлял:
- Я всех делал, но не могут же его сразу выпустить! Не так это просто. Думаешь, я меньше тебя заинтересован? Думаешь, не хочу получить дом? Я только этого и жду: будет дом - будет свадьба!
У Лао Ли пропала всякая охота справлять праздник лета; госпожа Ли забеспокоилась: что это с ним? И снова стала следить за госпожой Ma-младшей, даже Лин и Ина подучила шпионить.
После праздника явилась Туша с таким запасом слез, что ими можно было оросить весь двор.
- Конец, конец мне пришел, развожусь! Теперь некуда податься, только к вам! Мы, сестра, обе несчастные, но с Лао Ли я посчитаюсь! Это он испортил мне жизнь, и я не оставлю его в покое.
- А что он сделал? - Госпожа Ли побледнела.
- Что сделал, спрашиваешь? Я все узнала, это он спихнул моего мужа. Если бы не он, мой муж не лишился бы места. Я узнала! У меня есть доказательства! Но это не все, он получает два жалованья. Нашел какого-то Вана, который от силы два раза в месяц бывает на работе, чтобы получить свои пятнадцать юаней, остальные идут в карман Лао Ли. Не веришь? Только недавно он дал двести пятьдесят юаней Сяо Чжао, откуда он их взял? Ты знаешь?
- Не знаю. - Госпожа Ли глотнула воздух.
- Оно и не удивительно, глупая моя сестра! Откуда тебе знать! Позавчера он через Сяо Чжао передал моему мужу пятьдесят юаней. Я выгнала бы Сяо Чжао, если бы не знала, что его прислал Лао Ли. Сяо Чжао мне все рассказал: как Лао Ли хотел купить дом у Чжан Дагэ, как подзуживал мужа развестись со мной, чтобы потом запугать тебя и взять себе наложницу. Ничего не подозревая, муж принял эти пятьдесят юаней, а меня выгнал вон! Он взял себе молодую, я не стала связываться, а теперь я ему не нужна! И все это Лао Ли, все Лао Ли. Я ему этого не прощу! Пойду в управление, пусть знают, какой он. Подумаешь, чиновник! Да будь он хоть сам император, я из него всю душу вытряхну!
Госпожа Ли едва не утонула в море слез.
- Сестра, погоди скандалить, подумай об этих крошках. Если его выгонят, что мы будем есть? Пожалей меня, я все разузнаю и рассчитаюсь за тебя. - Наговорив еще много жалостливых слов, госпожа Ли в конце концов убедила Тушу.
После ее ухода госпожа Ли чувствовала себя, как муравей на сковородке. Она долго размышляла, а потом оставила детей на попечение госпожи Ma-младшей и отправилась к госпоже Цю за советом.
Желая продемонстрировать свой сильный характер, госпожа Цю не дала гостье рта раскрыть и без конца тараторила о своих собственных делах:
- Муж решил избавиться от меня, я это вижу! Придет домой - все ему не так, даже не улыбнется. Только и говорит о сыне, которого он обнял бы, и еще о том, что ему опротивела служба и что жизнь не имеет смысла. Притворяется! Говорит одно, а на уме другое. Я понимаю, что надоела ему. Рано или поздно мы разойдемся, но с моим образованием мне не страшно!
Воспользовавшись паузой, госпожа Ли открыла рот:
- Лао Ли тоже меня обманывает.
- А кто из них не обманывает? - подхватила госпожа Цю. - Но у вас дети, а мне гораздо труднее, хоть я и могу сама заработать. У меня нет ребенка, и потому моя жизнь лишена смысла. Каждый человек боится одиночества, верно? Вот я и не иду на скандал. Тяжело! Если же все терпеть, он приведет в дом наложницу, как господин У. А каково мне, с моим образованием, слушать разговоры о том, что я не сумела удержать мужа. Ведь это невыносимо. Развод, вот чего он добивается.
- А мне что делать?
- Поскандаль с ним! Ты не я. Мне образование не позволяет. А ты поскандаль. Я поддержу тебя, как говорится, с тыла.
Госпожа Ли воспрянула духом и, вернувшись домой, стала готовиться к атаке.
5
Раздавать деньги кому попало, а жене - ни слова! Нет, такого терпеть нельзя! Госпожа Ли все больше распалялась. Она все в дом, а он ни с того ни с сего отвалил Сяо Чжао двести пятьдесят юаней! Целых три му земли можно купить на эти деньги. И еще натравливает господина У на его жену. Это ему так не пройдет. Она поняла из слов госпожи Цю, что тылы обеспечены, а раз тылы обеспечены, можно вступать в бой. У госпожи Ли была и духовная и материальная опора. Она думала, что в городе ее ждет спокойная жизнь, а муж вот каким оказался. Пусть на себя пеняет, она ему покажет. Она расплела свои косицы, надела старое платье, чтобы не порвать новое, если дело дойдет до драки, обеда готовить не стала.
Не успел Лао Ли войти во двор, как из комнаты донеслись рыдания. И хотя, причитая, она вспоминала «дорогую мамочку», Лао Ли понял, что дела его плохи. Он не сразу рассердился, но постепенно причитания жены его разозлили. Надо бы ее проучить, оттаскать за волосы, дать хорошего пинка. Но он не может. Лао Ли походил по комнате и решил пойти с детьми поужинать. Пусть ревет тут одна. Только было он собрался выйти, как жена подбежала к нему:
- Погоди, надо поговорить! - Ей не терпелось поскандалить, и она выложила ему все, что узнала от своих приятельниц.
Но Лао Ли не проронил ни звука, будто и не слышал. Как она ни усердствовала, он оставался невозмутим. «Скандала не получилось, - думала госпожа Ли, - соседи слышат только мой голос. Это он мне назло!…» - В ярости она стала бить себя по щекам.
- Ты не понимаешь добра, бессовестный, тебе нет до меня никакого дела! Мерзавец! - И она еще дважды шлепнула себя по щекам.
Прибежали Ma-старшая с невесткой. Старушка подошла к госпоже Ли:
- Что с вами? Вы напугаете детей!
Но госпожа Ли еще сильнее разошлась и, продолжая бить себя по щекам, кричала:
- Невыносимо! Невыносимо! Никакой жизни! Ma-младшая обняла девочку и взглянула на Лао Ли. Он
горько улыбнулся ей дрожащими губами.
- Покормите, пожалуйста, дочку, а сына я возьму с собой. - Он никогда еще но говорил с ней так непринужденно и ощутил какую-то особую радость.
- Пошли, Ин!
Мальчик испуганно схватил отца за руку.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
Зацвели ранние лотосы, заалели у персиков щечки. Все некрасивые стали красивыми, каждый мужчина обзавелся новой соломенной шляпой, а каждая женщина - ярким платьем. Когда тепло, все чувствуют себя свободнее - пусть лето не дает людям богатства, зато приносит красоту.
Сяо Чжао вырядился в новый европейский костюм, нацепил галстук, яркий, как тропическая змея. Желтые башмаки на белой подошве вызывающе скрипели. Платочек надушен, волосы напомажены. Он шел, вызывающе улыбался и с интересом разглядывал проходящих мимо женщин, отчего тем становилось не по себе. Сердце его было красным, как цветок граната, его переполняла радость, он чувствовал себя счастливейшим человеком на свете.
Он подошел к парку «Северное море». Цвели ранние лотосы, стройные стебли покачивались от ветра, и, казалось, цветы легонько кланяются ясному небу и голубой воде. Стоя на Нефритовом мосту, Сяо Чжао смотрел то на лилии, то на свой галстук и пришел к выводу, что галстук красивее. Ясное небо, голубая вода, белые лотосы - стоит ли всем этим любоваться, когда сам он - центр вселенной. Его костюм, а особенно галстук - залог счастья. Он никогда не любовался цветами: какой смысл? Гораздо приятнее любоваться девушками. Глянешь на нее, она - на тебя; не взглянет, тоже ничего; потупится - у тебя екнет сердце. А от цветов сердце не екнет.
Он шел не спеша, но так, чтобы все слышали, как скрипят его новые туфли, чтобы ни один шаг его не остался без внимания. Это было утомительно, зато давало возможность выставить напоказ каждую деталь, каждую линию нового костюма. Держался он прямо, будто на нем был панцирь: только так можно быть достойным европейского костюма - его носишь не для собственного удовольствия, а чтобы украсить собой общество. Он старался сохранить гордую осанку, но голова его не знала ни минуты покоя, как вентилятор; он не пропускал ни одной девушки, и если попадалось что-нибудь подходящее, тут же переходил на галоп, догонял и разглядывал. Обругают его, вытаращат глаза - прекрасно! Значит, не зря догонял.
Но сегодня Сяо Чжао вертел головой с совершенно определенной целью и на проходящих мимо девиц смотрел просто так. Он всегда смотрел просто так, если имел какую-нибудь одну на примете. «Крутить любовь надо с одной», - говорил он себе, но, если «попадалось что-нибудь подходящее», нарушал свой принцип и «любил» сразу двух, а то и трех, словом, действовал по обстоятельствам. Однако сегодня случай был особый: в сети к нему шла невинная девушка, еще школьница. Обычно он выбирал женщин, как фрукты. Главное, чтобы была зрелая, пусть с червоточинкой. Позабавится и бросит, пока не перезрела. Но сегодня он должен испытывать какие-то особые чувства - так, по крайней мере, думал Сяо Чжао. Ведь ему предстоит полакомиться персиком, у которого только что заалели губки. И хотя волноваться Сяо Чжао не умел, на сердце все же было неспокойно. Стоя под раскидистой сосной, он думал: оставить ее себе или потом уступить кому-нибудь? Еще не созревший персик - на нее можно только смотреть, кому ее подаришь? Военные любят опытных, а этот персик вряд ли что-нибудь умеет. Оставить себе? Повозишься полгодика или годик - потом жаль будет отдавать, если даже попросят. Уж не собираюсь ли я ревновать? Самое лучшее - и себе доставить удовольствие и людям. А вдруг заупрямится? Ну, ничего, все будет по-моему. А если бы кому-нибудь приглянулась твоя жена - не женщина, которую ты можешь купить и продать, а настоящая жена, - отдал бы ты ее? На этот трудный вопрос Сяо Чжао не мог ответить.
А вот и она, Сяо Чжао еще издали ее заметил. Он не ожидал, что взволнованно забьется сердце. Он привык платить за товар и волновался, лишь когда удавалось купить подешевле. Но тут совсем другое: посредников нет, сокровище само идет к нему в руки, причем бесплатно. Она улыбалась. Впервые Сяо Чжао ощутил обаяние и прелесть непродажной женщины. Как просто! Как легко! Он раскаивался, что прежде не заводил таких романов, но страх его не покидал: такую девушку нелегко потом пристроить. И все же Сяо Чжао испытал неведомое ему чувство радости.
Прелестная девушка, словно полурасцветшая лилия, любовалась природой, смеялась; даже ветерок, казалось, дует для нее, разносит аромат ее тела. Как приятно, что она может дарить этот аромат! У нее голубая, как небо, сумочка и зеленый зонтик. Обнаженные по локоть руки нежны, как корни лотоса, на лоб ниспадает непокорная прядь волос, взгляд гордый. Походка легкая, ноги не изуродованы бинтованием, темные туфельки со шнуровкой, на низком каблуке. Она - сама непосредственность, сама радость, само веселье, пухленькая, сияющая, на румяных щеках - ямочки. Она мечтает о любви, такой, как в кино, ей чуть-чуть страшно, но она прогонит страх. Вспомнила о родителях и тут же забыла, тряхнула головой и отбросила со лба локон, похожий на усы винограда. В ней даже родилось чувство протеста: выпрямилась, вздохнула, - ей было и грустно и весело. Рядом он, его горячее дыхание обжигает ей губы, точь-в-точь как в кино, до чего интересно! Именно интересно! Ничего больше, один поцелуй;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28