В захваченных балтийских портах шведы устанавливали грабительские пошлины, забирая у купцов треть, а то и половину их товара. В одном лишь Пиллау они собрали в 1629 г. полмиллиона талеров, что равнялось годовой сумме датских пошлин в проливе Зунд.
Досадным препятствием для дальнейших разбойничьих предприятий шведского дворянства под руководством Густава Адольфа были водворившиеся в Померании и Мекленбурге войска германского императора.
Планы Валленштейна в случае их осуществления поставили бы под угрозу могущество шведов на Балтике, да и Польша могла бы рассчитывать на его поддержку в своей затянувшейся борьбе со Швецией. Интересы шведского государства требовали вмешательства в Германии прежде, чем станет поздно.
Сначала нужно было развязаться с польской войной, тем более, что основная цель - захват балтийских портов Польши - была достигнута. Поляки ни в коем случае не оставили бы, даже на время, в руках шведов своих портов, если бы не усиливающаяся угроза войны с Россией. Русское правительство, возглавлявшееся отцом царя Михаила, патриархом Филаретом, решило использовать неудачи Польши в борьбе со шведами с тем, чтобы вернуть утраченный недавно Смоленск и раз навсегда пресечь притязания польской королевской семьи на русский престол. На шведов, которые сами только что отобрали у России часть берега Финского залива, Московское правительство смотрело в данном случае как на полезного союзника. Правда, русским дипломатам было довольно трудно ориентироваться в сложной западноевропейской ситуации, чем шведы и поспешили воспользоваться. В то время в Западной Европе весьма поднялись цены на хлеб, в частности из-за того, что война на Балтике нарушила обычные пути хлебной торговли. Швеция добилась права скупать по дешевым ценам хлеб в России и беспошлинно вывозить его для перепродажи по повышенным ценам в Амстердаме. Вырученные деньги оказались серьезным подспорьем в военных приготовлениях шведского короля.
Шведы всячески торопили русских начать войну с Польшей, а поляки, осведомленные об этом, прислушались к настойчивым советам агентов Ришелье и заключили с Густавом Адольфом перемирие в Прибалтике, чтобы не драться против двух противников одновременно. Все устроилось как нельзя лучше для подготовки антигабсбургской коалиции: внимание поляков переключилось на Восток, а шведы получили свободу рук для действий в Германии.
Весной 1630 г. шведский король уже был готов к немецкому походу. Осторожный друг Густава Адольфа, канцлер Оксеншерна до самого последнего момента сомневался в целесообразности рискованного шага, который вовлекал небогатую и малолюдную Швецию2 в войну с сильнейшими державами Европы. Нельзя было положиться и на возможных союзников среди немецких князей: одни из них боялись императора, другие - усиления Швеции; от тех и других можно было в любое время ожидать подвоха.
Густав Адольф, напротив, видел в создавшейся ситуации большие преимущества. Подавляющая часть имперских войск была отведена Валленштейном с разоренного Балтийского побережья в Среднюю и Южную Германию. Туда переместилась и квартира генералиссимуса. Все внимание государственных и военных деятелей Германии было поглощено предстоящим рейхстагом в Регенсбурге, назревали решающие споры о судьбе Валленштейна. Сам Фридландец сидел в Меммингене, более занятый ходом рейхстага, чем шведскими приготовлениями, хотя они отнюдь не были для него тайной. Оставшиеся в Померании имперские войска обобрали население до нитки и сами жестоко страдали от голода и болезней. Солдаты бродили по дорогам и нападали на проезжающих, грабили обозы. На улицах и дорогах валялись трупы умерших от голода.
Густав Адольф полагал, что без труда сможет овладеть Померанией. Закаленные в боях с русскими и поляками, привыкшие к победам шведские войска применяли новые методы боя. Усовершенствованное оружие, религиозное воодушевление, помогавшее прогнать из Швеции короля - католика Сигизмунда с его польской свитой и польскими солдатами,- все это помогало шведскому королю завоевывать территории Польского государства и должно было помочь в предстоящей войне в Германии. Немецкие князья после первых же шведских успехов сбегутся под защиту Густава Адольфа, и он сможет создать и возглавить мощную протестантскую партию.
XVI и XVII века были переходным временем. Рушилось старое, и неизвестно было, что придет ему на смену. У самых умных и способных политиков нередко кружилась голова, и полет фантазии уносил их далеко от реальной почвы. Как мыльные пузыри возникали грандиозные планы. Одни мечтали об универсальной монархии Габсбургов, охватывающей всю Западную Европу, другие думали о всеевропейской федерации государств под руководством Франции, третьи провозглашали: "Москва - третий Рим". Целые государства согласно этим бумажным планам заглатывались в один присест: Швеция и Россия подчинялись польскому владычеству, Польша легко и просто делилась пополам между Швецией и Россией, турки изгонялись в Азию и восстанавливалась древняя Византийская империя. Все это казалось таким же возможным, как и завоевание Кортесом, Писарро и Ермаком необъятных царств на заокеанском Западе и далеком Востоке.
Головокружительные перспективы открывались и перед шведским королем: завоевание берегов Балтийского моря представлялось чем-то слишком легким и незначительным, чтобы этим ограничиться. Держава в центре Европы - вот о чем мечтал теперь Густав Адольф.
6 июля 1630 г. Густав Адольф высадился у побережья Померании, на острове Узедом. Испуганный герцог Богуслав XIV Померанский не знал, что предпринять и на чью сторону стать. Впрочем, на него почти не обращали внимания ни католические войска, ни шведы. Густав Адольф без боя овладел Штеттином и начал изгнание имперцев из Померании. Из Швеции прибывали все новые транспорты с солдатами.
Более половины армии Густава Адольфа состояло из коренных шведов и финнов, остальные солдаты происходили из Шотландии, Эстляндии, Ливонии и даже Польши. Со всех сторон стекались в шведское войско чешские эмигранты. Многие из них заняли офицерские посты, а старый граф Турн вскоре получил командование бригадой. Религиозное воодушевление, твердая дисциплина и доверие к своему полководцу сплачивали войска в монолитное целое. Шведы заряжали свои мушкеты бумажными патронами; это избавляло их от необходимости отмерять порцию пороха и пуль для каждого выстрела. Солдаты были вооружены кремневыми мушкетами, значительно более легкими и удобными, чем устаревшие фитильные мушкеты, находившиеся на вооружении в имперских войсках.
Артиллерия, организованная талантливым Леннартом Торстенсоном, была особенно богата легкими полевыми пушками. Получившие широкую известность так называемые "кожаные пушки", впрочем, не оправдали себя. Кожа, которой обтягивали тонкие медные стволы этих орудий, не спасала их от перегрева. Они быстро выходили из строя. Вскоре после высадки в Померании шведы отказались от "кожаных пушек".
Многочисленная и подвижная полевая артиллерия давала шведам неоценимое преимущество в бою. Свои легкие пушки они могли передвигать даже непосредственно с атакующими войсками.
Крепости одна за другой переходили в руки короля. Ослабленные нуждой, утратившие дисциплину имперцы терпели поражение в каждом бою. Еще до начала кампании из 20 000 солдат у них на деле осталось лишь 4 000. Остальные давно умерли или разбежались. Одиночные солдаты и мелкие группы пали жертвой мести разъяренных крестьян. В то же время шведы, строго соблюдая приказ своего короля, не грабили жителей. (Если не считать, конечно, населенных пунктов, взятых приступом.) Весть о таком их поведении быстро распространилась по Германии. Протестантское население смотрело на Густава Адольфа, как на настоящего спасителя Германии, как на чудесного рыцаря, ниспосланного небом, чтобы поразить чудовищного дракона папизма.
Валленштейн язвительно говорил: "Надо смотреть ему не на рыло, а на кулаки". Действительно, пока шведский король не стал твердой ногой на немецкой земле, он подавлял хищнические поползновения своих солдат даже с риском вызвать мятеж в войсках. После первых же крупных успехов он начал смотреть на притеснения населения шведской солдатчиной сквозь пальцы.
Князья не радовались успехам шведов. Обстановка все более властно требовала от князей принятия решения. До сих пор они шаг за шагом отступали перед усиливающейся католической партией. Такая политика, продолжавшаяся ряд лет, совершенно лишила их мужества и воли к сопротивлению, даже когда насилия императорских войск и притязания католиков стали почти невыносимыми.
С особым неудовольствием взирал на шведов, обосновывающихся в Померании, Бранденбургский курфюрст, который с давних пор с нетерпением поджидал смерти Богуслава Померанского, чтобы присвоить его герцогство. Шведы, успешно наступавшие в Померании, не могли продолжать свои действия, не добившись прохода - по доброму согласию или силой - через Бранденбург и Саксонию, не получив бранденбургских и саксонских крепостей. Точно так же и католические войска не могли развернуть контрнаступления против шведов, не используя опорные пункты и пути сообщения в Бранденбурге и Саксонии. Так или иначе, но немецким князьям приходилось выбирать, к кому из противников примкнуть, чтобы не стать жертвой захватнических притязаний обоих.
В связи со всем этим в сложной ситуации оказался кардинал Ришелье. Именно он торопил шведов выступать, когда в Германии росло могущество Валленштейна. Однако положение успело измениться. Император потерпел политическое поражение от коалиции католических князей, поддержанных Францией, а несвоевременное выступление шведов могло снова усилить католиков. Остановить шведского короля было уже нельзя, следовало примениться к новым условиям, ослабить неблагоприятные последствия и использовать то, что можно.
Через полгода после начала вторжения шведов в Германию Густав Адольф и Ришелье заключили в Бервальде соглашение о том, что Франция будет платить Швеции ежегодно 1 млн. ливров на содержание 36000 шведской армии. Шведы, со своей стороны, обещали не притеснять католиков и не нападать первыми на Католическую лигу.
К этому времени Лига успела отделаться от Валленштейна и его армии, ничуть не смущаясь тем, что шведы уже начали вторжение в Германию. Густав Адольф, громогласно объявивший себя борцом за протестантскую веру, получил первую поддержку в Германии именно от католических (а не от протестантских) князей.
Когда наступила зима, шведы, в противоположность обычной до сих пор практике, не прекратили военных операций. Хорошо одетые, вплоть до военных полушубков, запасшиеся продовольствием, северяне получили такое превосходство, что плохо одетый и голодный противник не смог более продолжать сопротивление в Померании. Окончательно деморализованные банды имперских солдат бежали в Бранденбург.
Курфюрст Бранденбургский не допустил шведов на свою территорию, а тем временем назначенный главнокомандующим войсками императора Тилли, стянув из Южной и Центральной Германии значительные силы, двинулся на шведов.
Ожидавшееся всеми решительное сражение все же не произошло, так как последние имперские гарнизоны в Померании, на выручку которых спешил Тилли, уже успели сдаться шведам. Шведская армия заняла хорошо укрепленные позиции.
Тилли успел лишь окружить 3000 шведов в крепости Ней-Бранденбург.
Кодекс воинской части предписывал осажденному гарнизону сражаться с противником только до тех пор, пока оставались шансы отразить врага или дождаться помощи. При безнадежности положения разрешалось сдаться, и мораль была даже готова осудить тех, кто в такой ситуации продолжал бесполезное сопротивление. Таких упрямцев победитель мог истребить всех до последнего человека и игнорировать запоздалые мольбы о пощаде, не навлекая на себя упрека в неблагородном поведении. Тилли штурмовал крепость Ней-Бранденбург и, завладев ею 19 марта 1631 г., приказал перебить весь трехтысячный гарнизон. Тилли повернул к Магдебургу. Сообщения имперских войск с базой в Южной Германии оказались под угрозой ввиду того, что большой торговый город Магдебург, господствующий над средней Эльбой, восстал против императора и упорно противостоял осаждавшим его войскам Паппенгейма.
Тилли стала покидать его прежняя решительность. Бесконечные войны утомили 70-летнего полководца, который не видел им конца. Суровый до жестокости, но лично бескорыстный, он был принципиальным человеком. Считая, что самое большое несчастье - это загубить душу, он подвергал свирепым репрессиям упорных еретиков, особенно тех из них, кто мог сбить с пути истинного и других. Однако к концу жизни у Тилли появились сомнения, на пользу ли людям исправление, сопровождающееся такими страданиями. Он терял веру в целесообразность решений, принимаемых государями, которым верно служил, он не верил больше, что победы его войск приближают конец войны. Хотелось бы удалиться на покой, но за десятилетия трудной службы прославленный военачальник не сумел накопить богатств. Он перестал рваться в бой и все чаще предпочитал отступать.
С приходом Тилли под Магдебургом, который обороняли 3000 человек, скопилось двадцатипятитысячное войско имперцев. Паппенгейм остался непосредственным руководителем осадных работ.
Магдебургские горожане пригласили в качестве коменданта шведского офицера Фалькенберга и, надеясь на скорый приход самого короля, отклонили требования Тилли о сдаче.
Стены рушились под огнем 86 осадных орудий. К концу апреля пали все внешние укрепления города.
Вслед за этим Паппенгейм овладел разрушенным пригородом Магдебурга Нейштадтом - на левом берегу Эльбы и стал оборудовать здесь мощные артиллерийские позиции.
Густав Адольф был поглощен дипломатическими переговорами, так как не решался двинуться в глубь Германии, не заручившись поддержкой союзников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24