По глазам Нины я сразу понял, что произошла ошибка - не надо было мне
употреблять любимую защитную фразу, не проведя предварительной пристрелки.
Но что я мог сказать - что не помню, о чем говорил две минуты назад?
Глупо, она это расценит либо как издевательство, либо и того хуже - примет
меня за того, кем я собственно уже почти стал. Надо что-то сказать ей, а
то она действительно обидится. Это необходимо, и как можно быстрее. Но что
именно ей сказать? Нечто нейтрализующее типа "потом объясню", либо "да
брось ты, чепуха все это".
Ну вот, здравствуйте, не виделись целых десять минут и уже заскучали
без грызни. С правого фланга надвигается опасность в лице подруги Нины -
Вали. Точнее не надвигается, а уже надвинулась.
- Ну что, скучаете, бездельники? А у меня для вас приятная новость:
следующей пары не будет.
- Спасибо на добром слове, Валюша, чтоб тебе всю жизнь счастливой
быть.
- Ты неисправим, Славка, вечно встречаешь меня, как неотвратимую
беду.
Я ее, видите ли, встречаю, как неотвратимую беду, ну а как же тебя
встречать, если я тебя органически не перевариваю? Кроме всего прочего,
чья ты подруга: моя или Нины? Если Нины, то какого же дьявола ты опять
заходишь с моей стороны? Прекрасно ведь знаешь, что она заняла тебе место
рядом с собой. А, вот что ты придумала... Придется встать и, унизительно
изгибаясь, пропускать тебя на твое законное место. Чисто женское
коварство, прижимается к тебе всем телом, а потом отталкивает и говорит,
чтобы отпустил ее и не приставал. И что бы я ни сделал, что бы ни сказал,
все равно оставался изгаженным с ног до головы. Да, ничего не скажешь,
прикосновение ее тела приятно, фигурка у нее такая, что многие мужчины на
улице оглядываются ей вслед, но знали бы они, какая это змея, быстро бы
протрезвели от эротического дурмана, который она навевает с первого же
взгляда. Я лично всегда опасался слишком красивых женщин, и Валя -
неопровержимое доказательство моей правоты. Вот и сейчас, довольная своей
выходкой, сидит и что-то шепчет Нине, и разрази меня гром, если это не
очередная гадость в мой адрес. Хотя сейчас она выступает в роли
положительного фактора, может быть, при ней наш разговор о том, кто что
сказал, не состоится. Спасибо хотя бы за это.
Вот он звенит, такой долгожданный сейчас звонок, спасительный мой
звоночек. Впервые я чувствую к тебе какую-то странную нежность, почти
любовь.
Валя умолкла и началась лекция. Сначала лекция меня совсем не
заинтересовала, потом насторожила, и вдруг я ясно осознал, что все, что
провозглашает с кафедры этот бодрый лысеющий доцент - чушь, и не просто
чушь, а чушь собачья, все эти красивые стройные выкладки никому не нужны и
даже очень вредны, так как приводят к ошибочным результатам, а все из-за
маленькой, совсем малюсенькой ошибочки в самом начале, все из-за того, что
все это неустойчивое переплетение доказательств опирается на красивую, но,
увы, ложную аксиому. И кто это придумал, что аксиомы не требуют
доказательств - требуют, и еще как, но не эта, конечно - эта требует не
доказательства, а разоблачения. Стоп, я схватился за ручку и начал быстро
писать. Пелена незнания спала с моих глаз и на бумагу легла серия точно
доказываемых понятий, увязанных между собой предопределений и наконец
финальная искомая формула. Еще не полностью отдавая себе отчет в
последствиях своих действий, я сложил листок вдвое и передал по рядам в
сторону все еще что-то говорившего лектора. "А что вы скажете по этому
поводу?" Интересно, чем это все окончится? Развязка приближается, а я сижу
совершенно спокойно, точнее, в каком-то оцепенении и созерцаю, как ему
передают записку, вот он разворачивает ее, читает, сначала бегло, ни о чем
еще не догадываясь, потом перечитывает еще раз, по-видимому, ища ошибку в
доказательстве, потом еще и еще, и вот он уже бледнеет и, как-то криво
усмехаясь, смотрит на аудиторию испуганными глазами и опять склоняется над
моим доказательством. Проходит пять минут, десять, пятнадцать, аудитория
начинает тихонько гудеть и, наконец решившись, он спрашивает: "Кто это
написал?". И тут звенит звонок...
Такие прилежные слушатели, аккуратно конспектировавшие каждое слово
преподавателя, вдруг превращаются в шумную неорганизованную толпу и,
сметая на пути все преграды, вываливаются в коридор. Я нахожу в себе
остатки здравого смысла, чтобы не упустить столь удобный момент. Бормочу
Нине о том, что скоро вернусь, прекрасно понимая, что вернусь не скоро, и
покидаю аудиторию. Мне необходимо побыть одному, крайне необходимо побыть
одному и успокоиться. Вниз, на свежий воздух, как это я раньше не замечал,
как здесь душно, вниз, вон из института, лучше всего в соседний сквер.
В сквере тепло и тихо, но и здесь меня не оставляют в покое - с
противоположного конца с радостной улыбкой спешит Алик, как будто он меня
давно уже ждал. А может, это и к лучшему, я люблю общаться с Аликом, а
сейчас это, пожалуй, самый надежный способ отвлечься.
- Привет, Славик, ты то мне как раз и нужен. Я разработал
великолепную систему игры в спортлото, ты представь себе...
И дальше, естественно, последовало изложение всех преимуществ его
системы перед уже существующими и еще не изобретенными. Я прекрасно знал -
он теперь будет упражняться так минут десять, пока не изложит все тонкости
своей системы и описания творческих мук ее создания.
- В долю хочешь? Тогда гони четвертак. Я тут уже десять номеров
записал - за тобой еще шесть.
- Один, два, восемь, тринадцать, двадцать девять и тридцать пять.
- Повтори последние два еще раз, я не успел записать.
- Двадцать девять и тридцать пять.
- Да, а чем ты сейчас занимаешься?
- Говорю с тобой.
- Так значит ты свободен, тогда пошли в переход - там полчаса назад
начали торговать "спринтом". Сыграем пока не размели все выигрыши.
Ну нет, в переход я не пойду, это слишком далеко, а отсюда
открывается прекрасный вид на парадный вход в институт - здесь я никак не
пропущу Нину, когда она будет выходить.
- Нет, что-то не хочется.
- Ну как знаешь, а я пошел, - и он действительно пошел.
Он пошел, а я остался, остался наедине со своими странностями.
Остался ожидать Нину, опасаясь, что она опять будет спрашивать о том, что
я сказал и о том, чего я не говорил. Опять вспомнился голубь, свивший
гнездо на моем балконе, теперь уже безо всякого удивления, как тогда, во
сне, вспомнил я и того странного типа, которого встретил у конюшен
ипподрома, но никак не мог вспомнить чего-то очень важного, давно
мучившего меня...
Первой, конечно, вышла Валя и сразу направилась в мою сторону, а за
ней и Нина с двумя сумками - со своей и с моей. Радости на их лицах я не
заметил.
- А ты знаешь, что на второй паре была перекличка и тебе поставили
неявку?
- Теперь знаю, ну и что? Чем теперь мы намерены заниматься?
- Мы намерены посетить синематограф, - это Валя намерена посетить
его, что же касается нас с Ниной, то я в этом уверен не был, но промолчал.
- А на какой фильм, если не секрет?
- А не все ли равно, пойдем посмотрим, что показывают в "Мире".
Все мои попытки заставить их прогуляться своим ходом потерпели
фиаско. Мы проехали две остановки и сошли как раз напротив "Мира". У кассы
невооруженным глазом можно было заметить невообразимой длины очередь.
- Вы знаете, девочки, что меня больше всего раздражает в "Мире"?
- Что?
- То, что мы честно после занятий идем посмотреть фильм, а тут все
время толпится столько бездельников. Хотел бы я знать, что они делают
здесь в рабочее время, да еще в таком количестве?
- Да здесь ведь рядом политехнический и медицинский, и по крайней
мере половина из этой толпы такие же студенты, как и мы, так что не
раздражайся, а иди занимай очередь.
- Иду, - пробормотал я, чувствуя, как мое раздражение от присутствия
Вали усиливается. Половина - такие же студенты, как и мы, ну а вторая
половина? Никогда не поверю, что вот этот тип в джинсовом костюме,
блещущий золотыми зубами - студент. Но мне все-таки пришлось
присоединиться к скучающим претендентам на соискание билетика на дневной
сеанс и, как назло, как раз за этим джинсово-золотым типом.
За мои получасовые мучения в безликой толпе меня наградили порцией
мороженого и сообщением, что фильм двухсерийный, о чем я догадался еще
тогда, когда пришлось расплачиваться за билеты, но там-то хоть мне
улыбнулась фортуна - золотозубый взял билеты после меня - ему все никак не
могли отсчитать сдачу с его сторублевки.
До начала сеанса оставалось еще полчаса. Валя нас покинула на
"несколько минут" - встретила подружку. И тут-то Нина и задала мне вопрос,
от которого я убегал все утро:
- Что все-таки означает это твое "Эскар филте окомо"?
Для меня это было неожиданным ударом и не сдержавшись я спросил ее:
- Откуда ты знаешь геннскрит?
- Не знаю я никакого геннскрита, это ты сам сказал, когда мы сидели в
аудитории.
Майский день как-то вдруг посерел, небо приобрело фиолетовый оттенок,
перед глазами забегали серые тени, и я сразу вспомнил о красной тропе,
которая должна пролечь по коричневой поверхности разрушенной улицы. Это
длилось несколько секунд, но и за это время я почувствовал, как в мои
легкие врывается отравленный ядовитыми испарениями воздух и нестерпимо
жгучие ультрафиолетовые лучи стремятся превратить мое тело в пепел.
- Красная тропа на коричневом, - прошептал я вслух и, уже
окончательно придя в себя, виновато посмотрел Нине в глаза.
- У тебя только что было такое же лицо, как тогда...
Как тогда... Да, такое же лицо у меня было, наверное, тогда, когда я
понял, глядя вслед Длинному, что тропа должна открыться именно сейчас. Но
как объяснить это Нине? Я ей все объясню, но только не сейчас, не сейчас,
позже, потом, как нибудь потом...
- Нина, не обижайся, я сам еще ничего не могу понять, когда разберусь
- расскажу тебе обо всем.
Неужели я верю в то, что сам когда-либо смогу разобраться в этом
бреде? Верю. Ну тогда легче.
А вот и Валя возвратилась. И мы все втроем вошли в кинотеатр и через
десять минут уже сидели в зале и смотрели на экран, на котором три актера
упражнялись в мастерстве управления эмоциями зрителей. И, несмотря на то,
что количество действующих лиц не намного превышало количество серий,
фильм мне все больше и больше нравился, возможно потому, что рядом сидела
Нина, а может быть... Может быть и потому, что фильм каким-то странным
образом перекликался с тем, что творилось со мной за последнюю неделю...
По мере развития событий на экране я отмечал все новые и новые
знакомые моменты, и с середины второй серии я уже мог предсказывать
неожиданные переходы в развитии событий на экране. Это не могло быть
простым совпадением или результатом моей феноменальной прозорливости. Я
точно знал, что не смотрел этого фильма, но все события, происходящие в
нем, были мне знакомы...
Окончание фильма произвело на меня, в отличие от всех остальных
зрителей, потрясающее впечатление. Я наконец вспомнил, откуда мне все это
известно... На экране все еще мелькала коричнево-розовая пустыня, а я уже
вскочил со своего места и, схватив Нину за руку, без лишних слов потянул
ее вон из зала. У выхода меня уже ждали, я даже успел узнать одного из
них, а потом в мозгу замелькали системы дифференциальных уравнений,
целевые функции с ограничениями по криволинейному ускорению в
четырехмерном замкнутом пространстве, затем промелькнул ряд операторов, и
я перестал уже что-либо воспринимать. А уравнения шли лавиной, вспыхивали
решения, сравнивались с предыдущими, отбрасывались, и вновь стройными
рядами с неописуемой скоростью проносились новые и новые сотни уравнений.
И вся эта масса информации проскочила через мой мозг за какие-то доли
секунды, пронеслась, обжигая своей парадоксальностью, ушла и оставила
после себя одно чрезвычайно короткое, но верное решение. И вот уже
ступеньки лестницы ушли у меня из-под ног, и я ощутил, как на дикой
скорости падаю к противоположной стене, у которой замерли три зловещие
фигуры, мое тело двигалось, а я как бы со стороны наблюдал за всем
происходящим. Ноги наткнулись на что-то мягкое и я, резко перевернувшись в
воздухе, рассек мгновенно отяжелевшими руками пространство слева и справа
от себя, по силе удара отметив, что эти двое уже не подымутся. Третьего
при перевороте я задел ногой, и он был еще жив и даже сжимал в
раздробленной руке реактивный диверсионный пистолет. Да, подготовились они
неплохо, вооружились, как против тяжелого танка - успел отметить я с
каким-то странным удовлетворением, и, услыхав топот толпы, понял, что
настало время покинуть помещение. Левой рукой схватив в охапку ничего не
понимающую Нину, я лишь на миг задержался, чтобы изъять тяжелый
десятикилограммовый пистолет у третьего из нападавших, и услыхал, как он
прохрипел мне в лицо два страшных слова. Рванувшись к выходной двери и
преодолев на максимальной скорости опасное пространство, я наконец-то мог
врубить теллинг. А за секунду до теллинга меня посетила совсем уже
абсурдная мысль о том, что мы не попрощались с Валей и она наверняка
обидится...
Во рту был противный металлический привкус, безумно болела голова,
судорогой свело левую руку, в которой я все еще держал Нину, а в мозгу
пульсировала одна лишь мысль: "Теперь они от меня не отцепятся!". Слабо
застонала Нина и я, сцепив от боли зубы, разжал руку и опустил ее на
землю. Потом отбросив в сторону невыносимо тяжелый пистолет и услыхав, как
с глухим стуком его платиновая рукоятка зарылась в землю, подумал, что с
ним хорошо охотиться на таркусов, совсем не обратив внимания на то, что
даже думаю я на геннскрите.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11