Алек обнял её. Наташа вздрогнула, потому что объятие сначала было простым, дружественным, успокаивающим, но сразу же стало другим притягивающим. Она почувствовала, что ЭТО приблизилось.
Алек взял её на руки и куда-то понес. Да, она пьяная, но не настолько, - все чувствует.
Она чувствовала, как её осторожно раздевают и стало немножко знобко она была голая. И кто-то, "мой муж..." - вяло пронеслось в голове, и она почти заснула, горячий, как печка, лег рядом с ней. Ее трогали за груди, целовали, потом она почувствовала, как раздвинули ноги и что-то с болью вошло в нее, и она почти очнулась и увидела над собой красивое лицо Алека: он старался, как мог. Она хотела оттолкнуть его, закричать, но сил не было и она только прошептала: - Больно, очень больно...
Ты что, девушка? - услышала она горячий шепот и не знала, что сказать.
Не эна-аю... - прошептала она и впала в сон. Алек удивился тому, что она крикнула: больно!
Он посмотрел, - крови не было, но что-то все-таки было... Она же девушка! Болван, можно разве так напиваться! Но она сама хотела пить и пить! Боялась, наверное. Он с нежностью погладил по её ма - ленькой грудке... Нет, до утра. И он тоже провалился в сон.
Утром её разбудил Алек. Он не потряс её, а тихо называл по имени, и она проснулась. У Алека было недовольное лицо,и он ска-зал:
Натуль, я думаю, пора выпирать эту команду по домам. На-доели! Олег уже с утра смотался в магазин, сейчас сидят на ма-ленькой терраске, распивают! Давай, ты вставай, скажи, что плохо себя чувствуешь... или нет. Лучше я пойду и скажу, что Наташка мается головной болью и все наверх слышно, как они гуляют, и пусть сматываются. Пора! Олег может неделю проторчать. Раньше - пожалуйста, но не теперь... - он ласково посмотрел на Наташу, хотел присесть на кровать, но она вскочила накинула халат и ска-зала: - Неудобно, Алек, я сойду, посидим... а потом...
Алек подумал, нехотя сказал:
Хорошо, пусть ещё немножко погуляют, а потом мы с тобой нако-нец останемся вдвоем. - И он прижал её к себе и поцеловал, долго и сильно. Но она не чувствовала того, что ощутила в Африке, в мавританском дворике, когда он впервые поцеловал ее... Просто она отвечала и, наконец, задохнувшись, оторвалась и укоризненно произнесла: - Алек, у нас же столько времени...
Он вздохнул:
Ладно, пойдем, разберемся с ними.
Они вошли на маленькую терраску и их встретили громкими восторженными криками. Компания оказалась много больше, чем они ожидали: сидели ещё два соседа, оба Сашки, симпатичные молодые выпивохи.
Наташа улыбалась. Присела за стол, новые парни её нахально разглядывали, и видно было, что с удовольствием, а она думала об одном: ну вот, скоро вечер. Целый день они просидели на террасе. Соседи ухаживали за ней, подносили к сигарете огонек, устроили танцы, и все наперебой приглашали Наташу.
Алек сидел мрачный.
Под вечер перешли на большую террасу и там начался просто кар - навал! Соседи понадевали женские платья из старого гардероба
Алисы. Все покатывались от хохота. Но Алек в середине карнавала ушел куда-то. Никто и не заметил: мало ли, в туалет, в ванную, может, заплохело... И продолжали бал. Но Наташа поняла, что Алек ушел неспроста. Что он наверняка наверху. И ждет, придет ли она?
Идти ей не хотелось. Соседи-парни были веселые, остроумные и со ревновались, чтобы рассмешить её и что-нибудь необыкновенное придумать. Маленький Саша вдруг закричал, что надо немедленно идти на реку и кататься на лодке! Все восприняли это замечатель - но и только тут сообразили, что Алека давно нет.
Да он спать пошел, - догадался Олег. Все были очень довольны: муж ушел, хорошенькая жена хоть на время осталась одна! О том, что тут свадьба, они забыли, хотя и пришли с претензией, мол, не сообщили, и с цветами, прекрасными осенними цветами, сорванными наверняка со своих дачных клумб. Наташе было хорошо! Но она ду-мала о том, что обязана, просто обязана идти наверх. Тем более она видела, что Алек пил, но немного. Конечно, он не спит! Иди, иди, толкала она себя буквально в спину.
И она сказала:
Мальчики и девочки, я пойду посмотрю, что делает мои муж! Без него я никуда.
И потом, довольно строго, как истая замужняя дама, приказала всем расходиться. - Пока, мальчики! Тут и мальчики взяли в ра - зум, что они пришли на свадьбу, и это молодожены, совсем ново - рожденные молодожены, и они им мешают. Сашки сделали вид, что страшно смущены и удалились беспрекословно.
Наташа отдала ключи от другого дома Олегу и, поднимаясь по лестнице, думала о том, что мужчины, в общем, есть и милые.
Но, когда они не имеют к тебе никакого отношения. Как было с
Алеком там.
Алек не спал. Он сидел на постели и курил. Взгляд у него был совершенно трезвый и сам он выглядел подавленным. Она подошла к нему и хотела сесть рядом, но Алек указал ей на кресло, которое стояло поодаль.
Я хочу поговорить с тобой, - сказал он, не глядя на нее, стря-хивая пепел с сигареты в пепельницу, - только ты меня выслушай, не перебивай, ладно? - Он посмотрел на неё как-то отчужденно и хо-лодно. Она кивнула: хорошо, я буду молчать. Он продолжил: - На-верное, мы зря затеяли всю эту кутерьму. Ну, свадьбу-женитьбу, (он старался говорить чуть с иронией, чтобы не было заметно, как ему стало внезапно сегодня вечером больно и неприятно от того, что он понял и увидел). Ты меня не любишь. Европа? На это ты клюнула? (А она вдруг почувствовала, что уже связана с этим че-ловеком, даже больше, - привязана к нему, за эти дни привяза-лась, - как странно?! И что она не уйдет, хоть гони он её в шею. Не уйдет уже не только из-за дач-Европ, а потому, что и дача, и все, и он, - сплелись в жизнь, которой она хотела жить!) - И ты даже не влюблена. И не потому, что ты не нашла ни одного ласко-вого слова для меня, и не потому даже, что не хотела спать со мной. Я это понимаю... Просто я для тебя не существую, как чело-век, уже не говоря о мужчине... Ты даже стараешься не смотреть на меня и радуешься, когда гости, люди вокруг. Что, я не вижу, что тебе спиртное никак? Но ты пьешь, чтобы напиться и не видеть меня. Зачем, Наташа? Зачем ты согласилась выйти замуж? Ошиблась? Показалось тогда, во дворике, что сможешь полюбить меня, а те-перь понимаешь, что нет? Но я же не изверг. Мало ли что быва-ет... Лучше сразу разбежаться и не морочить голову. Ничего страшного! Я все возьму на себя...
Зачем это тебе? Если я настолько неприятен? Из-за Европы? Я уверен, что нет, ты не такая. Мне так кажется... но тогда поче - му? Объясни мне, я тебя очень прошу.
Он замолчал, и Наташа совсем было намеревалась сказать и расс - казать обо всем, но жгучее чувство жалости к нему, отчаяния, не - ожиданно появившейся близости, общности с этим в принципе малоз - накомым человеком, возникли и росли. И она, ничего не говоря, зарыдала и кинулась ему на грудь, пряча лицо в обшлагах его хала - та, пахнущего табаком, духами, им!
Она рыдала, а он говорил:
Ну успокойся, успокойся, Наташенька, прости, прости меня, - и в его голосе почудилось ей что-то, она взглянула на него и уви-дела, что слезы катятся у него из глаз (до чего же она довела его! И себя)
Она зашептала, сглатывая слезы, утирая нос:
Алек, дорогой, это ты прости меня! Я... я люблю тебя! - почти крикнула она, истинно веря в этот момент что полюбила его сей-час, а может быть, и раньше. Так они вдвоем, справляясь со своими слезами, сидели на постели, обняв друг друга, и Наташа-думала, что это, наверное, самый близкий теперь ей человек, по-тому что мама и папа далеко. И она переполнилась чувством благо-дарности и ещё раз шепнула ему в ухо:
Я люблю тебя... Ты же знал, какой у меня характер?
Но тогда что я сделал не так? - спросил он.
Ничего, я просто, как говорили у вас в посольстве, дикая.
Иногда я сама себя не понимаю...
Он успокоился, это чувствовалось, закурил, как будто забыв обо всем. А Наташа в этот момент решила, что она будет жить нор - мальной жизнью, оставив все позади. Так она решила и стала разде - ваться.
Сняв с себя все, легла на постели поверх одеяла, на спину, сложив руки внизу живота, как бы прикрываясь. Он смотрел несколько секунд, потом скинул с себя халат и лег рядом. Но не прикасаясь к ней, почти не дыша.Она взяла его руку и положила себе на живот, он вздрогнул и прижался к ней. Она повернула лицо к нему и закрыла глаза. Тогда он нежно и мягко стал гладить её, осторожно:: приговаривая: - Наташенька, милая моя, любимая девочка. Я не знал, что так буду любить тебя!.. Не догадывался даже... Не бойся, я не сделаю тебе больно... (он боится сделать ей больно! Он думает, что это её пугает! ).Она была благодарна ему за это по-человечески, но как женщина, такая, как она, - хотела, чтобы скорее все кончилось.
Потом он спросил ее:
Ты - все? - И она, не открывая глаз, кивнула. Он был счастлив, она увидела по его лицу, когда открыла на момент глаза. А какое у неё сейчас лицо? Наверное, обычное, а глаза светлые и без еди-ной искры. Не то, что у него! Но она теперь знает и будет хит-рить, притворяться. А вообще, он делал все настолько деликатно, что она не ощущала ни ужаса, ни отвращения, - только не было же-лания... Всего лишь.
Заснули они в обнимку и, когда Наташа проснулась, она увидела, что он не спит и с нежностью смотрит на нее. И опять жалость и благодарность наполнили её и она сама потянулась поцеловать его
(какое все-таки жгучее и сильное чувство-жалость!).
Они долго целовались, нежно и сладостно (целоваться с ним было приятно), но он опять потянулся к ней всем телом, и она чуть капризно сказала: - Ой, я устала ужасно... У него сделался вино - ватый вид, и он прошептал: - Прости меня... Спасибо тебе, моя радость, я так счастлив, так... как никогда не был... честное слово!
И она ему поверила. Как он верил теперь в её любовь. Они оделись и спустились вниз. Там уже сидел мрачный Олег и какая-то обеспокоенная Людок. Алек сказал, что ему надо ехать в город, в МИД.
Оформляться? - поинтересовался Олег.
Да, - ответил нехотя Алек. "Наверное, боится сглазить", - поду-мала Наташа.
Алек, Олег и Людок собрались довольно быстро и уехали. Перед отъездом Алек сказал, чтоб Наташа не скучала без него, а он скучать бу - дет, и приготовила своими ручками обед. - Сможешь? - спросил он почти просительно.
Конечно, - ответила Наташа, радуясь тому, что мама всегда за-зывала её на кухню, когда готовила супы, вторые, стол для гос-тей... Так что, она хоть и не готовила, но видела, как делает мама, и потом, она заметила на маленькой террасе,"Книгу о вкусной и здоровой пище", а эту книгу мама очень уважала за ясные, хорошие и разныерецепты. У них дома тоже была такая. Так что проблемы нет. Алек поцеловал её на прощанье так, будто уезжал на год. Наконец она вздохнула свободно. Одна. Надела ситцевое платьице из простеньких, красивый фартучек, и пошла на кухню.
Наташа начала готовку, заглядывая в книгу, медленно нарезая овощи, мясо, раздумывая, сколько перца или ещё чегонибудь поло - жить (хоть она и смотрела, как мама готовит, но, оказалось, поч - ти ничего не запомнила, потому что сама ни разу не взялась что-нибудь сделать), но все это её не утомляло, а успокаивало, - как, оказывается, приятно возиться с готовкой, одной, поглядывая в окно, открытое в сад.Она получала от всей домашней работы чис - тое наслаждение. И, главное, совсем одна! Вот в чем была самая прелесть! Потом она долго лежала в горячей ванне, полузасыпая, полудумая. А думала она о том, что это все очень скоро кончится и они уедут в чужую, пусть самую красивую на свете, страну, и там ничего, что окружает её здесь, не будет. Она будет вспоми - нать и невероятную тишину, и эту странную огромную ванну с горя - чей водой, полную пены (хотя там, наверное, ванны пошикарнее этой, но не те, не свои, - чужие). Будет вспоминать парк, лес, соседей, незначительные и такие милые разговоры и вечером крас - ный свет с террасы... Она чуть не заплакала, так ей не хотелось отсюда уезжать! А что, если Алеку отказаться от этого назначе - ния? Остаться работать здесь? Уж здесь-то место ему найдут! А она будет безвылазно жить на даче... Может быть, родит. Не может быть, вдруг подумала она, а точно. Обязательно родит и этим хоть как-то искупит свою вину. И хорошо бы сына... А потом,позже, че - рез несколько лет, позвонит Марине и спросит её о ТОМ...
Уже начало темнеть, когда она услышала, как открываются ворота и въезжает машина. Она и обрадовалась, и вместе с тем досада то - же присутствовала. Опять начнется...
Алек ворвался радостный, веселый, бросился к ней, стал её кру - жить по кухне, целовать.
Алек, милый, а я обед, знаешь, какой сварила!
Она суетилась у плиты, зажигала газ, ставила на огонь кастрю - лю, оборачиваясь на него, отвечая улыбкой на улыбку, и все это лихорадочно: успеть налить ему супу и заставить есть, тогда мож - но будет спокойно она все-таки решила - поговорить. Так, к её радости, и получилось. Алек был голоден и, конечно, лучше бы по - шел с женой наверх, а уж потом они бы со вкусом, голодные, как волки, пообедали. Но нельзя обижать молодую стряпуху, которая уже налила суп и сидит, и смотрит, будет ли он есть и как ему все понравится... Он стал есть и похвалил: - Вкусно! - Хотя не понял, что это за суп, но вкус у похлебки был вполне. Он съел несколько ложек, сказал: "Молодец", и ещё сказал:
А теперь слушай меня внимательно. Может, сядешь сюда?.. - и он показал на свои колени.
...Так-ак... Начинается. Ну что, он не может, что ли, потерпеть?
Маньяк он, что ли?
И сказала, как бы не обратив внимания на его жест:
Слушаю тебя, милый...
Мы очень скоро едем в Европу, в одну маленькую, но прекрасную страну!
Он замолчал, решив посмотреть, какова будет реакция. Но осо - бой радости он не заметил, какая-то тень промелькнула у неё на лице и появилась улыбка, как бы даже дежурная... Что ещё приду - мала его непредсказуемая любимая жена? - Ты не рада? Знаешь, я до сегодняшнего дня не особенно верил, что все получится, думал, разговоры одни, будут тянуть резину. Оказалось, нет. И. что са - мое главное, ты поедешь как сотрудник: секретарь, стенографист - ка, машинистка, переводчица, ну - просто Юлий Цезарь! И все, мне сказали. надо делать очень быстро. А через недельку-другую, мо - жет, больше, но ненамного, улетим отсюда.
Алек, - сказала она, - теперь выслушай меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41