— Я готов, — проговорил граф, считая спор бессмысленным и не понимая, чего она тянет.
Рыцарь, темная громада которого едва различалась в воротах, противоположных тем из которых вышел сам граф, сделал шаг вперед.
— Твой друг уже в человеческом облике, — вдруг сказала Астазия. — Ты не хочешь вернуться?
— Я готов к поединку, — произнес граф, лихорадочно соображая, как же теперь поступить — ее слова были полная неожиданность для него. Собственно, ни он, ни кто-либо из ордена, имени не имеющего, ни тем более никто из сопровождающих его на остров, понятия не имели, что может графа ожидать и никаких заготовленных планов действия не было и быть не могло…
— Значит, не эта причина привела тебя сюда? — спросила хозяйка острова. — Вернее, не только эта?
— Думай, что хочешь.
— Если бы ты появился здесь на десять лет раньше, ты погиб бы едва переступив вход в пещеру, — заметила она.
— Почему?
— Тогда мне не нужен был отец дочери. Сейчас — нужен. Им будешь ты. Ты мне понравился, ты подтвердил свое право. Так будет. Иначе ты не уйдешь отсюда.
Согласен?
— Да. Но ты мне не нравишься. И… у меня не было женщин, после кончины моей супруги.
— Это не имеет значения, — ответила она и сделала шаг в сторону. — Убей его или погибни. Тогда твое место займет твой сын, он мне тоже понравился.
Разговор был окончен, последний противник приближался к центру арены, его лица пока было не разглядеть из-за бьющих в лицо солнечных лучей («Надо будет сразу поменять позиция, — на подсознательном уровне отметил Роберт»).
— Постой, последний вопрос, — остановил он ее.
— Да?
— Мой сын тоже вынужден будет драться на этой арене, если погибну я?
— Да.
— Я не погибну.
— Это будет самый трудный бой в твоей жизни, граф Роберт Астурский, — торжественно произнесла волшебница. — Ты будешь сражаться с самим собой!
Рыцарь приблизился. Граф узнал в нем черты, которые изредка видел в зеркале.
Одно дело — в зеркале и совсем другое: наблюдать другого такого же человека воочию, его движения кажутся жалкой пародией на твои собственный и весь его облик вызывает брезгливое отвращение.
— Даже если б я не хотела этого боя, — чуть отойдя в сторону, добавила Астазия, — я не в силах помешать ему. Он появился здесь в тот миг, когда ты перешел запретный порог. Один из вас должен умереть. Если ты решишь скрыться в большом мире, он погонится за тобой, граф Роберт. А от себя не убежишь.
— Я готов, — усмехнулся ей в ответ прославленный рыцарь.
И в следующее мгновение он забыл о ее присутствии — для него перестало существовать все, кроме противника.
Он готовился скрестить оружие с врагом, который был точной его копией.
Но если волшебница-затворница полагала поразить его и смутить, то она ошиблась.
Граф уже сражался с собственным двойником. И даже не единожды — в первый раз совсем молодым, еще в период до вступления в орден, имени не имеющего, Роберт схватился со своим двойником, насланным владычицей полированного озера в Южных лесах; и около десятка лет назад ему пришлось вступить в бой с порождением магического зеркала в Черном замке. Оба раза бои были тяжелыми, и сейчас граф не рассчитывал на легкую победу. Но знал, что победу одержит.
Блекгарт что-то крикнул ему издали, но звук лишь долетел до отца, потеряв по пути весь смысл.
Какой контраст они представляли сейчас со стороны — один с голым торсом, весь в грязи и крови, со спутанными волосами и многодневной щетиной, а против него причесанный и выбритый, в чистых одеждах рыцарь. Впрочем, те, кто мог их сейчас видеть (то есть его родной сын и сама Астазия), отлично разбирались в создавшейся ситуации.
Граф понимал, что двойник ни в чем ему не уступает, ведет бой так же, но и имеет те же привычки, те же слабые места. Они скрестили мечи и посмотрели друг другу в глаза. Во взгляде врага не отразилось ничего — ни ненависти, ни ярости, спокойные глаза убийцы. Как у самого Роберта.
Граф отступил после первого пробного размена ударами. Отступил неожиданно — он никогда так не поступал в схватке, он старался подавить врага напором. И знал, что именно так сейчас поступит враг.
Когда двойник бросился вперед, Роберт парировал удар и отшагнул, нанеся быстрый выпад — совершенно не опасный, лишь бы дотянуться клинком до любого места противника. И он царапнул его по плечу. На новеньком камзоле противника появилось алое едва заметное пятнышко.
У себя в плече боли граф не почувствовал. Значит, самое страшное опасение не подтвердилось — нанося двойнику раны, тому, из черного зеркала, он получал такие же раны сам. Здесь все гораздо проще!
Что ж, бой — честный и открытый, до победы. Он ждал этого дня так долго!
Эпизод двенадцатый
Коридор кончился и они вышли на какую-то трибуну. Гербы на знаменах были незнакомыми, да и цвета тоже.
— Садись, — сказала девчушка, — твой отец сейчас подойдет.
В центре ристалища стояла женщина с такими же светлыми, как у его спутницы волосами.
— Это твоя мать, волшебница Астазия? — спросил Блекгарт. — Отцу придется сражаться с женщиной?
— А он не сражается с женщинами? — иронически спросила она.
— Нет. Если…
— Если что?
— Если, конечно, другого выхода нет, то…
— Не беспокойся, твой отец будет сражаться с рыцарем. Садись. Предупреждаю — не смей перелезать через барьер. Отцу ты все равно не поможешь, а тогда тебе придется сражаться самому.
— Я не боюсь.
— Очень хочется подраться на смерть? — захихикала она.
— А почему нет? — вспыхнул Блекгарт. — Меч ржавеет в ножнах, — произнес он любимую поговорку отца. — Я — рыцарь и должен сражаться….
— Смотри, — перебила она, — вон твой отец! — И добавила: — А через барьер все равно не прыгай, меня подведешь…
— Хорошо, слово рыцаря, — кивнул Блекгарт.
Отец был грязным и выглядел усталым, что неудивительно после стольких дней блужданий по проклятым коридорам. «Испытание на…» Блекгарт сглотнул комок в горле. Прошел бы он тем же путем, что отец? Должен! Но вот прошел бы…
Отец говорил с женщиной в центре, хозяйкой острова. Они говорили тихо, но слова отчетливо доносились до Блекгарта.
Но где же тот «самый сильный и отважный рыцарь»с которым должен сразиться в последнем поединке отец? Блекгарт знал цену этого поединка, знал почему так стремится отец вперед…
Самое отвратительное, это сидеть на трибуне, когда решается судьба мира. Когда твой меч остер, а рука крепка, а ты — бессловесный зритель. То есть кричать-то ты можешь сколько угодно, да толку от этого никакого.
И наконец, Блекгарт увидел противника. И набрал полную грудь воздуха, чтобы не выкрикнуть от удивления какую-нибудь глупость. Против отца, восемнадцать дней проведшего в сплошных схватках и испытаниях, выходил тоже отец, только в своем обычном виде, полный сил и уверенности в себе…
Блекгарт тут же понял — что этот второй отец был просто порождением магических сил острова. И тут же оценил по достоинству фразу девочки о самом сильном и отважном рыцаре. Но исход поединка был непредсказуем. Во всяком случае, Блекгарт испугался. Не за себя, за отца.
Гермонда, супруга наследника старейшины старейшин Орнейских островов, устроила трагедию для себя одной, не делясь тем, о чем только и думает, ни с фрейлинами, ни с кем-либо еще — да и с кем? Не мужу же рассказывать, что ее помысли только о графе Астурском. Она всерьез вбила себе в голову, что полюбила этого вечно хмурого воина. Она поняла это тогда, когда переживала за графа во время его поединка с тем наглым орнеем, оказавшимся к тому же черным магом. Ну и что, что граф Роберт много старше ее? Ну и что, что он насмехался над ней? Ну и что, что она замужем? Для настоящей любви не существует преград!
Есть существа для которых страдание — само наслаждение. Гермонда никогда не задумывалась на эту тему. Но как сладостно замирает сердце при мысли, что ее герой рискует жизнью, а она здесь, почти рядом с ним и думает только о нем.
Узнай граф об этих мыслях своей недавней подопечной сказал бы лишь, что зря во время не пороли, чтобы мысли набекрень не пошли, как сейчас, и что хорошая взбучка никогда не повредит…
Айвар все время проводил либо у костра, потягивая пиво с простыми рыцарями, либо на борту флагманского корабля у верховного жреца, порой оставаясь там до самой зари. Нельзя сказать, чтобы он совсем не уделял внимания молодой жене — по его меркам, так более чем — но Гермонде этого было мало. Ее пылкой сердце мечтало о страсти всепожирающей. И Айвар не подошел для роли предмета подобной страсти.
Она каждый день считала своим долгом самолично ходить к пещере, над которой красовалась ужасная надпись.
В этот день она сорвалась почти без повода и наорала на своих фрейлин, что они бестолковые беспутницы, у которых лишь мужики на уме, дурехи, не умеющие волосы уложить и вообще. Не они были были причиной ее гнева, но гнев вышел натуральным — припомнились все мелочи.
Не разговаривая ни с кем, она, наконец, отправилась на ежедневную прогулку к пещере. Ее личные охранники подошли к караульным, зная, что их госпожа будет долго стоять у входа; фрейлины тоже держались поодаль.
Но Гермонда успела заметить ушедшего вдоль стены Блекгарта и решила пойти следом. Ей вдруг захотелось поговорить с сыном графа честно и по душам, хоть с кем-то поделиться своими чувствами.
Хоть Блекгарт и шел не спеша, Гермонда продвигалась в своем пышном платье, не приспособленном для лесных прогулок, еще медленнее.
Какого же было ее удивление, когда она услышала вдали, там, куда ушел юный рыцарь женский голосок! Оказывается-то, этот Блекгарт не так прост и скромен, как хочет всем казаться! И не настолько сильна его любовь к этой дурехе Инессе, если он завел интрижку с кем-то из ее фрейлин или, паче того, из служанок.
Ответ на этот вопрос затмил сейчас по важности все остальное и Гермонда старалась красться осторожно, почти не производя шума. Это получалась не то, чтобы очень хорошо, но она старалась. В конце концов, ее же не заметили!
Она с замиранием сердца слушала разговор Блекгарта с его еще не рожденной сестрой. Разочарование, что не удалось вывести на яркий свет шашни Блекгарта мгновенно улетучились — она первой (вместе с Блекгартом, правда) могла узнать новое о судьбе графа Роберта! В отличие от юного рыцаря ее абсолютно не удивило, что нерожденная девочка может говорить и есть груши, которые здесь не растут.
Гермонда просто приняла это за данность и не задумывалась об этом — ее интересовало, что она скажет, а не то, откуда она взялась.
Когда Блекгарт со своей странной спутницей скрылись в невесть как образовавшемся проходе в монолите скалы, она сломала в руках от досады веточку, что не сможет пойти за ними.
Но проход не закрылся. Прошла минута, две, сколько-то… И Гермонда решилась…
Бой был напряженным, очень тяжелым и совершенно не зрелищным. И очень-очень долгим.
Роберт отлично понимал, что противник свежее его, но никакой усталости не чувствовал. Просто с собой бороться хуже некуда. Все твои слабые и сильные стороны противник знает не хуже твоего, и любой твой нестандартный прием, ставивший в тупик многих бывалых бойцов, парируется на раз. Правда и отбивать подобные удары тоже не так сложно, зная куда пойдет вражеский клинок в следующую секунду.
Надеяться можно только на ошибку и гадать, где бы ты ее сам совершил… Еще, к тому же, надо ее не совершить, чтобы не воспользовался противник…
Но тогда, в Черном замке, было гораздо хуже, поскольку любая рана у врага тут же появлялась на собственном теле, доставляя боль и уменьшая силы. Тогда он не знал, что и делать, а решение оказалось проще простого — он убрал меч и поднял вверх руки. Противник сделал то же самое и убрался в свое проклятое зеркало…
Давно это было, теперь даже Тень не расскажет.
Вот он один, почти голый, но с мечом. Один на один перед последним рубежом. Все лучшее — там за спиной. Погибшие друзья, соратники, оруженосцы. Погибшие сыновья. Погибший Тень — последняя утрата. И только Блекгарт смотрит на него, уже одним этим поддерживая. И где-то в безумной дали, в неприступной цитадели, о нем думают Блистательные Эксперты ордена, имени не имеющего. Он — их последняя надежда.
У его врага не было того, что можно потерять.
Граф прошел вперед и тут же пропустил удар на противоходе. Он сумел чуть уйти, меч врага не задел жизненно важные органы, но рана оказалась не из легких.
Обычно в любой другой схватке он бы сделал шаг назад и попытался бы успокоиться, держа врага в поле зрения. Но сейчас был не обычный бой, а бой с самим собой!
Все это мелькнуло так быстро, что невозможно было бы за это время произнести и звук, не то, что фразу, и граф бросился вперед, потому что тот, второй, этого не ожидал.
Тот, второй, сумел отразить первый удар, но Роберт, забыв о правилах ведения боя, наносил удары подряд, словно рубил дерево и не заботился о том, куда полетят щепки.
У его двойника не было того, что можно потерять, у него не было ничего — ни прошлого, ни будущего. Это было колдовское животное, порождение сил таинственного острова, наделенное его опытом ведения боя, его силой, его телом, его навыками. Но не его душой! Не его воспоминаниями! Не его сердцем!
Роберт пропустил еще несколько ударов, но на каждый нанесенный удар враг получил по три.
И когда ноги у врага подкосились и он рухнул на песок, Роберт по инерции нанес удар по воздуху — меч, просвистев по дуге, вонзился прямо в грудь упавшему.
Граф рухнул рядом с поверженным, понимая, что это победа.
Последняя ли на его пути к цели?
Он услышал легкую поступь хозяйки острова и встал на колено, чтобы встретить ее, как положено победителю.
— Все, — сказала девчушка. — Ты все видел. Нам нужно уходить. Поторопись.
— Куда? — спросил Блекгарт.
Он все еще был там, на ристалище, переживая в памяти перипетии только что завершившего боя.
— Ты не должен был здесь находиться. Поспешим!
Она схватила его за руку и потащила назад, в проход.
Блекгарт кинул последний взгляд на поле боя — его отец поднимался.
Девчушка бежала впереди, так быстро, словно за ними гналось стадо драконов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36