Мне предложил быть его ведомым. Я с радостью согласился. Еще бы, в такой полет с таким летчиком!
Перед тем как занять места в кабинах, Онуфриенко сказал мне:
- В воздухе будь особенно осмотрительным. Открою тебе свой секрет: я дальтоник. Это усложняет мне поиск цели.
- Понял, Григорий Денисович,- ответил я, немного опешив от такой новости. Ведь Онуфриенко был незаурядным летчиком. И это при таком зрении... Удивительный все-таки человек! Околдовал меня с первой встречи и до сих пор продолжает поражать...
Летели спокойно. Просматривали дороги, переправы, определяли, куда и сколько движется вражеских войск.
Оставалось километров пятьдесят до Одессы. Ее облет не входил в наши планы. Но как тут удержаться!
- Пойдем посмотрим, как живет Одесса, - передал по радио Онуфриенко.
У меня сильней забилось сердце: сейчас увижу Черное море. То самое море... У синей волны его началась моя фронтовая жизнь.
Километров за пятнадцать до города сделали горку, осмотрелись, снова снизились и на бреющем продолжали путь.
Что я знал о героической Одессе? Источником моих познаний были книги, песни, рассказы шестаковцов. Но их оказалось достаточно, чтобы запомнить и полюбить этот необычный по своей судьбе южный город.
Вот встает перед нами его широкая панорама, бросаются в глаза развалины кварталов, улицы, забитые фашистской военной техникой, порт, у причалов которого скопилось множество кораблей.
А еще дальше - Черное море.
Я видел его осенью и не знал, что оно бывает такой ослепительной голубизны. Недаром говорят, что весной все обновляется.
Бурю чувств вызвало во мне это краткое свидание с морем. Возникшее в душе приподнятое, праздничное настроение не смогли омрачить даже густые разрывы зенитных снарядов.
Здравствуй, море! Я вернулся к тебе через все невзгоды, сквозь грозы, сквозь огненное небо.
Мы пришли в тот край, где родилась боевая слава Льва Львовича Шестакова и его орлов. Это они взлетали прямо с улиц города для отражения вражеских налетов. Это они принесли отсюда на далекий азербайджанский аэродром высокий бойцовский дух, непоколебимую веру в нашу победу, которые, как эстафету, передали нам. Может быть, благодаря именно этому мы и смогли прийти сюда, чтобы продолжить героическое дело шестаковцев...
Онуфриенко, бывавший в Одессе до войны, быстро сориентировался, по железнодорожным путям мы вышли прямо на городской вокзал. Он битком набит людьми и техникой. Фашисты спешно грузятся в эшелоны, идет эвакуация войск.
Мы с ходу зашли на штурмовку эшелонов. Потом еще разок. На вокзале поднялась невообразимая паника, фашисты все бросали и разбегались. Мы с малой высоты били по крышам вагонов. Загрохотали взрывы, вспыхнули пожары.
Вот какую первую "визитную карточку" оставили мы фашистам на одесском вокзале.
Вернулись на полевой аэродром Петропавловский - там гости: московские артисты во главе со Львом Свердлиным. Он полюбился нам по фильмам "Жди меня", "Насреддин в Бухаре". Мы страшно обрадовались встрече с ним и его коллегами. Онуфриенко на радостях, пока готовили сцену, показал гостям высший пилотаж. Артисты пришли в неописуемый восторг. Через каких-то полчаса все стали своими, казалось, что мы давным-давно знаем друг друга,
Концерт прошел весело, под бурные аплодисменты. Кроме нашего полка на нем присутствовало полсела.
Наутро артисты захотели посмотреть наши боевые машины, разошлись по эскадрильям. Летчики усаживали их в кабины, рассказывали что к чему.
Свердлин поинтересовался, как удается в воздухе попадать в самолет противника.
Онуфриенко начал было объяснять, а потом передумал, стал оглядываться. Увидел на краю летного поля заброшенную мазанку, сказал своему технику:
- Проверь, нет ли там кого, закрой газетой окно и возвращайся сюда. Техник все сделал.
- А теперь. Лев Наумович, я вам покажу, как мы в воздухе стреляем. Это будет убедительнее, - предложил Онуфриенко.
Он взлетел, набрал небольшую высоту, развернулся и пошел прямо на мазанку, в какой-то миг дал короткую очередь - газета в проеме окна исчезла.
Теперь аплодировали гости.
- Такое не часто увидишь, - восхищались они, - настоящий артист!
"Вот тебе и дальтоник", - подумал я.
Свердлин оказался уроженцем Астрахани. Для меня это было приятным открытием. Мы поговорили, вспомнили наш родной город, нашлись у нас и общие знакомые.
- Если буду в Астрахани - обязательно расскажу, как сражаются наши земляки, - пообещал Свердлин на прощание.
Долго еще вспоминали мы эту встречу с артистами. Дорого было нам их внимание, они ради нас тоже ведь совершили подвиг - приехали в такое время на фронт.
Наступило утро нового дня.
Примчался к нам посыльный из штаба полка:
- Срочно готовиться к перелету.
Я тут же поднял всю эскадрилью. Султан-Галиов, протирая спросонья глаза, как-то ехидно улыбнулся:
- Шутка это, наверное, командир, ведь сегодня первое апреля.
А что, если и в самом деле шутка? Григорий Денисович вполне мог ее выкинуть. Но тут мы увидели, что и другие помчались на аэродром.
Через час приземлились в поле у Старой Кантакузинки. Оказывается, там уже находился 866-й полк соседней дивизии, работавший на "яках".
Различие в самолетах тут же стало предметом бурного обсуждения их достоинств, перешедшего в спор, разрешить который можно было только в воздухе.
Онуфриенко взлетел и выполнил головокружительный каскад фигур высшего пилотажа.
Командир 866-го полка подполковник Н. Кузин решил не оставаться в долгу он приказал одному из лучших своих летчиков командиру эскадрильи капитану Александру Колдунову подняться в воздух и показать, на что способен истребитель Як-1.
Саша Колдунов попал на фронт необычным путем. Он находился в запасном полку и рвался в бой - ему хотелось воевать. Но командование не торопилось его, как и многих других, отпускать. Тогда Саша пошел на крайность: при отправке на фронт очередной группы летчиков спрятался в чехлах на борту Ли-2 и "зайцем" прибыл в боевую часть. Возвращать Колдунова в тыл не стали - и не прогадали.
За год он вырос в превосходного воздушного бойца, возглавил эскадрилью, а потом стал дважды Героем Советского Союза.
И вот Саша ушел в небо доказать, что Як-1 не уступает Ла-5. И доказал, успешно повторив все проделанное Онуфриенко, выполнив кое-что свое.
Мнение наблюдавших за этим необычным состязанием было единодушным: и машины, и летчики равноценны.
От Старой Кантакузинки уже рукой подать до Одессы.
Вместе с наступающими войсками в освобождаемые города и села возвращались партийные и советские работники. Как-то нашей эскадрилье поручили сопровождать группы По-2. Предупредили:
- Задание особо ответственное!
Прикрытие По-2 - дело не простое. Слишком уж они тихоходные. Приходится стараться, чтобы не уйти вперед, обеспечить надежную охрану. Нам пришлось несколько раз сопровождать шестерки По-2 на аэродром, расположенный километрах в пятнадцати от Одессы, и оттуда на окраину города,
Изрядно уставшие, мы расположились вблизи города на ночлег, познакомились с теми, кого оберегали. Это оказались руководители одесских партийных и административных органов, люди, на плечи которых теперь логла вся тяжесть забот о восстановлении приморского города.
На обратном пути заметили странный паровоз, который медленно двигался к Одессе, оставляя за собой разрушенную колею. Прошлись на бреющем - видим, у паровоза сзади крюк, им он режет шпалы, разрушает путь. Ударили по черному паровозу. Он пустил пары. Готов, значит. Но только отошли - опять начал двигаться. Послал Кирилюка - тот дал очередь, от которой паровоз взорвался.
Прошло еще два дня - Одесса стала нашей. Мы перебазировались на полевые аэродромы сначала в Риуховку, затем в Раздельную.
А вскоре пришла невеселая весть: наша эскадрилья расформировывается. Почему?
Полки, из которых мы ушли, потеряли многих опытных летчиков. Командиров мало устраивало необстрелянное пополнение, и они настояли на возвращении своих опытных воздушных бойцов.
Более чем трехмесячное существование эскадрильи охотников ознаменовалось десятками сбитых фашистских самолетов, множеством уничтоженной боевой техники на земле. Очень жаль было терять дружный, сплоченный, боевой коллектив. Он мог бы многое и многое еще сделать. Однако пришлось расставаться.
Григорий Онуфриенко тут же предложил мне перейти командиром эскадрильи к нему в полк.
Предложение заманчивое. Но как же быть со своим родным коллективом? Как расценят товарищи мой поступок? Будет ли кому-нибудь в радость мой уход из полка? И тут я вспомнил Ермилова... То, что было между нами, как-то затушевалось. Но он и другим приносил огорчения, многие страдали из-за него.
Нет, служить рядом с таким человеком - это не по мне. Правда, там я узнал и прекрасных людей, у которых многому научился. Евтодиенко, Шахбазян, Девкин этих уже нет в живых, но с ними я рос как воздушный боец. Шевырин, Овчинников, Устинов, Онискевич... Нет, тяжело все-таки расставаться с тем, что стало частицей твоего сердца,
Долгими и тяжелыми были мои раздумья. Онуфриенко это видел и обратился к командиру дивизии. Последовал приказ, который поставил, как говорится, точку над "и".
Так я стал командиром первой эскадрильи 31-го Краснознаменного, ордена Кутузова III степени истребительного авиационного полка.
Судьба снова, теперь уже надолго, свела меня с человеком, к которому я тянулся всем сердцем.
С Онуфриенко я прошел по всему югу Украины - от Нижней Дуванки до Малого Тростянца. На этом долгом и трудном пути пришлось перенести много испытаний. Мне всегда придавал сил пример Героя Советского Союза Г. Д. Онуфриенко, с которым мы сражались рядом в небе, который и учил меня, и выручал из беды.
...Волга, Кубань, Дон, Днепр уже были в глубоком тылу, их чистые воды больше не осквернит фашистская нечисть.
Впереди у нас лежали Днестр и Прут.

Глава VIII. На рубеже Днестра
Начиналось четвертое военное лето...
В Малом Тростянце мы пробыли май, июнь, июль и три недели августа. Соловьиная, вишневая Украина как будто не хотела, не спешила нас отпускать: смотрите, мол, какое прекрасное лето, все благоухает, цветет, отдохните, наберитесь сил перед новыми грозными испытаниями...
Да, пройденный нами путь был нелегок. А что предстояло еще пережить этого никто не мог предвидеть.
Знали мы лишь то, что враг будет стоять насмерть на границах нашей Родины: ведь выход советских войск за пределы Советского Союза грозил полным распадом блока фашистских государств.
Наступившее затишье было тревожным и напряженным.
На нашем фронте еще оставались оккупированные врагом Измаильская область Украинской ССР и Молдавия
Днестр превратился в огненный рубеж, на котором как бы замерли противоборствующие силы перед грандиозным решающим столкновением.
Наступление приостановилось, происходило накапливание сил и средств, но для нас, летчиков, перерыва в боевой работе не было. Авиация отдыхала на войне лишь в нелетную погоду.
А сейчас стояли великолепные солнечные дни. За моими плечами - три месяца командования эскадрильей охотников. По тому военному времени - школа солидная. За этот период я приобрел некоторые навыки воспитания и обучения людей. Но и крепко запомнились слова заместителя командира 31-го полка по политической части майора А. И. Резникова:
- В работе с людьми, как и в воздушном бою, нет рецептов на все случаи. Оправдавший себя в одних обстоятельствах метод может жестоко подвести в других. Сколько подчиненных, столько и характеров, недопустимо ко всем подходить с одинаковой меркой.
Авраам Иосифович преподал мне первые уроки военной педагогики. До этого со мной никто не вел таких бесед, и мне приходилось с большим трудом самому постигать секреты воспитания бойцов. Зато, по словам того же Резникова, в таких условиях лучше проявляется человек, быстрее выясняется, может ли он быть командиром.
Итак, новая эскадрилья - новые люди. Правда, мне повезло. Со мной Виктор Кирилюк, Василий Калашонок и Олег Смирнов - старая закаленная гвардия. Они-то и составили ядро, вокруг которого стал формироваться коллектив эскадрильи.
Из новеньких сразу всем пришлись по душе коммунист младший лейтенант Борис Кисляков и комсомолец лейтенант Николай Панков. Они вместе прибыли в 31-й полк из высшей школы воздушного боя.
Борис Кисляков быстро завоевал всеобщую симпатию. Он закончил военно-политическое училище, воевал в пехоте, а когда потребовались добровольцы в авиацию - захотел стать летчиком. Овладел самолетом, техникой пилотирования - и на фронт.
Благодаря большому жизненному опыту, широкому кругозору, умению легко и просто разъяснять самые сложные вопросы он стал в эскадрилье агитатором. Послушать его беседы приходили даже воины из соседних подразделений.
Такого нужного всем нам человека, разумеется, мы всячески старались оберегать. В боевой строй вводили его неторопливо, осторожно, каждый делился с ним крупицей своего собственного опыта.
Очень восприимчивый, внимательный, всей душой стремившийся поскорее стать настоящим воздушным бойцом, Кисляков довольно уверенно шел в гору.
Парторг эскадрильи лейтенант Павел Прожеев не мог нарадоваться таким помощником. Мне тоже было приятно видеть, как прочно вживался в коллектив этот скромный, незаурядный человек. Когда Прожеев отсутствовал, Кисляков исполнял комиссарские обязанности. А в воздухе нередко обращались к нему:
- Комиссар, прикрой!
Хуже обстояло дело с Иваном Филипповым. Он слабо владел техникой пилотирования. А учить этому на фронте некогда и некому. Оставалось одно: направить его в школу воздушного боя. Потом Филиппов вернется к нам отлично подготовленным летчиком, станет моим ведомым.
Алеша Маслов... Спокойный, уравновешенный, выше среднего роста блондин. Стал ведомым у Калашонка. Никакие невзгоды не могли вывести Маслова из душевного равновесия. Дрался он в воздухе уверенно, но на риск особенно не шел. Обладал одним удивительным свойством - мог спать где угодно и сколько угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41