– Что значит – поздно? – удивилась психолог. – Сколько же вашему мальчику лет?
– Двадцать, – ответила Марина.
– А где же вы раньше, мамочка, были? – с укоризной спросила медноволосая дама и снова обвела взглядом кинозал, как шоумен, приглашая аудиторию к участию в разговоре.
– Раньше я воспитывала дочь.
– А сын ждал своей очереди в течение двадцати лет?
Марина чувствовала всю нелепость ситуации, понимала, что оказалась своего рода живцом для дискуссии, необходимой для платного семинара, но остановиться не могла и продолжала отвечать на вопросы психолога:
– Он только что появился. – Она увидела недоумение, граничащее с брезгливостью, на лицах женщин-соседок и торопливо стала объяснять: – Вообще-то он мне зять, и так получилось…
– Вы хотите заняться воспитанием зятя? – перебила ее психолог, не скрывая своего сарказма. – Да легче медведя научить танцевать! Нет-нет, по-моему, вы ошиблись. Мы говорим здесь о сыновьях.
Марина вдруг разозлилась на этих куриц, строчащих в блокнотах, и на себя тоже: чего она сюда приперлась?
– Но ведь ваши сыновья когда-нибудь станут зятьями, – сказала она тихо, – и то, что вы недоделали, станет проблемами их жен и тещ! – И пошла к выходу, кляня себя на чем свет стоит…
«Чего меня туда понесло? – С облегчением она за–крыла за собой дверь кинозала. – Ведь простейшая логика подсказывает, что зятю нужны элементарная физическая работа, ее очевидные результаты, вера в себя и свои силы».
– Марина Петровна, подождите. – За ней почти бежала Климова. – Извините, что я вмешиваюсь, но когда Валера еще только вернулся, он мне все ножи переточил, мебель починил, пылесос. Он говорил, что ему нужно руки занять…
– Да, спасибо вам, я попробую. А Валере не семинар нужен. Скорее всего ему нужна реабилитационная программа или хотя бы индивидуальная консультация психолога. Мы обе с вами, Вероника, не по адресу пришли.
Они обменялись телефонами и договорились по возможности друг друга поддерживать информацией и советами.
…В среду у Марины выдался свободный день. Она имела полное право остаться дома и заняться… зятем. Переждав сборы и уход Алены в институт, она притащила с балкона старый рассыпающийся стул, «приложила» к нему молоток и гвозди, тюбик клея и книжку «Ремонт мебели собственными руками». Подготовив фронт работ, она сладким голосом позвала зятя:
– Ипполит, ты еще не завтракал?
Операции «Макаренко» чуть было не помешала бабушка, встав на защиту мальчика:
– Марьяна, ты что, забыла? Он же завтракает с Аленой, провожает ее, а потом досыпает…
– А он у нас что, беременный, чтобы досыпать? – подбавив едучести в сладкий голос, спросила Марина и снова принялась выманивать зятя из комнаты. – Ипполит, ты меня слышишь?
– Угу.
– У меня к тебе дело.
За дверью молодоженов пошуршало, и из комнаты вышел свежеумытый дочерин муж.
– Бабушка говорит, что ты уже позавтракал?
– Да, спасибо. – По его лицу было видно, что он ждет от нее подвоха.
– А знаешь, у нас в доме существует такое простое правило: кто не работает, тот не ест. Но раз уж ты поел, то надо бы отработать. Вот я тут тебе приготовила, – она кивнула на инвалидного вида стул, – почини, пожалуйста. Там и инструкция имеется, как это сделать.
Зять стал красным как рак.
– А он вам, Марина Петровна, нужен? Или вы меня занять хотите? Может, я вам картошку на обед почищу? – взывал зять к миролюбию, но Марина уже набрала скорость.
– Картошку в этом доме чистят женщины. Ты извини, я с тобой буду откровенна. Ты обуза для моей дочери. Но если я скажу ей об этом прямо, она еще крепче будет за тебя держаться. Значит, надо сделать так, чтобы ты был как можно меньшей обузой.
– Да вы меня уже достали, Марина Петровна! – вскипел зять. – Что вы ко мне пристали, как будто я вам сын? Вы к Алене так не цепляетесь, как ко мне.
– Ну так с Аленой не нужно возиться, у нее все в порядке. А вот ты полуфабрикат, тебя же надо дожаривать и дожаривать! Зачем ей муж, который ничего не умеет и не работает? Есть семьи, в которых мужья меньше жен зарабатывают, так они за домом и детьми смотрят. А у вас что?
– К этому набору нужна еще наждачная бумага, – деловым тоном сообщил Ипполит, – у вас есть?
– Что? – Зять так резко переменил тему, что Марина, не успев свернуть с заранее выбранного воспитательного маршрута, стала медленно соображать, зачем Ипполиту с Аленой наждачная бумага, или это имеет какой-то переносный смысл? Но, увидев, что мальчик склонился над стулом-инвалидом, ощупывая изящными длинными пальцами места склейки, отметила про себя, что Ипполит, как верно подметил бывший муж Геннадий, неконфликтен.
– Есть у нас наждачная бумага, посмотри в кладовке или бабушку попроси. Она найдет, а мне уже на работу пора.
…Три дня в доме пахло морилкой, лаком, клеем, а бабушка-генерал ела Марине плешь за «вздорный характер и создание нервозной обстановки в семье». На четвертый день, выйдя утром в кухню, она стукнулась коленкой об отреставрированный стул. Дело явно не обошлось без помощи, руководства и финансовых вливаний бабушки, поскольку обивка сиденья была из явно новой ткани.
– Ну что, довольна, узурпаторша? – За спиной уже стояла мать с очевидным намерением подискутировать о методике трудового воспитания.
– Конечно, довольна, теперь я могу всем говорить, что мой зять умеет реставрировать стулья. А может быть, развесить объявления на столбах о приеме заказов? Во всяком случае, он с чистой совестью может сегодня пообедать и даже поужинать. А если вы хотите иметь в субботу пироги, то пусть починит духовку у газовой плиты, там крышка не закрывается.
– А ты из нее не устраивай посудный склад, тогда…
Но Марина мысленно уже давно «включила» шумовую завесу и была занята совсем другим: этим вечером они с Валентином собирались пойти в ресторан, чтобы отметить годовщину их первой встречи.

Глава 7. Семейная тайна

…И снова было утро субботы, и снова шестое чувство заставило ее оставить любовника нежиться в постели, а самой, выпив крепкий кофе, возвращаться домой. И снова мать-генерал встречала ее в прихожей, только сегодня ее седые волосы были завязаны в низкий пучок, а не убраны в высокую прическу. И уж еще большая редкость – она говорила шепотом.
– Где ты шляешься? Аленка дома не ночевала.
Марина так и застыла, держа в руках пальто и пласт–массовые плечики, на которые собиралась его повесить.
– А Ипполит где? Он с ней? – также шепотом спросила она.
– Ипполит-то как раз дома, а ее нет.
– Почему ты так решила? Может быть, ты просто не слышала, как она вернулась?
– Потому что она мне звонила.
– Тебе?
– Да, мне, потому что она знает, что по пятницам тебя нет. Она, видимо, решила тебе подражать.
– Давай без нотаций.
Они стояли в коридоре и шипели друг на друга. Мать поделилась имеющейся у нее информацией:
– Алена сказала, что останется ночевать у подруги, с которой вместе занимается на этих курсах, английских…
– Почему ты мне не позвонила? – снова зашептала Марина.
– Потому что она меня просила этого не делать. Она еще сказала: «А то мама испортит мне весь кайф!»
– По-ол! – звонко позвала Марина и наконец-то повесила пальто на плечики. – По-ол, выходи, ты наверняка уже проснулся от нашего шипения. Я хочу кое-что выяснить. Я тебя жду на кухне.
Но первой на кухню просочилась бабушка.
– Мариша, ты сначала успокойся, а то наговоришь лишнего. Мы же ничего не знаем.
– Во-от я и хочу узнать, кто у нас муж, где у нас ходит жена…
– Жена у нас отмечала вчера успешную сдачу –«ТОЭФЛ» с однокурсниками. – Над бабушкиным плечом возникла голова Ипполита, а затем он, решив, что прятаться за спиной пожилой дамы стыдно, боком продвинулся в кухню и встал у притолоки.
– А почему ты здесь, а она – там?
– Потому что она встречается с группой.
– Так ты им вроде не чужой…
– Мне вечером ходить нежелательно по людным местам, облавы бывают…
– Ах да, я забыла, что ты в бегах… – почти было согласилась Марина, но потом снова напала на зятя: – Нет, послушай, что ты мне врешь про бега? Ты же сколько раз ходил и вечером, и днем. Вы что, поссорились?
– Нет…
– Я все-таки ничего не понимаю. Разве тебе не все равно, где она?
– Я знаю, где она… – Ипполит старался говорить с ней мягко, как будто она девочка-несмышленыш или старая маразматичка, и это ее просто бесило.
– Странно, когда мы с Геной поженились, мы старались всегда быть вместе.
– Марина Петровна, вы меня уже достали своим допросом! – не выдержал ее напора зять. Он отлепился от дверной притолоки и потянулся к коробку спичек, лежавшему на столе около плиты. – Кто, да что, да с кем! – Пошарил по карманам, но сигарет не нашел. – Вы что, своей собственной дочери не доверяете? Почему она не может с друзьями куда-то сходить? Это их успех, а не мой!
Она первый раз видела его таким. Он говорил не со злобой, а с каким-то надрывом, и она уже чувствовала, что пора эту «сцену» заканчивать. Она знала по своему старому школьному опыту: еще чуть-чуть – и будет срыв. Но по инерции продолжила диалог:
– Но ты же муж!..
– Да я ей вовсе не муж! – в запале выкрикнул он, потом испугался, медленно сел на табуретку и молча стал вертеть в руках спичечный коробок.
– А кто, жена? – еще не осмыслив услышанное, уточнила она.
– Да никто! Мы фиктивно поженились…
Несколько минут она тупо слушала стук спичечного коробка по поверхности стола. Если брак фиктивный, то ей бы надо радоваться… Но радость что-то не приходила. Просто навалилась сонливость. Ее всегда клонило в сон после чрезмерных переживаний. Надо полагать, так о ней заботился ее собственный организм. Она решила взять тайм-аут.
– Значит, так, лжезять. Я устала, хочу спать. Придет Алена, продолжим.
…В ожидании Алены она капала валокордин бабушке-генералу, объясняла ей, что звонить на трубку Алене бессмысленно, так как она наверняка спит, и что дочка сама позвонит, как только проснется. По всей вероятности, Алене позвонил Ипполит, услышав, что бабушке плохо, а главное, чувствуя за собой вину в разглашении их «семейной тайны».
Аленка прискакала через час после окончания военных действий на домашней кухне – веселая, довольная и решительная. Она предполагала, что ее ждет, и была к этому готова. Можно сказать, выросла в полях семейных баталий.
– Мама, бабушка, поздравьте меня! Я сдала на «отлично». Теперь я точно еду в Будапешт!
Бабушка, услышав новость, еще больше расстроилась, ей понадобилась очередная порция сердечного.
– Одна? Ты поедешь одна? Что ты там забыла? Там же наркотики, мафия!
– Бабушка, у нас здесь тоже наркотиков хватает и мафия своя имеется. Зато я целый семестр буду жить в Европе! Там же по шенгенской визе все можно объехать!
– Ты оформишь визу и на Ипполита? – неожиданно остановила поток восторгов дочери Марина. Та прикусила язык, в комнате повисла пауза.
И снова, как в прошлый раз, они сидели с дочерью в Марининой комнате.
– Это правда, Алена, что мне Ипполит сказал?
– Да, мама! – с полоборота перешла в нападение дочь. – Что ты вмешиваешься-то? Ко мне препод лип. Он ко всем девчонкам, кто не замужем или не в гражданском браке, под юбку лезет. Он мерзкий старпер… И он еще три года будет у нас преподавать…
Марина внутренне содрогнулась от услышанного. Удивилась, почему дочь ничего ей об этом не рассказывала, ведь, наверное, она смогла бы ей помочь, подсказать, как вести себя и что делать. В конце концов, можно было бы и в деканат обратиться. А дочка по молодости выбрала какой-то странный способ.
– Можно подумать, что обручальное кольцо спасает, – усомнилась вслух Марина.
– А вот спасает. Ему один раз парни-мужья так вломили… Так он теперь тех терроризирует, про кого точно знает, что свободна. Мы с Полом договорились: он мне – крышу от препода, я ему – жилье, пока проблема с армией не утрясется. И потом, он трахается хорошо, так что мы с ним квиты.
Марина каким-то сторонним взглядом отфиксировала, с какой легкостью ее дочь говорит об интимной сфере отношений. «Впрочем, это свойственно нынешним молодым…»
– Алена, ты понимаешь, что вы из меня дуру сделали? Я же с ним как с писаной торбой вожусь! А мне-то какой резон все это тащить?
– А тебя никто не просил. Я тебе давно говорила, чтобы ты не лезла.
– Ах вы, засранцы, по каким законам вы живете? – Возмущение и обида буквально душили ее.
– Мамочка, да по нормальным законам мы живем, это ты все где-то витаешь! С отцом развелась, чем он тебе был нехорош? А отпустить не хочешь. Любовника при себе держишь, а не любишь.
Марина глотала ртом воздух, потому что ее душили слезы и обида. В словах дочери была горькая правда, которую она не хотела признавать, и, как ей казалось, ни–кто в доме этого не видел. Ей нечего было сказать – да и зачем?
Опустив голову, чтобы не видно было слез, она молча искала в косметичке таблетки валерьянки, ставшие в последнее время ее постоянным «витамином».
Дочь почувствовала, что зашла слишком далеко, попыталась даже заглянуть в глаза.
– Мама, прости, я не хотела тебя обидеть.
Марина еще ниже опустила голову, покачала ею из стороны в сторону и молча показала рукой на дверь, дочь постояла удрученно несколько минут и тихо вышла.
Она обессиленно откинулась на спинку дивана и разрешила себе плакать. Слезы текли по ее лицу, она их не вытирала, уставившись в бежевый абажур торшера. Обида, горечь, отчаяние, усталость вытолкнули на поверхность сознания воспоминания…

Глава 8. Объяснение

…У Гены была смешная фамилия – Козько. Марина, выйдя за него замуж, свою фамилию не меняла и родившуюся дочь записала как Васильеву. Гена, хоть и не страдал комплексом неполноценности, все-таки обиделся, потом привык, потом стал шутить, не стоит ли и ему взять фамилию жены. Потом нагрянул развод и все расставил по своим местам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10