"Жюри", и художник спешил попасть на это жюри.
Он совсем забыл, что оно должно было состояться вчера: веселый пес, герой его новой детской книжки, прочно завладел его памятью.
Но тут неожиданно чья-то рука ухватила руку веселого художника.
- Извините, я тороплюсь! - закричал художник и рванулся к двери, но рука крепко держала его.
Ведь это была рука тети Лизиного мужа, а он работал на заводе, и руки у него были достаточно крепкие.
- Я не задержу вас, товарищ художник, - весело сказал тети Лизин муж. - Я только попрошу вас передать эту игрушку директору клуба. Потому что я тоже тороплюсь.
И, передав художнику Петрушку, тети Лизин муж торопливо пошел дальше.
А веселый художник крикнул: "Непременно!" - и побежал в клуб. Он пробежал мимо дремлющего Непейводы прямо на второй этаж и рванул дверь зала. Но зал был пуст. Стулья были чинно расставлены у стен и пол чисто выметен - недаром здесь побывала недавно тетя Лиза.
Художник устало опустился на один из стульев у стены и вытер платком лоб.
- Странно! - сказал он, сунув платок в карман. - Жена дала мне сегодня какой-то особенный платок - весь разноцветный, толстый и мягкий. А не дать ли такой платок в зубы моему псу? И пусть он с этим платком бежит по улице...
И веселый художник торопливо вышел из зала и, сбежав вниз по лестнице, так же быстро направился к себе домой, чтобы скорей нарисовать то, что ему только что пришло в голову.
Глава тридцать шестая
В СТАРОЙ БАШНЕ
Веселый художник забывал не только о заседаниях и сроках сдачи своих работ. Он забывал и о многом другом, о чем люди более практические не забывают никогда.
В городе, где жил веселый художник, все время строились большие новые дома, и многие люди переезжали в новые квартиры. В этих квартирах у них прибавлялись семьи - рождались маленькие дети, женились взрослые, - и самые настойчивые и нуждающиеся хозяева этих квартир покидали их, чтобы переехать в новые, более просторные. А в старые, освобожденные ими квартиры въезжали другие семьи.
Но Главный, веселый и детский художник не въезжал еще ни разу в новую квартиру. Он просто забывал о том, что она ему совсем не помешала бы, и по-прежнему жил и работал в старой башне.
Вы думаете, это оговорка? Какие могут быть башни, да еще старые, в новом, так быстро растущем и шумном городе?
Однако башня такая существовала, и возвышалась она над зданием очень старого монастыря, который был построен в то давнее-давнее время, когда города окружали крепостные стены и дозорные глядели из узеньких, стрельчатых окошек крепостных башен, высматривая, не виден ли вдали неприятель.
Такое окошко было и в башне у веселого художника. Оно было заделано снаружи решеткой, и свет сквозь него пробивался неяркий. Поэтому внутри круглой башни всегда было темновато, и веселый художник работал у самого окна.
У этого окна он придумывал для ребят разные истории и потом рисовал к ним картинки.
Честно говоря, он любил свою старую башню, потому что очень привык к ней. Но когда садился рисовать, то всегда ворчал и жаловался, что в ней мало света.
- Когда же ты подашь заявление о новой квартире? - спрашивала его жена каждый раз, услышав знакомую воркотню.
И каждый раз он отвечал:
- Завтра, обязательно завтра подам...
И переставал ворчать, потому что начинал работать.
В этот день, придя домой, художник тоже сразу поспешил к своему окну, но его остановила жена. Она стала спрашивать, где он был и почему так рано ушел и так скоро вернулся. А об ноги его стали тереться две кошки: одна светло-рыжая, большая, а другая - маленькая, черная.
Петрушка сразу вспомнил кота Мартына из Кукольного театра и высунулся подальше из кармана художника, чтобы посмотреть на кошек. А они смотрели на него и ничуть не удивлялись: в башне у веселого художника они привыкли ко всяким чудесам.
- Дорогой мой, что это у тебя в кармане? - спросила жена, хотя веселый художник забыл ответить на ее прежние вопросы.
- Как - что? Носовой платок, который ты сама мне положила.
- Правда? - спросила жена и, смеясь, вытащила из его кармана Петрушку.
Жена смеялась; кошки, подняв хвосты трубой, смотрели на Петрушку, но не удивлялись; зато сам художник был удивлен больше всех.
- Вот так фокус! - сказал он. - Откуда ты, Петрушка?
Петрушка ничего не ответил, хотя художник ему понравился. Он считал неудобным для себя пускаться в разговоры с незнакомыми людьми.
- Он-то тебе ничего не расскажет, - сказала жена, - а ты попробуй припомнить сам.
Но как ни старался художник, он ничего не мог вспомнить.
В голове его прочно засел бегущий к трамваю пес из его новой книжки. Пес этот должен был потом встретиться и подраться с двумя кошками - это были непременные герои всех его историй... При чем же тут Петрушка?
А Петрушка и сам не понимал, при чем он тут. Его посадили на диван, и кошки сейчас же начали тереться о его бока и что-то ему втолковывать, но Петрушка не очень слушал их. Он с любопытством оглядывался, и то, что он видел, ему нравилось.
Посреди круглой комнаты стоял круглый стол, и на нем - красивый круглый пирог. Около стен разместились шкафы, в которых было очень много пестрых детских книжек и разных забавных человечков из глины и фарфора.
А у окна сидел художник, и то, что он делал, понравилось Петрушке больше всего.
Представьте себе, что он увидел: перед художником был кусок картона белый, совершенно белый. И вдруг на нем появилась голова с мохнатыми ушами, потом туловище, потом пушистый собачий хвост! Хвост этот закрутился колечком - и пес глянул на Петрушку такими озорными глазами, что тот поплотнее прижался к диванной подушке... Это было чудо, настоящее чудо! Откуда взялся пес?
Петрушка посмотрел на кошек, но эти тертые особы привыкли ко всему и ничему не удивлялись.
Потом художник нарисовал другую голову - с острыми ушками, и морду с усами, и выгнутую рыжую спину, и толстый, пушистый хвост...
Батюшки, да ведь это он рисовал ближайшую Петрушкину соседку - рыжую кошку! Но рыжая и тут не удивилась, а, зевнув, свернулась калачиком и притворилась спящей.
Искусство ее очень мало интересовало. Другое дело, если б ей предложили сейчас блюдце сметаны!
Маленькая черная тоже свернулась калачиком и, прикрыв голову черной лапкой с белой подушечкой на конце, посмотрела на Петрушку: "А ты что ж не спишь?"
Но уж какой мог быть сон, когда на картоне, стоявшем перед художником, происходили такие чудеса!
Петрушка готов был смотреть и смотреть на удивительный картон, но тут к художнику подошла его жена и сказала:
- А не довольно ли, дорогой? Пора обедать.
Да, и она, видно, тоже предпочитала искусству блюдце сметаны.
Стол был накрыт. Кошки сейчас же проснулись и стали требовать свои порции - и, конечно, получили их. Петрушке тоже было предложено угощение, но обедать в чужих домах он так же не умел, как и разговаривать с незнакомыми людьми.
Глава тридцать седьмая
РАЗГОВОРЫ ОБ ИСКУССТВЕ
После обеда чудеса на картоне больше не продолжались, а начались разговоры.
Художник сказал, что уже темнеет и трудно работать. Жена художника сказала, что нужно же наконец подать заявление о новой квартире. А художник ответил ей, что он завтра же непременно сделает это.
Кошки мурлыкали - может быть, тоже о новой квартире, хотя она была им совершенно не нужна. Как известно, кошки еще больше, чем люди, привыкают к месту и не любят менять квартиры.
А потом пришел гость. Это был худой, длинный человек, не очень молодой и не очень старый, не очень веселый, но и не очень грустный, и очень молчаливый.
Ему налили чаю, и он стал молча пить его с вкусным круглым пирогом.
Потом пришел другой гость. Этот был очень молодой и очень сердитый. Ему тоже налили чаю, но он не стал его пить, а подбежал к окну и стал смотреть то, что было нарисовано на картоне, и стал махать руками и кричать, что это надоело уже, что это скучно - рисовать все одних и тех же кошек, что это, наконец, несовременно!
- Вы бы хоть что-нибудь другое нарисовали, да хотя бы вот его! - И он ткнул пальцем в Петрушку.
- Нет, нет и нет! - закричал художник. - Меня и так обвиняют в том, что я кукольный художник. Надо рисовать живую жизнь. А мои кошки живые! И я рисую их на фоне заводских труб, которые видны из моего окошка.
Петрушке стало очень обидно. "Я самый живой! - тоже закричал он. - Я умею говорить! И плясать! Я был в поле! Я катался на лодке! Я участвовал в научной экспедиции!"
Прокричав все это, Петрушка устыдился своего хвастовства и очень смутился, но оказалось, что его никто не слышал, так как споры об искусстве продолжались.
Петрушка уже не слушал их. Ведь он не был похож на Ученого Петрушку и плохо разбирался в таких разговорах. Может быть, это происходило и оттого, что он слышал их впервые. Но, главное, его грызла обида: как, ему предпочитают кошек! И зачем только их рисовать?
Петрушка не знал, что веселый художник рисовал кошек и собак так хорошо и смешно, что дети всего мира смеялись и радовались, глядя на них. Значит, и кошки бывают полезными.
Но Петрушка этого не понимал. Он недолюбливал кошек и, главное, был обижен.
Петрушка не знал и того, что художник только говорил о том, что не хочет его рисовать, а на самом деле уже поглядывал на него исподтишка и придумывал новую книжку - "Приключения Петрушки". Он даже обложку уже представлял себе: веселую Петрушкину голову - во всю страницу, в ярко-желтом колпачке с красной кисточкой.
И попал бы Петрушка в книжку знаменитого детского художника, и прославился бы на весь мир... Но тут случилось одно не предвиденное никем обстоятельство.
Глава тридцать восьмая
ХРАНИТЕЛЬ МУЗЕЯ
Неожиданно заговорил первый гость. Тот, что пришел первым и все время молчал. Такой - ни грустный, ни веселый, ни молодой, ни старый.
- Послушайте, - сказал он вдруг, - отдайте мне вашего Петрушку. В моей экспозиции как раз не хватает такого экземпляра.
Сказав это, он снова замолчал и продолжал пить чай.
Художник, и его жена, и их сердитый молодой гость тоже все сразу замолчали и поглядели друг на друга, а потом на Петрушку.
- Право, не знаю, - нерешительно сказал художник. - Он мне, по правде говоря, самому нравится.
- Но вы только что сказали, что ни за что не будете его рисовать, невозмутимо произнес молчаливый человек.
- Да, конечно, - смутился художник. - Но я, понимаете, сам не знаю, как он ко мне попал!..
- Тем более, - сказал молчаливый человек.
Он, видимо, уже наговорился и стал отвечать все короче и короче.
- Ну что ж, берите, - еще нерешительнее сказал художник.
И молчаливый гость на этот раз только кивнул головой.
Молча подойдя к дивану, он сунул Петрушку под мышку и, молча поклонившись, вышел из комнаты.
Все снова переглянулись.
- Кто это такой? - воскликнул сердитый юноша.
- Это работник Городского музея, - объяснила жена художника. - Он иногда заходит к нам на огонек.
- Очень любит свое дело, - подхватил художник, - и прекрасно поставил его. У него отдел старой русской игрушки.
- Да? - удивился сердитый юноша. - Где это?
- Да рядом же. У нас во дворе.
- Вот как! - еще больше удивился юноша. - Ни разу не был.
А Петрушка в это время сидел на столе в очень странной и тихой комнате. Молчаливый человек только что принес его сюда. Он сам отпер дверь большим ключом, и замок резко щелкнул в царившей кругом тишине.
Петрушке стало страшно. Отчего?
Ведь кругом было довольно интересно и красиво. За блестящими зеркальными стеклами стояли и висели нарядные, хотя немного поблекшие куклы и другие игрушки.
Но никто из них далее не шелохнулся, когда в комнате появился Петрушка.
И сердце нашего маленького веселого героя невольно сжалось от предчувствия какой-то новой большой беды.
Глава тридцать девятая
ОДИН, БЕЗ ДРУЗЕЙ
Маленький глупый Петрушка не очень хорошо понимал людей. Да ведь и многие другие - постарше и поопытней его - иногда совсем неважно разбираются в окружающем: угодливых считают добрыми, а правдивых - злыми; болтливых - умными, а сдержанных - холодными. И так далее.
И маленькому нашему Петрушке человек, который принес его в музей, показался злодеем. Правильно ли это было? Как будто да...
Он запер живого, веселого Петрушку на замок, он повесил его - его, Петрушку! - на гвоздик за стеклянной витриной, он обрек его на бесконечную тишину и молчание. А что могло быть мучительней и хуже для нашего отчаянно веселого и подвижного героя?
Но Петрушка не видел того, как серьезно, почти любовно глядел на него молчаливый хранитель музея, когда принес его сюда в первый раз. Петрушка был слишком испуган тогда и подавлен и не заметил этого. Он не ценил того, с какой гордостью показывал его посетителям молчаливый хранитель. Не ценил того, каким красноречивым делался его невольный тюремщик, когда рассказывал посетителям музея об истории кукольного - Петрушкиного театра и его самого - Петрушки.
Из его слов получалось, что Петрушка был уже каким-то древним стариком, что он представлял еще тогда, когда не было на свете ни Саши, ни Розы, ни Сашиной тетки, - так давно, когда еще и города этого почти что не было, а если и было что, так только этот старый монастырь, в одной из башен которого жил теперь веселый художник.
Ах, как хотел бы Петрушка снова попасть к нему и еще раз увидеть чудо на белом картоне!
Как он хотел размяться, попрыгать, сплясать!
Он не чувствовал себя стариком, он не хотел, чтоб на него глядели с уважением и тайной скукой.
Нет, он хотел, чтобы, глядя на него, смеялись, хохотали, веселились от души! Чтобы хлопали, топали, кричали во все горло: "Петрушку!" - а он бы кланялся, и плясал, и снова кланялся, и кричал в ответ: "Пр-риходите завтр-ра!"
Нет, этим посетителям так не закричишь.
Петрушка отлично знал, что завтра они не придут, - с такими серьезными и скучными лицами стояли они у его витрины.
Они все - даже дети - входили в музей тихонько, слушали вежливо и уходили, чтобы больше никогда не вернуться. Они уходили веселее, чем входили, - туда, на воздух, на свежий осенний воздух, и за окнами слышались их оживленные голоса.
А он оставался здесь, взаперти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13