Пока немец продирался сквозь толпу, чтобы добыть для Самми чинзано, с другой стороны к ней притерся какой-то худосочный юноша.
— Я работаю в кино, — начал он, что было очевидной туфтой.
— Да? — обернулась Самми. — Какое совпадение. Я тоже.
Гэрриет совершенно забыла, как заигрывать с мужчинами. Она все время пыталась встретиться с кем-нибудь взглядом, но в последний момент сама не выдерживала и отводила глаза. Не бросай меня! — мысленно молила она Самми, но та никого и ничего не замечала, как Севенокс при виде суки, и не собиралась отвлекаться от намеченной цели.
— Разумеется, слышала, — говорила она белобрысому немцу. — Я всю жизнь мечтала попасть в Бейрют… ну да, в Бейрут.
Хуже всего, что Гэрриет не могла даже сбежать: у нее не было денег на такси.
К исходу восьмого чинзано Самми заметно продвинулась вперед в отношениях со своим немцем и вдобавок пленила еще одного — маленького толстенького немчика в очках, приятеля белобрысого. Маленький поблескивал очками и глуповато ухмылялся.
— Гэрриет, иди к нам, — позвала Самми. — Вот, познакомься с Клаусом.
Маленький, все так же ухмыляясь, шагнул к Гэрриет.
— Гэрриет жутко умная, вот увидишь, как с ней интересно, — добавила Самми.
Гэрриет, цепенея до идиотизма, с трудом выдавила из себя, что в последние дни сильно похолодало, не правда ли.
— Правда, зато северные холода дарят нам северных красавиц, — галантно вывернулся Клаус, после чего сообщил Гэрриет, что приехал в Йоркшир на конференцию по текстилю и что после Рождества он похудел уже на десять килограммов. Насчет последнего Гэрриет не совсем поняла, хорошо это или плохо.
— Он просто душечка, правда? — сказала Самми и оттащила Гэрриет в сторону.
— Они хотят пригласить нас в «Черный тюльпан», — громким шепотом заговорила она. — Это шикарный ресторан, там кормят и можно потанцевать. Говорят, там играет классная группа.
— Но мы же вернемся страшно поздно… — неуверенно начала Гэрриет.
— Да ты что! — Выпитое чинзано прибавило Самми напористости. — Я еще ни разу не была в таком заведении. Может, это мой единственный шанс!
Придется ехать, подумала Гэрриет. Нельзя же быть такой предательницей.
«Черный тюльпан» оказался даже хуже «Свободного вечера». Перекатывая по тарелке переспелую грушу, Гэрриет чувствовала, как ее улыбка становится все более натянутой.
— Сначала я ограничил углеводы, — говорил толстенький Клаус.
Самми с белобрысым не переставая оглаживали друг друга под столом. Оба были уже готовы, и Гэрриет, к своему ужасу, понимала, что ни один из них уже не сможет отвезти ее домой.
— Потом я отказался от хлеба и картошки, — бубнил Клаус.
Неужто он был еще толще? — думала Гэрриет, танцуя с Клаусом, вернее, с Клаусовым брюшком. Ей вдруг отчаянно захотелось домой, к Кори и детям. А вдруг Уильям проснется? Миссис Боттомли не услышит, ее пушкой не разбудишь. Если Кори в довершение всего придется вставать и кормить Уильяма — он просто озвереет. Интересно, долго ли ему пришлось отбиваться от этого женского «Ежемесячника»?
— Саманта, спорим на Денежку, я сейчас угадаю твои мысли? — говорил белобрысый.
— О, мои мысли стоят много денежек! — отвечала Самми, и все начинали безудержно хохотать.
— Потом я исключил пирожные и вообще сладкое, — продолжал Клаус.
— «Меня вино не веселит, и градус душу мне не жжет», — подвывал певец у микрофона.
Похоже на то, мысленно согласилась Гэрриет.
Самми наклонилась вперед, и маленький Клаус жадным взглядом впился в ее груди.
— Так что, поедем кататься? — спросил он.
— Нет! — решительно выпалила Гэрриет. — То есть, — поправилась она, — вы, конечно, можете ехать, но не могли бы вы сначала завезти меня домой?
— Нет, сначала мы все поедем с Генрихом, поднимемся к нему в номер и чего-нибудь выпьем! — вставая, объявила Самми. Она не очень твердо держалась на ногах.
— Нет-нет, — Гэрриет замотала головой. — Мне надо домой. Уильям может проснуться.
Попрепиравшись немного, Самми махнула на нее рукой.
— Ладно, посадим тебя в мотор, — сказала она. — Вообще-то в такое время такси тут не найдешь, но местный гробовщик по вечерам подрабатывает извозом.
Пока машина неслась сквозь беззвездную ночь, Гэрриет безуспешно боролась со слезами. Она предпочла бы сейчас оказаться дневной клиенткой своего таксиста: все равно для нее все было кончено. Она больше не интересна мужчинам, и она никогда не найдет отца для Уильяма.
Не успела она вставить ключ в замочную скважину, как Севенокс, который обычно дрых где-нибудь на кровати без задних ног и ничего не чуял, сперва свирепо облаял ее, а потом, поняв, что это она, взвыл от восторга и начал кругами носиться по дому, вероятно, ища, что бы ей принести.
— Севеноксик, тише, я тебя умоляю, — просила Гэрриет.
А когда она, еле волоча ноги, поднялась наверх, из ванны вышел Кори, в одном набедренном полотенце. Его мокрые черные волосы были зачесаны назад, на теле еще держались остатки прошлогоднего загара.
— Что «Ежемесячник»? — спросила Гэрриет. — Долго они тут сидели?
— Долго не то слово, — сказал Кори. — Журналистки месячные! В конце концов мне пришлось вышвырнуть их за дверь. Я слышал раньше, что перед месячными должна болеть голова, но не думал, что так сильно.
У Гэрриет не было сил даже улыбнуться.
— Извини, что так вышло, — сказала она.
Севенокс, вихляя задом, забежал в комнату Кори и уже поставил передние лапы на кровать.
— Забери его немедленно, — рявкнул Кори, — а не то я его вышвырну, как этих ежемесячниц! Выл не переставая все время, пока тебя не было. — Заметив ее покрасневшие глаза, он тотчас умерил гнев. — А кстати, где ты была?
— Ездила с Самми в тот бар — «Свободный вечер». Там мы познакомились с двумя немцами. Один высокий и красивый, другой маленький и толстенький. Красивый облюбовал Самми, маленький тоже, но ему пришлось довольствоваться мной. Я пыталась от них отколоться и найти себе кого-нибудь помоложе, да не вышло. Не приглянулась никому. — И, всхлипнув, она бросилась в свою комнату.
Когда она откинула покрывало и забралась в постель, выяснилось, что ее электрическое одеяло включено, а к подушке прищпилена записка.
"Дорогая Гэрриет! — говорилось в ней. — Что бы Он там ни говорил, ты лучше всех — мы точно это знаем. Он, кстати, тоже. Целуем.
Тритон, Амброзия, Севенокс".
Гэрриет засмеялась, и вся ее сегодняшняя трагедия вдруг показалась не такой уж страшной. Лежа в постели с открытыми глазами, она думала о Кори. Ей мерещилось, будто она, маленькая девочка, пытается составить картинку из разнокалиберных квадратов и треугольников. Она знает, что на картинке должен получиться Кори, — но треугольники никак не укладываются в свободные места.
Глава 15
Гэрриет гладила на кухне белье, когда прямо напротив окна остановился незнакомый автомобиль.
— Ой, давай спрячемся! — возбужденно зашептала Шатти. — Это противная, противная Арабелла. Она приезжает, только когда папа дома.
Из машины выбралась высокая плечистая девушка.
— Спрятаться не получится, — возразила Гэрриет. — Она нас уже видела.
— Есть кто дома? — послышался из прихожей типично театральный голос, и на пороге кухни возникла загорелая красавица с русыми, зачесанными назад волосами. На вид ей было около тридцати.
— Привет, Шатти, как дела? — с беззаботностью ветерка пропела она и, не дожидаясь ответа, повернулась к Гэрриет. — А вы, вероятно, их новая няня? Я Арабелла Райд-Росс. Кори наверняка обо мне говорил. — Но, не успела Гэрриет открыть рот, как она уже отвернулась и стала разглядывать Уильяма, который сейчас самозабвенно колотил деревянной ложкой по подлокотнику своего креслица.
— Какой милашка! Неужто новый отпрыск Ноэли?
— Нет, это мой ребенок, — сказала Гэрриет.
— О-о?.. — протянула Арабелла, вложив в один этот звук редкостное даже для сцены богатство интонаций. — И ваш муж позволяет вам тут работать?
— Я не замужем.
— О, вы удивительно храбрая женщина. — Выдержав паузу, Арабелла снова взглянула на Уильяма. — Кори у нас просто святой, у него хобби собирать под свое крыло всех несчастных.
— Раз, два, четыре, пять. А, черт! Три забыла, — сказала Шатти, считавшая котят Амброзии.
Гэрриет едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
— Шатти! — в ужасе отшатнулась Арабелла. — Разве можно так выражаться? Беги играй. Я хочу поговорить с няней.
— Она тебе не няня, а Гэрриет. И потом, я не хочу играть. — Тут личико Шатти приобрело неожиданно лукавое выражение. — Арабелла, хочешь конфетку?
— А что ж ты няне не предложишь?
— У меня только одна, — сказала Шатти. — И я решила отдать ее тебе.
— Спасибо, моя милая, — сказала Арабелла, засовывая конфетку за щеку. — Я всегда нахожу с детьми общий язык, — заметила она, оборачиваясь к Гэрриет. — Все говорят, что из меня получится прекрасная мать.
В этот момент в кухню зашел Кори, и смуглые щеки Арабеллы приобрели малопривлекательный красно-коричневый оттенок.
— Привет, Арабелла, — сказал он. — Как ты загорела.
— Да, но этот загар так быстро сходит. Жаль, что ты не видел меня неделю назад. Я только что вернулась из Сент-Морица, а то бы появилась раньше. У нас в пятницу небольшая вечеринка, приедешь?
Кори нахмурился, припоминая.
— Кажется, на пятницу уже что-то есть.
— Тогда в субботу.
Зачем заманивать так в лоб, подумала Гэрриет.
— Впрочем, нет, пятница тоже сгодится, — сказал Кори. — Я вспомнил: у Гэрриет в эту пятницу день рождения. Вот и прекрасно, пусть развлечется немного, с кем-нибудь познакомится. Спасибо, мы обязательно приедем.
Гэрриет не смела поднять глаза.
— Арабелла, тебе понравилась конфетка? — спросила Шатти.
— Да, милая, спасибо.
— А Тритону не понравилась. Он ее три раза выплевывал.
После ухода Арабеллы Гэрриет пыталась пристыдить Шатти, но та лишь пожала плечами.
— Я терпеть ее не могу. А мама сказала, что она заманивает папу в какие-то сети. Хорошо бы он в них не попался, — добавила она довольно угрюмо. — Она нам никогда ничего не дарит и говорит, что мы испорченные.
— Ну, положим, в этом она не очень ошибается, — заметила Гэрриет.
— А только что она говорила папе, чтобы он тебя выгнал, потому что мы совсем не умеем себя вести, — сказала Шатти, поднимая с подстилки одного котенка. — Но он сказал, чтобы она не лезла не в свое дело и что за нами никто еще ни разу в жизни так хорошо не смотрел. Ой, Гэрриет, какая ты стала красная!..
Гэрриет проснулась от дребезжания стекол. Поднялся сильный ветер, и ветки стучали в окно ее спальни. Она разглядывала желтую цветастую занавеску над своей кроватью, и губы ее сами расползались в улыбке. Уильям с каждым днем радовал ее все больше, да и с детьми Кори они теперь гораздо лучше понимали друг друга. В ногах храпел верный Севенокс. Гэрриет еще раз внимательно прислушалась к собственным ощущениям. Что ж, возможно, она не безумно счастлива здесь, но все же гораздо счастливее, чем раньше.
— С днем рождень-я те-бя!.. — перевирая мотив, затянул детский голосок. — С днем рожде-ни-я, Гарри-ет, с днем рожденья те-бя!
Не сводя глаз с подноса, на котором, рядом с кусочком поджаренного хлеба, покачивались вареное яйцо, чашка кофе и букетик золотистых нарциссов, Шатти прошла от двери до самой кровати Гэрриет.
— Шатти, милая ты моя! — выдохнула Гэрриет. — Давай поставим кофе на столик. — И она сняла дрожащую чашку с подноса.
— Папа уже накормил Уильяма, — сказала Шатти, — и сейчас тоже придет сюда со всеми подарками. Гэрриет, а почему ты плачешь?
— Папа, а Гэрриет плачет, — сообщила она, когда в дверях появился Кори с Уильямом на руках. Из-за плеча Кори выглядывала миссис Боттомли.
Спустив Уильяма на пол, Кори поднял голову и взглянул в полные слез глаза Гэрриет.
— Ее дело, — сказал он. — Это ее день рожденья, черт побери, и она имеет право делать все, что ей заблагорассудится. Севенокс, ну-ка брысь с постели!
— Дайте ей хоть халатик накинуть, — проворчала миссис Боттомли, оглядывая полупрозрачную ночнушку Гэрриет. — С днем рожденья тебя, милая!
Разворачивая пакеты с подарками, Гэрриет не могла поверить своим глазам. Амброзия с Тритоном «подарили» ей шелковую блузу горчичного цвета. Севенокс оказался на мели и «подарил» всего-навсего точилку для карандашей, Шатти — коробку шоколадных конфет, в которой уже не хватало нескольких штук.
— Я же должна была проверить, хорошие они или нет, — пояснила Шатти.
Джон вручил ей горшок с бордовой цинерарией, выбранной им самостоятельно и купленной на собственные карманные деньга, а миссис Боттомли преподнесла широкий ярко-розовый мохеровый палантин: она связала его сама, чтобы Гэрриет одевалась теплее, а не ходила в чем придется. Кори подарил ей серый бархатный блейзер с черными отворотами и светло-серое платье из ангорки.
У Гэрриет перехватило дыхание.
— Какое красивое, — прошептала она. — У меня в жизни не было таких красивых вещей.
— Честно говоря, я уже видеть не могу это твое тоненькое пальтишко, — буркнул Кори.
— Папа любит делать подарки, — радостно сказала Шатти. — А дарить их теперь некому, мамы ведь нет.
Позавтракав в постели, Гэрриет встала и пошла искать Кори. Он стоял возле стола у себя в кабинете и просматривал написанное вчера.
Гэрриет откашлялась.
— Кори, — заливаясь краской, начала она. — Я просто хотела поблагодарить вас, то есть тебя… за то, что мы с Уильямом так счастливы у вас, и за все эти прекрасные подарки. На самом деле я, конечно, ничего этого не заслуживаю: один Севенокс чего стоит, не говоря уже обо всех телефонных звонках, о которых я забыла тебе сообщить…
Привстав на цыпочки, она быстро чмокнула его в щеку и почти бегом устремилась к двери.
— Во класс! — послышался восхищенный голос Шатти из коридора.
С приближением вечера Гэрриет все больше волновалась. Она потерпела полное фиаско в баре для одиночек, так с какой стати рассчитывать на то, что с охотниками у нее дела пойдут лучше? Главное — не путать гончих с ловчими, думала она.
Завернувшись в полотенце, она сидела перед зеркалом и красилась, когда в дверь постучалась Шатти.
— Пойдем, я что-то тебе покажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28