Когда прошли военные, мальчик побежал за ними и так быстро промелькнул мимо контролера, что тот даже головой покачал. Во всем этом пригодились ему наставления Виктора.
Погода в Одессе стояла зимняя, но снегу еще не было. Над деревьями поднималось бледное негреющее солнце. Вадик постоял на тротуаре, вернулся на ступеньки, чтобы лучше разглядеть уголок знакомого города, где он прожил почти год. Перед ним был круглый сквер с обнаженными деревьями. Мимо, покачиваясь на мягких шинах, повернул к остановке голубой троллейбус, потом за сквером прогромыхал трамвай.
Лотошница с аппетитными коричневыми пирожками вывела Вадика из раздумья. Ему захотелось есть, да так сильно, что не хватило десятки, чтобы позавтракать досыта. Но Вадик решил больше не тратиться и отошел от лотошницы.
Он безошибочно отыскал улицу и подъезд в здании, где однажды уже был с родителями.
В канцелярии, через которую надо было пройти, сидела женщина. Она печатала на машинке и, когда Вадик приблизился к двери и хотел постучать в нее, спросила?
– Ты к товарищу Чистову?
– Да, – не совсем уверенно ответил мальчик.
– Он очень занят. Что тебе надо?
Вадик растерялся. Как он мог сказать, что ему надо, если еще не придумал. Он надеялся, что дядя Чистов (теперь он знал его фамилию) лучше разберется в его делах, чем он сам.
– Тебя Алексей Яковлевич знает? – спросила женщина.
Но Вадик еще больше смутился: «Вдруг это не тот дядя?»
– Постучи, возможно, примет, – посоветовала она.
Сняв еще в проходной свою шапку, Вадик остановился у двери и, обрадовавшись, что Чистов – это тот же дядя, громко сказал: «Здравствуйте!» Может быть, ему надо было сказать: «Здравствуйте, дядя Чистов», но Вадик не догадался. Он думал, что его сразу узнают.
– Здравствуй, молодой человек! Что скажешь? – почти не глядя на вошедшего, спрашивал Чистов, торопливо вынимая что-то из шкафа. Рядом на стуле лежали подшитые в папки бумаги. И Вадику показалось, что если даже он начнет разговаривать, то Чистов за делами не услышит его.
– Однако ты не из разговорчивых, – заметил Чистов. – А у меня, видишь ли, сейчас нет времени тобой заняться. Спешу, молодой человек.
И отыскав какую-то бумагу, он стал надевать пальто. Торопливо выпроваживая мальчика и закрывая дверь, он на ходу обратился к машинистке:
– Займитесь, Галина Ивановна, пареньком, узнайте, что ему надо.
Вадик не представлял себе, как можно забыть человека за такой короткий срок! Он уже повернул к двери, но женщина удержала его.
– Это же несерьезно, мальчик! Пришел по делу и бежишь, – говорила она, усаживая Вадика к столу.
Если бы она не приготовилась записывать, а просто с ним побеседовала, Вадик, возможно, и рассказал бы ей правду.
Женщина задавала вопрос за вопросом и, не глядя на мальчика, строчила карандашом. Вадик отвечал ей, что приходило на ум. Адрес дал неправильный: «Пусть ищут на улице Ленина», – подумал он, сердясь на нее и на Чистова.
«Пожалуй, пойти прямо к Виктору?» – подумал он, но вспомнив, что приятель учится во второй смене, решил погулять по городу.
28
Поиски сына Саянов, как и жена, начал с милиции. Но путь ему указал не дежурный милиционер, а сам начальник отделения. По его совету на следующий день Николай Николаевич и отправился в детский приемник.
Словоохотливая дежурная пригласила редкого гостя в комнату воспитателей подождать, пока придет заведующий. Она любезно предложила офицеру стул, поставив его к столику с газетами и журналами и, не скрывая желания поговорить с ним, села на диван, стоявший неподалеку от столика.
– Мой муж тоже был моряком, – грустно сказала она.
– Где же он?
– Погиб под Севастополем в сорок первом. Она охотно ответила и на другие вопросы.
Саянова о муже, потом завела разговор о детях.
– Не представляете, как трудно растить мальчиков без отца. У меня их двое: одному двенадцать, другому девять. Мы обеспечены пенсией, и все же я пошла работать: боюсь потерять перед ними свой авторитет.
Саянов улыбнулся.
– В самом деле. Вы не представляете, как это важно! Мне страшно, когда я думаю, что они будут старше, и я потеряю этот авторитет. Я здесь столько насмотрелась на этих «беглецов» и «путешественников», даже жалею, что узнала о них. Приведут его – оборванный, грязный. Станешь спрашивать, обманывает, говорит, что сирота, а смотришь – запрос о нем, родители находятся. Другой проболтается, расскажет и про папу, и про маму, особенно нам, воспитателям.
– Нина Петровна, вы скоро? – спросил, заглянув в комнату, белобрысый мальчик.
– Что тебе, Васенька? – ласково спросила женщина.
– Вот посмотрите, – протягивая рисунок, он наполовину выдвинулся из-за двери.
– Иди– сюда, покажи, что у тебя получилось.
И мальчик лет двенадцати в синем бумажном костюмчике и суконных комнатных туфлях на войлочной подошве, метнув острый взгляд в сторону Саянова, подошел к дивану. Нина Петровна, приблизив мальчугана: посадила с собою рядом и, разглядывая его рисунок, спросила:
– Домик и березка – это хорошо, но при чем тут танк около домика?
– Он не у домика, – пояснил художник. – Это бумаги не хватило. А танк, чтобы фашистов бить.
– Какие же фашисты? Война давно закончилась, – возразила воспитательница.
– А, может, другие полезут, – оправдывался смущенный художник.
– Верно, Вася, – поддержал Саянов. – Советские танки всегда должны быть наготове.
– Это наш Василек-путешественник, – приласкав мальчика, сказала Нина Петровна. – Из Читы приехал, чтобы посмотреть, где война была. Скоро он к своей маме поедет. Соскучился, Василек?
– А вот и нет, – возразил мальчик. – Я еще не посмотрел, где Суворов воевал.
– Нет, детка, этого сейчас нельзя. Мама ждет тебя домой…
– Я что у нее – один? У ней еще Мишка, да Колька, да Анютка сопливая есть…
– А отец у тебя где? – поинтересовался Саянов.
– Отец убитый, а, может, живой.
– Это как же так? Убитый, а, может, живой, – переспросил Саянов.
– А вот и так. Я с одним мальчишкой в Киев ехал. У него отец убитый был, а узнали – живой. После войны кралю себе подцепил и живет – молчит себе с ней в Киеве. Вон он ей, Ванька ноги-то поломает, будет знать! – добавил он, уверенный, что месть совершится.
Саянов отвел свой взгляд от мальчугана и посмотрел в окно.
– А вы, дядя, моряк всамделишный? – спросил Вася.
– А разве бывают моряки невсамделишные? – переспросил уже с неприязнью Саянов.
– А вот и бывают! – уверенно заявил мальчик. – Я в Одессе видел, как жулика поймали, а он моряком нарядился. Нешто он всамделишный?
Смущенная воспитательница поспешила проводить мальчика. Она выбрала ему журнал, дала новый лист бумаги и сказала:
– Иди, детка, пока порисуй, а я минут через десять приду посмотрю, как у тебя получится.
Когда мальчик ушел, Саянов спросил сочувственно:
– Как вы с такими сорванцами работаете?
– Разве дети виноваты, что их плохо воспитывают? – ответила женщина. – Мы должны из этих сорванцов сделать хороших…
Саянову надоело ждать заведующего детприемником, и он решил разузнать у воспитательницы, как ведутся розыски сбежавших детей.
Достаточно было ему сказать об исчезновении сына, как женщина, вскочив с дивана, даже вскрикнула:
– Вы Саянов?
– Да, – смущенно ответил он.
– Вы, наверное, и дома не были? Ваша жена только перед вами вышла от нас. Она говорила, что вы в командировке. Удивительно, как вы не встретились?
Нина Петровна так оживилась, что, задавая вопросы, сама на них отвечала. От нее Саянов узнал не только о розыске, который начала жена, но и о некоторых подробностях исчезновения сына. Воспитательница уговаривала Саянова сейчас же идти домой, ободрить жену своим возвращением. Видно было, что, как мать, она искренне сочувствовала Саяновой.
– Она к нам два раза в день ходит. На станцию ездит ежедневно. Сколько одних писем и телеграмм за это время разослала. У нас нет ответа только от одного киевского детприемника, – добавила она, стараясь скорее выпроводить посетителя к жене.
Но Саянов не пошел домой. «Если с ней ничего не случилось в первые дни, то теперь не страшно», – рассудил он.
Мысль о сыне не оставляла его, но думалось уже не только о том, где Вадик, а и о том, что история эта разнеслась по всему городу, а к ней добавят столько же. Будут говорить о родителях…
29
Вечерело. Вадик ждал Виктора. Он стоял, прислонившись к кривому стволу акации, и через дорогу смотрел на школу, где учился в прошлом году. В домах зажглись огни, а в классах шел, как видно, последний урок. Школьные ворота почему-то были заперты, а калитка оставалась открытой.
Послышался звонок, слабенький, едва уловимый, потом он стал отдаляться и замолк. «Пошла наверх», – подумал Вадик об уборщице, которая давала звонки.
Вадик сосредоточенно наблюдал за воротами, чтобы не прозевать Виктора. Здесь, под стволом дерева, его не заметят, а если подойти ближе, встретишься еще с бывшими учителями, начнут расспрашивать.
Целая гурьба ребят вырвалась из вестибюля. Те, кто попроворней, проскочили в калитку, выбежали на улицу, а потом спокойно побрели в разные стороны. Остальные, проталкиваясь, образовали в калитке пробку.
Каждый спешил, будто кругом горело. Поднялся шум, полетели через головы застрявших в проходе портфели и шапки. Чья-то полевая сумка с книгами оказалась на мостовой и двое мальчуганов пинали ее, как футбольный мяч.
Но вот застрявшие в калитке поехали вместе с ней обратно. Ворота распахнулись, и первым из них вышел Виктор Топорков.
Он подобрал свою сумку и дал мальчишкам по пинку так, что они чуть не растянулись на камнях. Затем Виктор сам ударил носком по чьему-то портфелю, все содержимое которого так и вывернулось наружу.
После всего Топорков с видом победителя направился к дому.
Вадик вначале шел по тротуару, потом свернул на дорогу.
– Витя! – крикнул он.
У Топоркова от удивления даже рот открылся.
– Откуда ты взялся?
– Пойдем отсюда скорее, – позвал Вадик.
По дороге он рассказал прежнему другу свою историю.
– Не пропадешь! – ободрил Витя.
– Знаешь, Витя, мне ночевать негде, – застенчиво признался Вадик.
Топорков задумался.
– Приходи ко мне, – предложил он. – Только не раньше, как в восемь. Мама в ночную работает, до утра выспишься.
Вадик впервые услышал от Вити слово: «мама» – раньше свою мать он называл «мутерша».
Быстрый на советы, Витя еще дорогой наговорил Вадику, что в Одессе можно легко устроиться.
Вечером, как было условлено, Вадик пришел к Топоркову домой после восьми часов. Только они сели к столу, где Витя готовил уроки, приоткрылась дверь и в нее заглянула соседка. Вадик даже не разглядел ее.
– Витенька, ты дома? – спросила она, присматриваясь к Вадику, но тот нарочно отвернулся.
– Не видите, что ли! – рассердился Витя. – Шпики проклятые! – сказал он, когда хлопнула соседкина дверь. – Так и зырят, а потом матери ябедничают.
– А что им надо?
– Я знаю, что им надо! Это все та тетка натворила!
– Какая?
– Такая, что тебе и во сне не снилось. Не тетка, а милиционер настоящий. Ее на заводе все боятся, и моя мама боится…
– А разве милиционеров надо бояться? Я их никогда не боюсь!
– Не знаешь, вот и не боишься. Да что милиционеры! Наталья Никифоровна хуже. Из-за нее меня даже на комсомольское бюро вызывали…
– Ты разве комсомолец?
– Какое там комсомолец! Это она такие порядки завела. Если у кого из рабочих ребята двойки получают или еще что – живо на комсомольское бюро и отчитывайся. Я уже два раза отчитывался.
– За что? – удивился Вадик.
– За что, за что? – передразнил Витя. – Первый раз за то, что мы с тобой тогда из дому удрать хотели. Тебе-то ничего, а мне за все, знаешь, как досталось!
Витя сказал так, будто он расплачивался за вину приятеля.
– На другой день, – продолжал Витя, – явилась к нам эта самая Наталья Никифоровна и давай меня допрашивать, что и почему. Потом к соседям пошла, там про меня наговорила и приказала им следить, а потом меня на комсомольском бюро строгали, знаешь, как?
– Как! – спросил удивленный Вадик.
– А вот так! Поставили, как на уроке, и рассказывай. А потом, как пошли меня крыть, как началось, мне аж жарко стало! А этот раз, вот недавно, я за вторую четверть отчитывался. Все тетрадки мои посмотрели, дневник перелистали и за каждую отметку отчет требовали.
– И опять ругали?
– Нет, не ругали, – усмехнулся Витя, – я старался в эту четверть. А знаешь, что может быть?
Витя так посмотрел на друга, будто доверял ему великую тайну.
– Если, например, у мальчишки или девчонки отметки плохие и дисциплина плохая и до трех раз они не исправляются, то батьку или мать могут с завода уволить! А если мою маму уволят, на какие деньги мы будем жить? Батька наш только сто пятьдесят рублей платит.
– А на каком заводе твоя мама работает?
– На каком, на каком, тебе не все равно на каком – на государственном, там все передовики производства и мама тоже.
Витя посмотрел на часы.
– Мне задачу решить надо, а то не успею.
Если хочешь, помоги. Мы с тобой до одиннадцати посидим, а потом я тебя вроде провожу, дверь на ключ закроем и спать ляжем.
Вадик помог Виктору решить задачу, затем они прочитали вслух заданную главу из «Капитанской дочки» и, когда с уроками было покончено, Виктор громко протопал по коридору, чтобы слышали соседи и так же громко сказал: «До свидания, приходи завтра». Они закрылись изнутри на ключ, потушили свет и легли спать.
Так проходили вечера, пока Витина мама работала в ночную смену. Деньги свои Вадик растратил в первую неделю и даже продал калоши. А в воскресенье, когда к Виктору уже нельзя было идти, он, целый день прошатавшись по улицам и базарам, купил билет в кино. Пока Вадик рассматривал свой билет и думал, погулять еще или войти в фойе, к нему подошел парень и спросил: «Продаешь?» Вадик сообразил и ответил: «Продаю». Парень протянул ему новенькую десятку и взял билет. Вадик быстро встал в очередь на следующий сеанс и купил два билета, потом еще раз продал их по десять рублей за каждый и купил только один для себя.
Вечером, после кино, его встретил Виктор.
– Знаешь, где тебе лучше ночевать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17