Хозяевам это, понятно, обходится дешево (я говорю только о старших Зимлерах, потому что молодые корчат из себя важных господ, чему мы можем лишь радоваться). А Вы сами знаете, как действует на рабочих эта унизительная, порабощающая благотворительность. Мы пытаемся – но, увы, подчас безуспешно – открыть глаза этим покорным баранам, растолковываем им, что если, с одной стороны, тебе бросают грошовую подачку – какую-нибудь булку, кусок мяса, которые эти расфуфыренные дамы привозят в роскошных экипажах бедной роженице, то с другой – господа капиталисты ежегодно получают фантастические прибыли, эксплуатируя труд рабочего и заставляя его трудиться за тридцать сантимов в час по одиннадцати, двенадцати и даже по тринадцати часов в сутки.Однако положение стало в конце концов невыносимым, и, вопреки всем указанным выше неблагоприятным обстоятельствам, среди вандеврских рабочих начались в прошлом году волнения. Вы знаете, господин Гед, что забастовка длилась три недели – с восьмого ноября по второе декабря. О подробностях стачки Вас тогда информировать мне не удалось. Восполню этот пробел сейчас. Прядильщики, работающие на фабрике Зимлеров, требовали почасовой оплаты: для мужчин – сорок сантимов, для женщин – тридцать пять и для подростков – тридцать, штуковальщицам – тридцать сантимов и ткачам, соответственно, – тридцать пять и сорок пять, а также восьмичасового рабочего дня для подростков моложе шестнадцати лет и десятичасового – для всех остальных рабочих. Хозяева согласились только на требование восьмичасового дня для подростков, а также удовлетворили требования штуковальщиц, которые фактически первые подняли шум. Все остальные предложения были отклонены, и началась забастовка. Но что прикажете делать с несознательными, неорганизованными рабочими, из которых от силы двести человек состоят членами профсоюза? Мы старались помочь самым нуждающимся. С грехом пополам удавалось распределять между бастующими обеды солидарности, кое-какую одежонку и давать каждому пособие по пятидесяти сантимов в день. Но уже через четыре дня касса стачечного комитета опустела. Хорошо еще, что наши товарищи из Парижа, Вьенна, Эльбёфа и Труа выполнили свой пролетарский долг, иначе положение было бы отчаянное, так как вдруг ударили морозы. В конце концов нам пришлось уступить и снова надеть на себя ярмо. Наши враги воспользовались этим обстоятельством и нанесли чувствительный удар по нашим рядам. Они отказались принять обратно наших товарищей, в числе двадцати одного, и тем пришлось покинуть город и даже заложить все свое имущество. Это еще ослабило наши боевые ряды.Как Вы сами видите, дорогой гражданин Гед, положение не из благоприятных. Рабочему классу нашего края грозит еще долгие годы терпеть притеснения и нищету, прежде чем забрезжит заря того счастливого дня, когда восторжествует право человека на жизнь, когда все будет преобразовано властью труда и пролетарской республики.Однако, если Вас интересует мое мнение, я лично считаю, что все обстоит не так уж безнадежно. Мы головы но вешаем, о чем я прямо так и говорю товарищам, впадающим иногда в уныние.Во-первых, прошлогодняя стачка, как ни плачевны ее результаты, выявила немало энергичных и преданных людей. Во-вторых, она укрепила и расширила связи между товарищами, которые прежде недостаточно знали друг друга, а подчас даже прямо враждовали, – я говорю о бруссистах, прудонистах, бланкистах и анархистах. Непосредственная опасность сплотила их и подняла их боевой дух. Нет худа без добра. Хотя стачка была плохо подготовлена и потому провалилась, этот провал не только не деморализовал наш пролетариат, а совсем наоборот – стачка дала нам немало поводов и возможностей шире распространять социалистическое учение, раздувать революционное пламя и обратиться с боевым призывом создать мощную классовую организацию. Наконец великие слова пролетарского Интернационала: «Освобождение трудящихся есть дело самих трудящихся» запали в сознание вандеврского пролетариата, и последние испытания не только не ослабили, а скорее закалили дух нашего маленького отряда.Понятно, хозяева не дремлют. Они стараются обновлять оборудование, заботятся о техническом его усовершенствовании, но все-таки, видно, дело идет у Зимлеров не очень успешно, приходит в упадок большое предприятие, и легкие удачи усыпляют их. Некоторые товарищи, прибывшие из Рубэ и из других городов, сообщили нам, что методы и оборудование наших фабрикантов уже устарели. Стоит в Вандевре возникнуть лучше оборудованному предприятию, и Зимлерам придется разделить судьбу их бывших конкурентов. Позвольте мне, скромному пчеловоду, воспользоваться сравнением из знакомой мне области. Похоже, что богатство таит в себе те же опасности, которые угрожают пчелиному рою, когда матка, сама того не зная, выводит не только трудовых пчел, но и трутней – злейших своих врагов.Желание наслаждаться легко приобретенным богатством уже разлагает этих зазнавшихся буржуа. На наших глазах за пятнадцать лет они переменили три квартиры, забросили маленький домик, в котором жили всей семьей по приезде в Вандевр, а сейчас поселились в самых роскошных особняках города. Эти люди, которые, как и все мы грешные, передвигались по способу пешего хождения, теперь разъезжают в шикарных экипажах, завели богатые выезды. Если старшие Зимлеры еще как-то сдерживаются, то молодые больше всего на свете боятся снизойти до простых смертных, их кареты обрызгивают нас грязью. Жюстен Зимлер, который вступил в дело всего пять лет назад, ведет себя так нагло, что подобного еще и не видали. Он-то и есть главный виновник того, что наши требования не были приняты. Этот молодой фабрикант уходит с работы в четыре-пять часов, а те, благодаря кому он имеет возможность наслаждаться жизнью, гнут спину над станками до поздней ночи. Он связался с «золотой молодежью», распутничает, развращает наших молодых работниц и вносит позор и бесчестье в наши пролетарские семьи. Но от зорких глаз товарищей не скроются его поступки, и пусть мы не доживем до светлого дня возмездия, все равно ход социального процесса обрушится на головы наших угнетателей. Пожелаем же, чтобы скорее пришел тот день, когда рабочий класс будет достаточно силен, чтобы самому стать хозяином средств производства.Примите, дорогой гражданин Гед, мой братский и социалистический привет. Фурнъе Огюсг, бывший механик фабрики «Зимлер и K°», уволенный за организацию стачки, пчеловод-практик, секретарь секции ФРП в Вандевре. ЭПИЛОГ(1889) I Если бы даже каким-нибудь чудом удалось свести воедино разрозненные воспоминания, которые сохранились в памяти Зимлеров о кузене Вениамине Штерне, все равно они никак не совпали бы с обликом шустрого упитанного янки, выпрыгнувшего из вагона прямо в объятия Гийома.За месяц до того дядя Абрам прислал из Парижа вырезку из газеты «Тан», которую он собственноручно обвел синим карандашом.«Отметим, – гласила газетная корреспонденция, – среди пассажиров, прибывших сегодня на пароходе „Шампань“, американского мультимиллионера мистера Бена Стерна. Огромное состояние мистера Бена Стерна, составленное им в рекордно короткий срок в таких отраслях, как железные дороги, хлопок, а также машиностроение, не исчерпывает всего своеобразия этой в высшей степени характерной для Америки фигуры. В отличие от некоторых наших сограждан, его состояние отнюдь не сомнительного происхождения, а широкий либерализм этого предпринимателя делает честь тому классу бизнесменов, благодаря которым с такой лихорадочной быстротой развивается деловая активность Нового Света. Господин Бен Стерн прибыл в Нью-Йорк бедняком в 1872 году. Таким образом, он, по тамошнему выражению, является типичным self-made man. Человеком, который сам себя сделал (англ.)

Отметим также, что этот представитель американской энергии является нашим соотечественником. Он происходит из отторгнутых от нас провинций, сражался в рядах нашей армии в страшный год и получил боевое крещение под Гравелотом. Гравелот – местечко на реке Мозель, где 16 и 18 августа 1870 г. проходили кровопролитные сражения.

Отец мистера Бена Стерна принадлежит к числу наиболее уважаемых коммерсантов квартала Бон-Нувель. Мистер Бен Стерн, как и многие его соотечественники, прибыл к нам с намерением посетить Всемирную выставку».– Алло, Гийом! Не узнаешь?Вениамин гнусавил по-американски и по-эльзасски одновременно, что производило довольно странное впечатление.– Жена, дети, дела! All right! Presto! Отлично! Живо! (англ.)

Я умираю с голоду и к тому же жажду видеть всех наших милейших родственников. И подумать только, что это Гийом! Ну совершенно не изменился!Подпрыгивая на ходу, чтобы поспеть за быстро шагавшим мистером Беном, Гийом подумал про себя, что кузен тоже совсем не изменился.Сара слегка смутилась, когда такой знатный иностранец дружески расцеловал ее в обе щеки. Но знатный иностранец чувствовал себя как дома, и все было по нем. Правда, он не мог сдержать веселой улыбки при виде зрелой дамы, в которую превратилась Элиза, предмет его юношеских воздыханий. Зато он был игриво почтителен с остальными дамами и весьма мил, без всякого оттенка покровительства, с мужчинами. Даже дядя Миртиль вынужден был признать, что миллионщик не убил в его племяннике чувства уважения к старшим.– Старик здорово еще крепкий, – шепнул Вениамин Гийому, улучив подходящий момент и кивая на начальственную фигуру дяди Миртиля. – По-прежнему важен и по-прежнему туп. Это-то и продлевает жизнь. Надеюсь, дядюшка, вы покажете мне вашу фабрику? Должно быть, там многое переменилось за это время? Ведь вы прямо-таки здешние короли!– Гийом тебя сводит, – ответил дядя, буро покраснев от похвал племянника. – Я теперь быстро устаю, а там есть на что посмотреть, когда, понятно, хотят смотреть. Нынче везде такие усовершенствования, что нам, старикам, и не поспеть.«Что ж, посмотрим», – решил про себя мистер Бен. Он вспомнил то немногое, что запечатлелось в его памяти но дороге с вокзала.В гостиную вошел Жюстен, он не без умысла задержался на фабрике. По его соображениям, столь поздний приход должен был выгодно подчеркнуть размах его бурной деятельности.– А ну-ка, ну-ка! Значит, вот он, мой старый попутчик по шарабану! Да точно ли это был шарабан, а, Жоз? Но, видит бог, кобыла была чистокровным скакуном и задала нам перцу! Ну-ка подойди поближе, дай на тебя посмотреть, мистер Жюстен. Прекрасно! Вот моя рука. Пожимать разрешается? Спасибо. Ты уже больше не прыгаешь через канавы в лесу? Нет? А я бы с удовольствием попрыгал. Говорят, ты стал шикарным джентльменом. Да ты, кажется, вздумал церемонии разводить, вот еще дурачина! Я вернулся в эту дряхлую страну, чтобы повидать наше семейство и порадоваться, что мы все еще живы. Я люблю слушать: моя привычка много болтать, чтобы много узнать. Но где же остальные?Маленькие красные глазки неугомонного кузена перебегали по лицам родственников, и Жозеф почувствовал, как в доброе старое время, какую-то неловкость, словно его поджаривали на медленном огне.– Ты еще не видел моих ребятишек, – сказал он.– Верно. А ну-ка представь мне их, фабрикант!– Лора пошли за ними, – послышался бесцветный голос Гермины.Завтрак устроили в доме Гийома, куда после смерти Ипполита переселились Сара и Миртиль.– Разве у вас пет телефона? – осведомился Вениамин, резко повернувшись к Гийому.– Пока еще нет, еще нет, – ответил тот улыбаясь.– А на фабрике? Как? И на фабрике тоже нет? Но почему же?Родимое пятно дяди Миртиля вдруг пошло складками – он тоже улыбнулся.– Ну, знаешь, если вводить все эти новшества…– Конечно, вводить, обязательно вводить!– А из каких таких средств? – съехидничал дядя, и Бен узнал его охрипший от окриков голос.– Но ведь в этом сама жизнь, и это дает сто на сто. А, вот она, молодежь!Вениамин произвел настоящий смотр, причем результаты его наблюдений были частично высказаны вслух в многословных излияниях, но наибольшая и притом самая существенная часть утаена про себя:– А ну-ка, посмотрим сначала на эту девицу. – «Рыженькая, конечно, любимица дедушки и бабушки Штернов. Жирновата. Есть грех!» – Д-да, черт побери!.. – «Бог спас меня от ее мамаши; надеюсь, он спасет кого-нибудь и от дочки. Ого, эта девица не растеряется, но чувствуется еще неопытность – репертуар не богатый. Нужно разнообразить приемы, дочь моя». – А теперь посмотрим вот на этого свободного гражданина. Ей-богу Жозеф для них корму не жалеет! – «Если фирма „Зимлер и K°“ рассчитывает на этого, чтобы угнаться за прогрессом, то…» – Славный мальчик, очень славный. Не отстает от старших. – «Хотел бы я посмотреть, что будет, когда этот откормленный мальчишка заполучит денежки, нажитые его папашей. Вандевр отомстит ему за себя. Да, печальная комбинация. В таком случае уж лучше эльзасское захолустье и тележка разносчика. А их правнуков сумеют ощипать еврейчики из Галиции. Галиция уж обязательно явится за добычей в этот богоспасаемый Запад, и от хваленого Запада не останется ничего, все пожрут!» – Ага! Ого! Вот это да! Это что еще за парочка? Так я и знал! Значит, я не зря сюда приехал.В гостиную весело впорхнула Лора, позади нее слышался беззаботный детский смех, вдруг разом оборвавшийся на пороге при виде янки в золотых очках.– Да пощадит господь мои сорок три года! О Юдифь, Руфь, Ревекка! О женщины моего племени! Почему я не встретил такую вот в двадцать пять лет? Молчу, молчу, старый грешник, и будем смотреть во все глаза, мы сюда за этим приехали. Честное слово, кто бы мог предвидеть? Ведь я помню, как вот эта самая Лора кокетничала со мной в шарабане. (Да точно ли еще это был шарабан?) – «Но кто же огранил этот бриллиант? Если не ошибаюсь, этот молодой человек с блестящими и немного сладкими глазами и есть тот Луи, который старается прикинуться смиренным, а жизнь так и бьет изо всех его пор. Запомни, мой мальчик, немножко лицемерия никогда не помешает, но только не слишком. Уверен, что вы, молодой человек, с утра до вечера только и делаете, что отрицаете сей мир, породивший вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47